Если бросить ретроспективный взгляд на весь этот широкий круг работ, проводившихся на протяжении десятилетий, можно значительно более обоснованно утверждать, что общая ориентация этих исследований, основные теоретические принципы, от которых эти исследования отталкивались, оказались во всяком случае способными превратить проблему «бессознательного», вопреки всему своеобразию и парадоксам ее предшествующей истории, в предмет строго научного анализа. Однако одновременно (и это также должно быть отчетливо сказано) мы видим теперь, что представители этого общего направления не смогли одинаково глубоко осветить качественно разные стороны вопроса о природе и законах «бессознательного». Мы имеем в виду следующее.
Анализируя проблему «бессознательного», можно концентрировать внимание на разных ее аспектах. Мы напомним некоторые из основных выступающих здесь планов, что позволит оттенить более сильные и более слабые стороны охарактеризованного только что общего подхода.
«Бессознательное» может изучаться как особая форма отражения внешнего мира, т.е. как область физиологических и психологических реакций, которыми организм отвечает на сигналы, без того, чтобы весь процесс этого реагирования или отдельные его фазы осознавались. «Бессознательное» можно исследовать, однако, и в ином аспекте — в плане анализа динамики и характера отношений (содружественных или, напротив, антагонистических; жестко заранее фиксированных или, напротив, гибко изменяющихся), которые складываются при регулировании поведения между «бессознательным» и деятельностью сознания и которые очень по-разному толкуются различными теоретическими направлениями и школами. Наконец, в качестве самостоятельной проблемы может выступить вопрос о механизмах и пределах влияний, оказываемых «бессознательным» на активность организма во всем диапазоне ее проявлений, — от элементарных процессов вегетативного порядка до поведения в его наиболее семантически сложных формах. Помимо этих трех аспектов, существует и ряд других, на которых мы сейчас задерживаться не будем.
В условиях реальной психической жизни все эти разные планы проявлений «бессознательного» неразрывно связаны между собой. Вместе с тем при экспериментальном й теоретическом анализе они нередко выступают дифференцированно, поскольку каждый из них требует для своего раскрытия особых методических приемов и особого истолкования.
В нашей литературе на этой дифференцированности аспектов проблемы «бессознательного» недавно останавливалась Е. В. Шорохова [94].
Можно ли сказать, что в исследованиях, проводившихся; на основе охарактеризованных выше традиций объективного, рационального и экспериментального подхода к проблеме «бессознательного», должное внимание было уделено каждой из этих разных форм проявления основного изучавшегося в них феномена? Нет, утверждать так было бы неправильно.
В работах, выполненных в нашей стране, а также в ряде очень важных подчас исследований, проводившихся со сходных методологических позиций за рубежом, было сделано немало, чтобы углубить физиологическую трактовку первого из названных выше аспектов (понимание «бессознательного» как особой формы рефлекторного отражения внешнего мира). В качестве примеров можно назвать работы, выполненные в свое время на основе теории кортико-висцеральной патологии при непосредственном участии К М. Быкова и в более позднем периоде учениками последнего И. Т. Курциным, А. Т. Пшонником, Э. Ш. Айрапетьянцем и др.; серию оригинальных исследований, посвященных вопросам субсенсорики, вышедших из лаборатории Г. В. Гершуни; исследования сходного типа, проведенные В. Н. Мясищевым; анализ осознаваемости разных; фаз условнорефлекторной деятельности, результаты которого были доложены на последнем международном конгрессе по психосоматической медицине и гипнозу (Париж, 1965) Jus (Польша); работы, проведенные в аналогичном направлении несколько лет назад Л. И. Котляревским; очень важные по выводам исследования Horvay и Сегпу (Чехословакия),, посвященные анализу отрицательных постгипнотических галлюцинаций; наблюдения над проявлениями высшей нервной деятельности в условиях сонного и гипнотического изменения сознания, накопленные Ф. П. Майоровым, И. Е. Вольпертом, И. И. Короткиным и М. М. Сусловой, А. М. Свядощем, В. Н. Касаткиным и др. Объединяющим в проблемном отношении все эти, казалось бы, очень разно ориентированные исследования является то, что в них прослеживаются недостаточно или даже вовсе неосознаваемые реакции на стимуляцию и анализируются физиологические механизмы и психологические проявления этих латентных процессов.
Второму из упомянутых выше аспектов (проблеме отношений, существующих между «бессознательным» и сознанием) у нас было также посвящено немалое количество экспериментальных работ. Акцент, однако, был поставлен здесь скорее все же на работах теоретического порядка, во многом связанных с именами Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева, в которых с позиций марксистско-ленинского учения о природе сознания был дан анализ факторов, придающих психическому отражению качество осознанности (анализ проблемы предметной отнесенности психической деятельности, обобщенности и объективизации актов сознания на основе речи). К работам этого типа относятся также исследования, выполненные в школе Д. Н. Узнадзе и осветившие вопрос о двух уровнях переживаний — уровне установок и уровне так называемой объективации [87, стр. 96—103]. Эти работы имели для постановки проблемы «бессознательного» исключительно большое значение, так как на их основе впервые представилось возможным добиться какой-то ясности в уже упоминавшемся нами, очень старом и долгое время остававшемся совершенно бесплодным споре между сторонниками «неврологического» и «психологического» истолкования природы неосознаваемых мозговых процессов. Кроме того, эти работы во многом способствовали пониманию односторонности (и потому ошибочности) схемы отношений между сознанием и «бессознательным», которую Wells справедливо называет «краеугольным камнем» психоаналитической доктрины и которая нашла выражение в известной концепции «вытеснения».
И, наконец, третий план влияний, оказываемых «бессознательным» на динамику вегетативных процессов и смысловую сторону поведения. Надо прямо сказать, что в то время как за рубежом именно к этому особенно важному для медицины аспекту проявлений «бессознательного» уже давно было приковано серьезное внимание со стороны разных направлений психосоматической медицины и всей психоаналитической школы (имеются в виду как ее ортодоксальное направление, так и многочисленные модернизированные ответвления), отечественные исследователи долгое время этой стороной проблемы в достаточной степени не интересовались. Систематическое исследование вопроса, какую роль неосознаваемые психические процессы играют в детерминации сложных форм приспособительного поведения, проводилось у нас по существу только в рамках психологического направления, созданного Д. Н. Узнадзе. Вопрос о том, как неосознаваемые формы высшей нервной деятельности влияют на вегетативные процессы в условиях нормы, на патогенез клинических синдромов, а также на процессы саногенеза (борьба с болезнью), был поставлен еще в 30-х годах в работах Р. А. Лурия, опубликованных частично, в трудах Г. Ф. Ланга, его касались в какой-то степени представители школы А. Д. Сперанского. Во всех же остальных случаях эта тема затрагивалась в советской литературе лишь мимоходом, без должной координированности соответствующих исследований и их преемственности.
§9 Основная задача современной критики психоаналитической концепции
Такое положение вещей неизбежно должно было иметь отрицательные последствия. Наш молчаливый, длившийся десятилетиями отказ от углубленного диалектико-материалистически ориентированного исследования всех сторон проблемы «бессознательного» в немалой степени способствовал тому, что освещение этих сторон было за рубежом своеобразно разделено между психоаналитической школой, экзистенциализмом, а также неотомизмом и тейардизмом (популярными в католических кругах направлениями, из которых второе создано крупным исследователем в области антропологии de Shardin). Перерыв до конца 50-х годов критических выступлений советских ученых, направленных против психоаналитической концепции, был нашими идеологическими противниками энергично использован для расширения сферы их влияния. И в результате мы оказались перед лицом значительного усиления популярности за рубежом за последние 20—30 лет не только неофрейдизма, но и ряда близких к нему в идейном отношении концепций. Об этом отчетливо говорят как тенденции, проявляющиеся время от времени в соответствующих областях зарубежной литературы, так и особенно опыт ряда крупных международных совещаний, имевших место за последние годы, например I съезда Чехословацких психиатров 1959 г., на котором происходил обмен мнениями между советскими психоневрологами и ведущими исследователями психосоматической и психоаналитической ориентации, прибывшими на этот съезд из Канады, США и Франции; дискуссий, по вопросам психоанализа, происходивших в 1960 г. в Будапеште и на III Всемирном психиатрическом конгрессе в 1961 г.; обмена мнениями на Лейпцигском конгрессе по проблемам нервного регулирования (ГДР, 1963 г.), на III конгрессе по проблемам гипноза и психосоматической медицины (Париж, 1965 г.), на IV (Мадридском) психиатрическом конгрессе 1966 г. и т. д.
