После объединения членство в СДПГ в советском секторе Берлина вновь стало нелегальным. Правда, приказа, как во времена Гитлера, ставящего партию вне закона, не было, однако СДПГ была упразднена. В мае 1946 года представители СДПГ из трех оккупационных зон встретились в Ганновере, где выбрали Курта Шумахера, старого немецкого социал-демократа, прошедшего гитлеровские застенки, председателем западногерманской СДПГ. Единственным связующим звеном между западногерманскими и восточно-германскими членами СДПГ осталось Восточное бюро (Ost-burn), отделения которого в Западном Берлине и Западной Германии поддерживали членов СДП в советской зоне в их сопротивлении СЕПГ и ее политике.
23 декабря 1946 года лидеры СЕПГ встретились с маршалом Василием Соколовским и политическим советником Владимиром Семеновым, дабы поставить их в известность о своих проблемах. Полковник Сергей Тюльпанов, начальник управления пропаганды (в дальнейшем информации) СВА на этой встрече отсутствовал. Представителями СЕПГ были Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, Отто Гротеволь и Макс Фехнер. Официальная запись их переговоров была найдена в архиве. Уникальный документ — он так и остался в ^отредактированном виде — показывает, какое сильное недовольство вызывали советские акции в восточной зоне и осложняли деятельность СЕПГ в проведении той политики, на которой настаивали Советы. Лидеры СЕПГ представили целый список претензий — продолжающийся вывоз заводов, взимание репараций из производимой продукции, далеко не редкие случаи изнасилования и грабежей гражданского населения со стороны советских солдат и офицеров[984].
Все эти обиды были использованы СДП, чья газета «Der Те-legraf» постоянно печатала подобные обзоры.
Защищая действия советских людей на этой встрече, Соколовский задумался насчет одного источника сомнений в новой СЕПГ: «Когда была образована партия, в нее вошли люди, недовольные демократизацией [советизацией] Германии». В ответ Гротеволь сказал, что СЕПГ считается партией оккупационных войск. Фехнер добавил, что «результаты выборов в Берлине были неудовлетворительными. Была допущена большая ошибка, когда социал-демократам разрешили функционировать в Берлине». Соколовский заметил, мол, трудно сказать, кто выиграл и кто проиграл. «Если бы мы не согласились на деятельность СДПГ в Берлине, то и СЕПГ ждало бы запрещение в Берлине. Что касается зоны, в настоящее время мы не собираемся разрешать СДПГ. Все зависит от того, насколько СЕПГ сможет укрепиться в советской зоне»[985].
Советы, настаивая на объединении и возбуждая против себя тех членов СДПГ, кто продолжал сопротивление, не только усугубили напряженность в Восточной Германии, но и активизировали множество оппонентов, чьи взгляды и действия создавали множество серьезных проблем перед оккупационными властями и самой СЕПГ. Однако кампания против СДПГ стала лишь одной из многих политических акций, предпринятых Советами в 1945—1946 годах и послуживших причиной брожения и еще большего сопротивления оккупационным властям. Приказом маршала Жукова от 10 июня 1945 года были разрешены все «демократические и антифашистские партии», что послужило условием для создания германской коммунистической партии, но также открыло путь для создания так называемых буржуазных партий: Христианско-демократического союза (ХДС) и Либерально-демократической партии (ЛДП). Эти партии вместе с СЕПГ составили Антифашистский фронт (потом названный Национальным фронтом), который появился через четыре дня после приказа Жукова[986]. Как в других оккупированных Советами странах Восточной Европы, получивших названия «народной демократии», эти партии, априори не выступающие против существующей политической структуры, должны были придавать респектабельность гражданским правительствам, назначенным Советами на местном и провинциальном уровнях, а затем и в ГДР. Вновь созданные партии слегка напоминали Демократическую (либеральную) партию Германии и Центристскую (католическую) партию, существовавшие во времена Веймарской республики[987]. Эта схожесть подрывала планы Москвы в отношении новых партий. Многие, кто вступил в них, были членами этих партий или сохранили воспоминания о них, и хотя некоторые приняли навязанные им новые роли, многие заняли воинствующую антисоветскую позицию. Антисоветские настроения привлекали в эти буржуазные партии людей, ненавидевших оккупационное правительство. Таким образом, к удивлению Советов, эти партии стали центром сопротивления советской оккупации.
СОВЕТЫ РАССЧИТЫВАЮТСЯ С ГЕРМАНИЕЙ ЗА ЗЛО, ПРИЧИНЕННОЕ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
Во время декабрьской встречи 1946 года представителей СЕПГ и Соколовского партийные лидеры критиковали явно противоречивую политику Советов в отношении промышленного демонтажа и репараций. Советы продолжали вывозить заводы, несмотря на повторяющиеся обещания не делать это, и лидеры СЕПГ пожаловались на то, что в Саксонии производится демонтаж угледобывающего оборудования, хотя тамошнему населению грозит жестокая нехватка топлива. Они далее отметили, что дезорганизация при проведении демонтажа вызывала возмущение рабочих даже больше, чем сам демонтаж. Эти акции восстанавливали наиболее квалифицированных рабочих против Советов и СЕПГ и давали западной прессе все новую пищу для атак на партию.
Вот тут маршал Соколовский и заявил: «Плевать мы хотели на продажную западную прессу!»[988] Этот эмоциональный всплеск отразил настроения многих советских людей. Постоянно помня о разрушениях в своей стране по вине немецких захватчиков, Советы считали, что имеют право брать все необходимое в Германии для восстановления своей страны. Немногие задумывались о том времени, когда Советам придется ограничить свои требования к германской экономике, чтобы помочь СЕПГ. Тесно связанным с проблемой демонтажа оборудования был вопрос репараций за ущерб, причиненный Германией. Трудно понять, говорили лидеры СЕПГ, зачем надо демонтировать завод, если он в состоянии давать гражданскую продукцию, часть которой можно забирать в счет репараций.
Всего один пример непродуманной стратегии демонтажа в отношении промышленности — фабрика Цейса в Йене.
Там возникла конфронтация между теми, кто занимался демонтажом, и промышленным управлением СВА, которая сильно возмутила рабочих. По приказу маршала Соколовского офицерам надлежало успокоить рабочих и продолжать демонтаж[989]. «Почему, — спросил Ульбрихт, — рабочим сразу обо всем не сказали, ведь так можно было избежать многих неприятностей?» Соколовский не стал отвечать на его вопрос и сказал только, что «мы возродили производство в Йене для мирных нужд»[990].
Советам не удалось выработать понятную, честную, последовательную систему демонтажа, в основном потому, что у них отсутствовало ясное понимание того, как использовать германскую экономику. Одни поддерживали практику демонтажа, другие хотели, чтобы главную роль играло министерство внешней торговли, третьи, как Берия, настаивали на контроле за той частью германской экономики, что могла способствовать реализации советской атомной программы. Кроме того, немалую роль сыграло то, что люди в СССР весьма приблизительно понимали законы и порядок современного индустриального общества. Участвовавшие в форсированной сталинской индустриализации 30-х годов, советские официальные лица с трудом понимали, что электронный завод в Йене не может работать, не получая детали от множества других предприятий-смежников в Германии. Тупость, а также хаос, ставший результатом бюрократических «игр» советских чиновников, вызывали возмущение даже наиболее аполитичных директоров восточногерманских предприятий и тем самым только усиливали недовольство в советской зоне.
Еще более неприятным вопросом для СЕПГ являлся вопрос восточных границ Германии. На Потсдамской конференции бывшие германские территории — Силезия, Померания, юго-западная часть Пруссии — были поставлены под административное управление Польши. Хотя будущее этих территорий должно было быть решено при заключении мирного договора, в 1946 году стало очевидно, что de facto они стали частью Польши. В результате тысячи немцев были выселены из районов с развитой промышленностью и теперь жили в советской зоне, где составили громкоголосое и крайне антисоветское меньшинство. СЕПГ безуспешно пыталась дистанцироваться от советского решения вопроса границ. Тут, как и в вопросе репараций, СЕПГ подражала местничеству французской компартии, рассматривая данную проблему с «немецкой точки зрения». Однако ее неспособность добиться этого только подогревала недовольство тысяч несчастных силезцев в Восточной Германии[991].
