Слабую же сторону создавшегося положения можно определить как удивительное выпадение из всех нейроки- бернетических схем работы мозга представления о нервных процессах, лежащих в основе сознания, т.е. представления о факторе, который не только неразрывно связан с деятельностью высших уровней центральной нервной системы человека, но и активно участвует в этой деятельности, выполняя в ней сложную и специфическую роль.
Эта своеобразная и несколько неожиданно сложившаяся ситуация заставляет диалектико-материалистическую теорию сознания вновь вернуться к проблеме объективности самой функции сознания и обосновать положительное решение этой проблемы, показывая одновременно, в чем заключается неадекватность аргументов в пользу эпифеноменальности сознания, которые выдвигает нейрокибернетика. Как мы увидим далее, уточнение представлений о функции сознания проясняет и роль «бессознательного», а также отношения, существующие между «бессознательным» и сознанием.
§45 Трудности разработки проблемы сознания
Проблема сознания относится к числу наиболее сложных и во многом еще недостаточно ясных. От ее решения зависит дальнейшее уточнение представлений об основных функциях человеческого мозга и об отношениях между человеком и его средой. Сложность этой проблемы обусловлена самим ее существом. Что касается ее недостаточной ясности, то здесь проявляются некоторые особенности исторически сложившегося подхода к вопросам теории сознания. Первая из этих особенностей заключается в следующем.
Проблема сознания разрабатывается на протяжении уже многих десятилетий одновременно с разных теоретических и клинических позиций: психологии и социологии, биологии и нейрофизиологии, психиатрии и невропатологии. Ею занимается как одной из своих фундаментальных тем и философия. Совершенно очевидно, что проводимые в этой связи разнотипные исследования освещают качественно разные аспекты проблемы сознания и приводят краскрытию последней в понятиях, относящихся к разным дисциплинам. Именно поэтому объяснение конкретных естественно-научных и клинико-психологических данных, полученных в результате анализа проблемы сознания, оказалось сопряженным с большими трудностями и до сих пор в удовлетворительной форме еще не достигнуто.
К сказанному можно добавить, что и между исследованиями природы сознания, проводимыми в рамках одной и той же дисциплины, нередко обнаруживаются расхождения толкований, вызванные тем, что одним и тем же терминам разными школами и направлениями придается неодинаковый смысл. Особенно глубокий характер эти различия трактовок приобретают, по легко понятным причинам, при рассмотрении проблемы сознания в ее наиболее общем, философском аспекте.
Вторая особенность, осложнившая анализ проблемы сознания, заключается в следующем. Очень важной области общей теории сознания — учению о «бессознательном» или, точнее, учению о неосознаваемых формах высшей нервной деятельности (т.е. о мозговых нервных процессах, которые, обусловливая сложные формы приспособительного поведения, не только не сопровождаются осознанием вызываемых ими психических явлений, но и не находят отражения в системе «переживаний» субъекта), долгое время в советской литературе не уделялось того внимания, которого эта область теории сознания заслуживает. Эта недооценка явилась утрированной и поэтому неадекватной реакцией на характер, приданный теории «бессознательного» идеалистической философией.
В результате такой утрированной реакции вода, согласно известной английской пословице, была выплеснута из ванны вместе с ребенком. Развитие важного раздела теории мозговой деятельности было поэтому не только задержано на многие годы, но и как бы передано на откуп фрейдизму. Ущерб, который был нанесен научной теории сознания этим неоправданным самоустранением диалектико-материалистически ориентированных исследователей от рассмотрения важнейших компонентов и механизмов высших форм приспособительной деятельности центральной нервной системы, мы только теперь начинаем как следует понимать.
Наконец, третья причина трудностей разработки проблемы сознания, на которой мы хотели бы остановиться. Марксистской философией утверждается в качестве тезиса первостепенного значения представление об активном характере сознания, о неразрывной связи последнего с деятельностью. Сознание, отмечает Энгельс, формируется деятельностью, чтобы в свою очередь влиять на эту деятельность, определяя ее. Из принципа неразрывной взаимосвязи сознания и деятельности, из понимания сознания не как пассивного отражения, а как действенного отношения к среде, включающего сложную систему субъективных мотивов и оценок, потребностей и интересов, отражающих влияние объективной действительности, в свою очередь вытекают два важных обстоятельства.
Во-первых, этот принцип позволяет резко отграничить диалектико-материалистическое понимание природы сознания от истолкования сознания, даваемого многими направлениями идеалистической психологии (от представления о сознании, как о некоем функционально и аффективно нейтральном «вместилище» переживаний, «сцене», по Jaspers, бесстрастном, более или менее ярко светящемся «экране», по Ledd, безучастном «поле», или «психическом вакууме», в рамках которого аффективно-напряженные переживания движутся, вступают в конфликты, рождаются и умирают). Во-вторых, диалектико-материалистическая трактовка сознания как действенного отношения к среде оказывается тесно связанной с проблемой структуры деятельности и регуляции поведения. А из-за этого анализ проблемы сознания неизбежно переходит на современном этапе к рассмотрению ряда специальных вопросов, поднимаемых как теорией биологического регулирования, так и новейшим развитием рефлекторной теорий. Это, конечно, серьезно углубляет всю постановку проблемы сознания, но вместе с тем осложняет ее правильное понимание, вводя в нее ряд новых категорий.
§46 Исходные посылки диалектико-материалистического учения о сознании
Разрабатывая проблему сознания, советские исследователи исходят из принципиальных положений философии марксизма-ленинизма. У Маркса интерес к проблеме факторов, формирующих человеческое сознание, может быть прослежен, начиная с ранней его работы «Экономическо-философские рукописи 1844 г.». Уже в этом раннем произведении содержится в качестве важного положения мысль о ведущей роли предметной деятельности в формировании человеческого сознания, о зависимости сознания отчеловеческой практики и истории человека как «продукта общественных отношений». В более поздних произведениях, в частности в «Немецкой идеологии», Маркс и Энгельс неоднократно возвращаются к этому фундаментальному положению об общественной природе сознания, всесторонне углубляя и развивая его. В «Диалектике природы», а также в «Анти-дюринге» Энгельс конкретизирует этот общий тезис, раскрывая его значение для понимания антропогенеза и роли практики в развитий сознания. Он освещает зависимость сознания от способов производства и исторической смены этих способов, подчеркивая также обратный процесс — влияние, оказываемое сформировавшимся сознанием на породившее его общественное бытие. К этим коренным вопросам не раз возвращался и Маркс в «Капитале» и других произведениях. Наконец, в ленинских работах, посвященных теории отражения, и во фрагментах, затрагивающих вопросы гносеологии, особенно в «Материализме и эмпириокритицизме» и «Философских тетрадях», вся эта концепция общественно-трудового генеза сознания находит наиболее развитое выражение.
Это учение явилось для советской науки методологической базой, которая предопределила существо представлений о сознании, многократно подвергавшихся у нас внимательному обсуждению[23]. Одна из серьезных попыток дальнейшей разработки проблемы сознания принадлежит у нас С. Л. Рубинштейну. Сознание, говорит С. Л. Рубинштейн, это прежде всего «осознание субъектом объективной реальности» [74]. Но в таком случае, продолжает он, сознание есть «знание о чем-то», что «как объект противостоит познающему субъекту» (разрядка наша. — Ф.Б.). С. Л. Рубинштейном подчеркивается в данном случае действительно основной, принципиальный тезис, из которого вытекает ряд важных следствий[24].
