Как мы уже упоминали выше, наряду с общественным признанием проститутки, мы всюду находим, как удивительное противоречие, общественное презрение к ней. Позор проституток разделяли с ними в средние века евреи, еретики, бродяги, прокаженные и палачи. Опороченность проституток выразилась, прежде всего, в том, что они должны были – например в Брауншвейге и Франкфурте-на-Майне – подчиняться палачу и платить налог или же, как, в Базеле, жить поблизости от палача и вообще оставаться в тесном общении с ним. Это общественное презрение уже рано выразилось в законодательстве: по закону, применение слова «проститутка» по отношению к честной женщине наказывалось, как тяжкое оскорбление. Вообще, всякие более или менее близкие отношение с проститутками считались позорными. Особенно характерным в этом отношении является одно место из масленичного представления 15 века, в котором старшина присяжных предлагает применить к обвиняемому, разлучившему жениха с его невестой, следующее наказание:
Herr richter, hort, mein urteil auch,
Wie man sol strafen diesen gauch;
Er sol des frauenwirts diener sein.
Den frauen holen prot und wein Und ieder fur die kuten naschen,
Und sol in als ir dinglich waschen,
Das sie bedorfen zu alter Zeit;
Und was man im sust arbeit geit,
Das sol er willigklich tan.
Furwar, des ist sein rechter lan,
Das setz ich fur mich zu urteil,
Seit dieser tropf ist also gail.
В другом стихотворении сказано:
Und noch eins mer, dasd ouch wol weist.
Wenn du dich sunst wilt besinnen recht,
So bist du gsyn huorenwirts knecht Zuo
Lobdingen und zuo Andellawen
Разумеется, что позорным считалось также вступление в брак с проституткой, и в некоторых цехах, например, ульмских ткачей, никто не мог быть принят в цех, если у него была «возлюбленная в борделе». Если об этом узнавал мастер цеха, он должен был уговорить виновного отказаться от своей связи, но если последний не соглашался, то братья клали перед ним башмак, т. е. лишали его права заниматься ремеслом.
Юридическим результатом «бесчестие (infamia) проституток» может считаться и то, что в средние века (как и в древности) на вопрос, можно ли совершить над проституткой насилие, отвечали вообще отрицательно. Так, старое брюннское городовое право определяет, что тот, которого застанут у распутной женщины, не подлежит наказанию со стороны судьи, а тот, кто причинит убыток клерику или светскому человеку за то, что он днем или ночью, в каком бы то ни было месте вступил в связь с распутной женщиной, должен быть наказан, как вор или разбойник. Саксонское зерцало и некоторые родственные ему своды законов придерживаются, впрочем, противоположного взгляда, по которому центр тяжести заключается не в опороченности или неопороченности женщины, а в грубом насилии, совершенном мужчиной над более слабой женщиной. Старое аугсбургское городовое право, по аналогичным мотивам, также наказывает погребением заживо за насилие «an megden, an wiben oder an varnden wiben» (над девушками, женщинами или распутными женщинами), если человек попался на месте преступления, в противном случае он подвергался infamia. Но в позднейшей редакции распутные женщины пропущены.
В средние века считалось вообще правилом, что ни одна проститутка или кто-либо из членов ее семьи не может приобрести городских гражданских прав, но во второй половине 15 века принцип этот нарушен был в некоторых городах, например, Франфуркте-на-Майне, где 8 проституток, одна распутная женщина и одна хозяйка борделя приобрели гражданские права, а в 1459 году признан был гражданином Герард Элсенер из борделя. В некоторых местах права гражданства давались проституткам, как вознаграждение за их продолжительную общеполезную деятельность.
В общем, это были, однако, исключения, а общественное презрение и резкое отграничение проституток от честных женщин составляло правило. Отграничение это выразилось, прежде всего, в предписании проституткам носить известный костюм, как типичный asigne dinfamie», который мы еще рассмотрим в другом месте, а затем еще в прямом запрещении проституткам жить вместе с честными женщинами, как это выражено, например, в неаполитанских законах Родериха I и Фридриха Швабскаго, и в устройстве особого кладбища для проституток, расположенного нередко на живодерне, как, например, в Франкфурте. В публичных местах проститутки должны были по возможности избегать появление там, где собирались для развлечение и танцев честные женщины-хотя правило это, разумеется, часто нарушалось; им отводились также особые места в церквах.
Некоторые законы, касающиеся проституток, выражают общественное презрение к ним в особенно резкой форме, запрещая, например, проституткам (как и евреям) прикасаться к предметам, выставленным для продажи, в особенности к предметам потребление и жизненным припасам.
В правовом отношении, проституток можно было лишать как права наследования, так и права завещание своего имущества. Этот взгляд выражен, например, в самой общей форме в знаменитом своде законов кастильского короля Альфонса Мудрого, в «Siete Partidas» от 1260 г. (Pars. VI, titul. VII, lex 5), где право лишить наследства отнимается только у родителей, виновных в проституировании дочери. Чрезвычайно интересное, в смысле историческом, завещание Клавдии Фабри, проститутки из борделя в Бокере, от 1492 г., показывает, однако, что по крайней мере право завещание проститутками своего имущества не везде оспаривалось законом. В этом завещании, составленном с соблюдением всех юридических правил, в присутствии нотариуса и 8 свидетелей, названная Клавдия Фабри, «fillia publica et postabularia», завещает похоронить ее по христианскому обряду, определяет известную сумму для совершение по ней ежегодной панихиды, а остальное имущество завещает бедным, своей приятельнице по борделю («атоге Dei et pro servicüs sibi impensis»), своему брату, живущему в другом городе супругу своему и last not least своему г возлюбленному («suum fidelum amicum»). Завещание это составлено в самом борделе(actum in domo postabu-larifBellicadri), из чего следует, что опороченность самого места не имела никакого влияние на совершение этого правового акта.
Менее ясно, чем в христианстве, влияние религиозной среды на проституцию и на половую этику сказывается в исламе, этом втором могущественном факторе культуры средневекового и нового мира. Мы постараемся, однако, отметить здесь главнейшие и существеннейшие моменты.
Весьма любопытно, что мы в исламе наблюдаем то же самое, что и в христианстве, а (именно: воспринятые им до известной степени взгляды и нравы античной жизни, не остались без влияние на видоизменение первоначально более благородных, этико-половых воззрений, в смысле развитие неуважения к женщине, аскtтизма, а, следовательно, и в смысле поощрение проституции, хотя женоненавистничество и аскетизм в исламе никогда не достигали такой высокой степени, как в христианстве. Но уже самое влияние в этом направлении тем замечательнее, что личность пророка Магомета, отличавшегося жгучей чувственностью и вполне утверждавшего половую жизнь, так же далека от асексуального, хотя и не вполне отрицавшего половую жизнь и придававшего ей естественную оценку (см. выше. стр. 493–499), еврейского основателя христианства, как небо от земли. Но дело в том, что в исламе, как и в христианстве, специфическая половая этика обеих религий сложилась не столько под влиянием личностей основателей их, сколько благодаря одновременным и позднейшим культурным влияниям, хотя некоторые учреждение Магомета, например гарем, и послужили впоследствии образцом для магометан, а изложенные в Коране нравственное учение и религиозное мировоззрение его так же послужили исламу для оправдание известных положений его половой этики, как и Новый Завет христианству.
Значение ислама, в смысле влияние на характер половой этики и на проституцию, заключается в том, что он впервые познакомил арабов с антично-христианскими элементами жизни и взглядами на жизнь, которые им раньше не были известны и которые, рассматриваемые в целом, должны были способствовать порабощению женщины, женоненавистничеству и проституции. Все знатоки и исследователи арабской истории культуры и ислама Согласны в том, что положение женщины у арабов до Магомета было очень высокое и свободное, а потому проституция отнюдь не имела и не могла иметь такого объема, какого она достигла впоследствии. Я сошлюсь в этом отношении на выводы Юлия Брауна, Альфреда фон Кремера, Иозефа Гелля, Фердинанда фон Рейтценштейна и других об относительной независимости и свободе женщины, которой объясняется незначительное развитие собственно проституции.
Как мы уже упоминали, Коран пролагает путь для противоположного развития, которое с течением времени привело к полному половому рабству женщины и создало условие совершенно аналогичные тем, которые мы видели у греков и которые способствовали параллельному развитию обширной проституции.
Половая этика Корана всецело отражает в себе взгляды и характер пророка. Магомет был, безусловно, чувственной натурой, прототипом полигамиста, страсть которого умножать свой гарем все возрастала, по мере того, как он старился, и потребность которого в половых вариациях прямо изумительна. Он сам наивно говорит в начале 66-ой главы: «О, пророк, зачем запрещаешь ты себе то, что разрешил тебе Господь, быть ласковым с женами своими?»
