Но в таком случае разве должны мы отказываться от права на эту оценку? Разве не означало бы непростительное обеднение наших представлений введение вето на такой способ рассмотрения вещей? Разве можем мы забыть, как долго жили определенные теории, вопреки тому, что это были теории заведомо ложные, сколько страданий они приносили, и разве потомки великих итальянцев — гигантов и мучеников Возрождения — не нуждаются меньше кого бы то ни было в таких напоминаниях?
Я полагаю поэтому, что проф. Musatti не прав, объявляя понятие реакционности научной теории «неприемлемым». Его аргументация слишком академична. Она игнорирует тот факт, что теория — это не просто обобщение опыта, но обобщение, имеющее свою историческую судьбу. Когда мы говорим, что та или другая теория реакционна (или прогрессивна), это означает, что мы понимаем теорию как своеобразное выражение общественной идеологии, и отказаться от такого подхода я не смог бы, не отказавшись одновременно от основ своего мировоззрения. Я думаю, впрочем, что после этих разъяснений не исключено, что проф. Musatti согласится с правомерностью позиции, на которой я стою.
Второй аргумент проф. Musatti заключается в том, что отрицательное отношение к психоанализу отмечается не только со стороны советской науки, но также со стороны буржуазно-консервативных и клерикальных кругов, со стороны спиритуалистов всякого рода, усматривающих в психоанализе доктрину материалистическую, антирелигиозную, разрушительную. Проф. Musatti не договаривает здесь своей мысли до конца, но, видимо, она заключается в том, что если представители противоположных идеологий обвиняют фрейдизм одновременно и в реакционности, и в материализме, и безбожии, то это является доказательством несправедливости каждого из этих обвинений порознь.
Я думаю, что такое представление о своеобразной «взаимной нетрализации» обвинений не является убедительным. Мы хорошо знаем, что на протяжении многих веков идеологическая борьба шла не только между представителями идеалистических и материалистических направлений. Она развивалась (и продолжается в острой форме поныне) и между различными школами идеалистической направленности. Если современные неотомис- ты рассматривают теории современных логических позитивистов или семантиков как разновидность антирелигиозной и материалистической философии, то разве это делает концепции Moore, Russel и Whitehead близкими взглядами Энгельса? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы увидеть, насколько слаб довод о том, что критика психоанализа справа нейтрализует критику этой теории слева. Притязания воинствующего фидеизма никакого логического отношения к критике учения Freud, проводимой советскими исследователями, не имеют и поэтому служить средством хотя бы косвенной защиты психоанализа они в устах проф. Musatti принципиально не могут.
Я хотел бы обратить внимание проф. Musatti на то, что справедливо отмечаемое им критическое отношение советских исследователей к психоанализу менее всего носит характер какой-то предвзятой установки или немотивированной негативной позиции. До сих пор еще не забыты многочисленные конкретные критические работы, которые были посвящены в Советском Союзе анализу и осуждению фрейдизма в 20-х и 30-х годах. В дальнейшем эта конкретная критика угасла, ибо эволюция психоаналитической концепции с уходом последней в область социологической проблематики настолько резко подчеркнула ненаучный и (пусть меня извинит проф, Musatti) реакционный характер всех построений Freud, что споры со сторонниками его доктрины стали бесцельными для советских исследователей. В советской же литературе стойко сохранилось широко распространенное отрицательное отношение к фрейдизму, основанное, однако, на ясно сформулированных теоретических мотивах, которые не могут быть парированы никакими заявлениями спиритуалистов о материалистичности психоанализа. Весьма характерно, что заметное оживление отрицательного отношения к фрейдизму, которое наметилось за последние годы за пределами Советского Союза (я имею в виду работы Wells, в первую очередь его фундаментальную монографию «Павлов и Фрейд», оригинальные работы Mette, Furst, Müller-Hegemann, Michaiova, Volgyesi, O’Connor и многих других), выражает лишь дальнейшее развитие и углубление конкретной научной критики психоанализа, логические корни которой уходят в исследования, проведенные многими советскими авторами еще несколько десятилетий назад.
Вообще же нужно сказать, что требование проф. Musatti не прилагать к психоаналитической теории эпитета «реакционный», как нарушающего строгий стиль подлинно научной дискуссии, звучащее в начале статьи весьма категорически, на последующих страницах значительно смягчается. Действительно, разве не является таким смягчением следующее характерное признание проф. Musatti?
Он говорит, что по поводу теории психоанализа можно, конечно, задавать разные вопросы, в том числе и такой: не имеет ли это учение определенные стороны, носящие в общественном отношении отрицательный и опасный характер? Если Ф. В. Бассин, продолжает проф. Musatti, говоря о реакционности психоанализа, хочет просто подчеркнуть, что последний, акцентируя значение субъективных факторов страдания, отвлекает внимание людей от социальных конфликтов, лежащих в основе классовой борьбы, и тем самым косвенно оказывает (независимо от истинности его положения) услугу консервативным элементам, «я лично ничего не могу против этого возразить и вполне согласен с таким суждением».
Я рад этим словам проф. Musatti и хотел бы обратить его внимание на то, что они во многом совпадают с теми, в которых мною была охарактеризована как-то одна из причин благожелательности к психоанализу определенных кругов в США. Я позволю себе привести эту характеристику: «Основные причины этой благожелательности заключаются в тенденции фрейдизма объяснять аффективные напряжения и отрицательные эмоции не трудностями жизни, не классовой эксплуатацией, порождающей, по выражению М. Горького, "всю бессмыслицу, грязь и мерзость капиталистического строя", а прежде всего вытеснением биологически обусловленных влечений. Нет нужды подчеркивать, в какой мере такое выхолащивание общественной природы аффектов приемлемо для буржуазного мировоззрения...» и т.д.[104]
Признав, таким образом, что в определенном смысле правомерно говорить о реакционности психоанализа, проф. Musatti далее рассуждает так.
Психоанализ, по его мнению, является в Италии направлением, выполняющим «социально прогрессивную» функцию (я рад, что проф. Musatti считает принципиально допустимым употреблять подобные термины, говоря о научной теории) и даже «революционную». Обосновывая это утверждение, проф. Musatti указывает на ши- роКоб признание, которым психоаналитическая концепция пользуется в передовых общественных кругах Италии, включая итальянских коммунистов. Вместе с тем он считает возможным уподобить положение, создавшееся с психоанализом, ситуации в атомной физике, где одни и те же научные концепции могут быть использованы в интересах как войны, так и мира, без всякой за это ответственности авторов соответствующих теорий.
Относясь с полным уважением к первому из этих указаний (о популярности психоанализа в передовых кругах Италии), как к социальному факту, с которым мы должны считаться, я, однако, не могу рассматривать этот факт как вынуждающий оправдывать фрейдизм.
Если проф. Musatti считает, что психоанализ может играть реакционную роль, отвлекая внимание от подлинных причин социальных бедствий, от которых страдают широкие массы в условиях капитализма, то почему же эта его особенность не может проявляться и в Италии? Я недостаточно знаком с итальянской социальной действительностью, но мне представляется, что до тех пор, пока сохраняются основные черты буржуазного строя, сохраняется и возможность определенных вредных и специфических для капитализма влияний психоаналитической доктрины.
Еще менее убедительна аналогия с ситуацией в физике. Концепции атомной физики создавались вне какой бы то ни было связи с анализом социальных явлений. Применение этих концепций стало орудием общественной практики, причем действительно в равной степени доступно представителям самых разных идеологий. Это трюизм. Но разве так обстоит дело с психоанализом? Разве кто-либо, знакомый с историей этого учения, согласиться с тем, что психоаналитическая доктрина формировалась вне связи с анализом общественных и исторических процессов? Разве весь цикл хорошо известных более поздних социологических работ Freud, все перерастание фрейдизма в своеобразную философию или даже в своеобразную причину, как выражается проф. Musatti, особого «направления мыслей и нравов людей» — это только механическое применение в обществоведении готовой доктрины, которая может быть повернута социологами и так и этак? Я думаю, что достаточно поставить такой вопрос, чтобы увидеть, насколько натянутой и произвольной является трактовка, защищаемая в данном случае проф. Musatti.