Александр Тарасов
Вводно-обзорная лекция
Меня попросили прочитать вам цикл лекций на тему «Общественная мысль XX века: практически ценное для политического радикала наших дней». Почему я предпочел прибегнуть именно к термину «общественная мысль»? Потому, что курс не будет посвящен только философии, или только социологии, или только политической теории, или только политэкономии, или только теории революции; курс посвящен всем направлениям радикальной общественной мысли вообще. Причем сразу же хочу предупредить, чтобы не было недоразумений: радикальное я и сам понимаю, и вам постараюсь подать именно в той традиции, которая сложилась после Маркса: то есть радикальное – это проникающее до корней, до сути явления, до основ – и потому потрясающее основы. То, что радикально внешне, по форме, не обязательно радикально в действительности, по сути: можно написать какой-нибудь текст исключительно нецензурно (ненормативной лексикой), но он при этом будет, если потом «переложить» его на «цензурный язык», совершенно обыкновенен, «нормален», банален и прекрасно вписан в Систему. Можно внешне вести себя более чем радикально – например, пойти сегодня и набить кому-нибудь морду (в прямом смысле или образно выражаясь), – а завтра, как только ты набил эту морду, ты успокоился и стал опять обычным обывателем, совсем не радикалом. Это – формы внешнего, показного радикализма. В цикле же моих лекций речь пойдет о том, что существовал – и сейчас существует – набор тщательно отодвигаемых на обочину общественной мысли идей, мыслителей, людей, школ, которые подходили к проблеме внешнего мира, проблеме Системы, проблеме переустройства общества по-настоящему радикально. Естественно, отодвигались они и замалчивались именно официальной властью, официальным миром, официальной системой образования. Понятно, почему их и вчера, и особенно сегодня отодвигают и скрывают от вас: потому что их теории – опасные для власть имущих теории, и Система, разумеется, предпочитает пропагандировать, в частности, издавать какую-нибудь православную литературу, то есть литературу совершенно безобидную, умственно убогую и уводящую к тому же читателя в область иллюзий; или издавать в огромном количестве что-нибудь ура-либеральное, прославляющее неолиберализм – как это делает Фонд Сороса.
При этом на моих лекциях речь пойдет в основном об общественной мысли периода после II Мировой войны – позже я объясню, почему.
Сначала о радикальной общественной мысли вообще. Та радикальная общественная мысль, о которой мы будем говорить, прошла три этапа. Современная радикальная общественная мысль возникла в середине XIX века. Этот первый этап ее существования тянулся до конца XIX века и, как охвостье – до начала XX. Второй этап длился с начала ХХ века – с создания большевистской теории – и продолжался до 30-х – 40-х годов. Третий этап начался с 30-х годов, с того времени, как Гитлер пришел к власти в Германии, и стало наконец ясно, что Муссолини не был исторической случайностью и что возник новый феномен, кардинально меняющий общественно-идеологическую ситуацию – феномен контрреволюции, ведущей себя по законам революции, феномен массовых контрреволюционных движений, ведущих себя в точности так, как должны себя вести массовые революционные движения. Поэтому часть идей, книг, концепций, о которых я буду говорить, появилась еще в 30-е годы. Но дело в том, что в 30-е годы эти тексты и идеи оказались не восприняты и не востребованы; они были замечены, поняты и освоены на практике лишь после II Мировой войны. Исключения вроде французского атеистического экзистенциализма, который был очень быстро интегрирован в практику во времена Сопротивления, очень редки, бóльшая же часть идей 30-х – 40-х годов, о которых я буду рассказывать, оказалась востребована в конце 60-х, во времена «молодежной революции», студенческих бунтов. Таким образом, уже из этого факта видно, как велик обычно разрыв во времени между теорией и ее практическим воплощением. Люди в 30-е годы что-то написали, но прошло 30–40 лет, прежде чем выяснилось, что то, что они написали – это нужно, актуально, это можно использовать как оружие непосредственно в политической и идеологической борьбе. Эти 30–40 лет еще надо прожить – и некоторые просто не дожили до тех времен, когда стало очевидно, что их идеи востребованы, что сами они поняты, признаны и даже включены в число классиков. А в те самые 30-е годы сплошь и рядом казалось, что это все эти идеи – болезненный бред, авторы этих идей были изгоями, одиночками, либо руководителями крошечных коллективов, вождями микроскопических политических группировок, либо аутсайдерами, «диссидентами» даже в своей собственной среде.
Почему мы начинаем сразу с третьего этапа? Отчасти потому, что теоретическое наследие предыдущих этапов сильно устарело, а то, что не устарело, инкорпорировано в состав теорий третьего этапа и творчески переработано. А отчасти потому, что теоретическое наследие предыдущих этапов хорошо известно или легко доступно для изучения. Многие из здесь присутствующих это наследие изучали и в достаточно степени «подкованы». Те, кто не изучал, с легкостью смогут это сделать самостоятельно: литература достижима – если будет нужно, не представляет никакой сложности пойти в библиотеку, взять там Маркса (или, если хотите, Бакунина, или, если хотите, Ницше) и как следует проработать. Они, слава богу, все изданы, переизданы, тиражи массовые, всё доступно.
Почему мы можем сегодня говорить о трех сформировавшихся этапах? Потому, что надо переходить к четвертому. После того, как СССР проиграл «холодную войну»; после того, как рухнул двухполюсный мир; после того, как стало ясно, что формируется мир однополюсный, со страной-лидером в лице США, с американской «массовой культурой», как культурой агрессивно-всеобъемлющей и пытающейся подмять под себя все остальные культуры; после того, как стало ясно, что и международные институты – те, что были созданы раньше, – превращаются просто-напросто в орудия прикрытия политики США, – после этого стало очевидно (а кому не стало – тот дурак и обречен на поражение), что и предыдущие теории устарели и радикальная общественная мысль нуждается в радикальном же обновлении. Мы можем сейчас уверенно говорить, что третий этап развития радикальной общественной мысли прошел, о нем можно спокойно рассказывать, систематизировать, делать выводы. Пока этот этап не прошел, он был не завершен, нельзя было предсказать, какие изменения произойдут внутри самого корпуса радикальной общественной мысли. Сегодня же мы можем уверенно говорить об этом этапе как о завершенном, то есть закончившем свое развитие, то есть прекратившем свое развитие, то есть ставшим закрытой системой. А раз он стал закрытой, завершенной системой, значит, он в философском смысле мертв – и это позволяет его хладнокровно изучать, препарировать, вычленять главное и, восприняв достижения третьего этапа, двигаться дальше.
Обращаю ваше внимание вот еще на что. Я постараюсь не рассказывать так, как университетский профессор. То есть этот курс – это не курс лекций по истории философии, который вы прослушали, прочитали, законспектировали, отталдычили на зачете – и можете смело всё забыть, но в голове все равно останется смутное воспоминание, что Платон и Аристотель – это не один человек, а два совершенно разных, и что одну ветвь европейской философии по традиции тянут от Аристотеля, а другую – от Платона. Это мне не интересно и я думаю, что вам тоже не интересно, а главное, что, по моим представлениям, это и не нужно. Это – избыточная информация, которая в нашей ситуации, когда информационное поле переполнено, только засоряет мозги. Я буду стараться акцентировать внимание лишь на том у тех или иных мыслителей, в той или иной школе, что, как сейчас стало понятно, является наиболее ценным и наиболее полезным для нас, для наших будущих практических действий. Естественно, придется делать отступления общего характера, чтобы не смазывать картину, но в основном я буду рассказывать не в целом о такой-то школе, о таких-то взглядах, о такой-то радикальной теории, а сосредоточивать внимание именно на главном и полезном для сегодняшнего радикала.
И начать я бы хотел с трех людей: с Антонио Грамши, с Карла Корша и с Дьёрдя Лукача. Все они принадлежали еще к старой марксистской школе, все они были видными деятелями компартий, соответственно, Грамши – итальянской, Корш – немецкой и Лукач – венгерской, и все они оказались в 20-е – 30-е годы своего рода диссидентами в коммунистическом движении. Ценность того, что они сделали, что они написали, стала ясна как раз лишь к 60-м годам, когда обнаружилось, что все леворадикальные и студенческие радикальные движения буквально инфильтрованы взглядами Грамши, Корша и Лукача. Причем зачастую представители этих движений сами этой инфильтрации не осознавали, поскольку до них идеи Грамши, Корша и Лукача дошли через третьи-четвертые руки, через Франкфуртскую школу, через Сартра, через троцкистскую литературу и т.д., но мы сегодня прекрасно понимаем, какое важное воздействие оказали эти идеи на социальные движения 60-х – 70-х годов.
