Полный текст стенографического отчета этого судебного процесса публиковался в основных центральных газетах в течение полумесяца. Полуграмотная страна, ничего, кроме примитивной советской прессы в жизни не читавшая, с жадностью набрасывалась на газетные столбцы, находила в отчетах признания подсудимых, что считалось главным доказательством вины, и полностью верила всему, что там было написано. Что поделать, основная масса уцелевшего в годы великих чисток населения не была знакома с римским правом, да и о таких юридических тонкостях, как презумпция невиновности, слышать от новых властей не приходилось. Зато черные тайны фашистских наймитов налицо, и раскрыты они славной советской разведкой под руководством сталинского наркома товарища Ежова.
Верила ли версии о медицинском убийстве Куйбышева Ольга Андреевна? По ее собственным словам, сначала и она поддалась всеобщему психозу идеологического кликушества, но по истечении некоторого времени здравый смысл взял верх. Кто-кто, а она хорошо знала своего мужа, его слабости и недостатки. Особенно тот порок, который тщательно скрывался, в итоге и приведший к неизбежной развязке. Но о нем немного попозже. Что могла она, слабая, больная женщина, против могущественного государства? Ей оставалось только молчать и ожидать лучших времен, когда к власти придут другие люди, когда можно будет смело говорить о трагедии поколения, принуждаемого государством ко лжи и лицемерию во имя Системы. В меру своих возможностей Ольга Андреевна добивалась воссоздания полной картины обстоятельств смерти Куйбышева, и иногда это удавалось, хотя и стоило неприятных сцен, слез, горьких упреков со стороны многочисленных родственников мужа. Она была его второй женой, дети были и от первого брака. Словом, никому не хотелось расставаться с красивой, подброшенной самой Системой легендой, которая, кроме ореола загадочности и таинственности, давала немало материальных благ.
Льву Григорьевичу Левину во время судебного процесса было 68 лет. Занимая должность старшего консультанта Медицинского управления Кремля, он лечил членов Политбюро и правительства, включая самого Сталина и его дочь Светлану. Привилегированное положение видного кремлевского врача, вхожего в семьи высшего руководства партии и государства, было предметом зависти многих его коллег. Теперь они потирали руки от злорадства, слушая страшные признания сломленного на допросах старого человека, еще недавно бывшего недосягаемым медицинским светилом, 42 года состоявшим членом терапевтического общества России.
Приведем отдельные фрагменты допроса Левина в суде, где он признался, как умертвлял Куйбышева (Левин обвинялся также в отравлении Менжинского, Горького и его сына Максима).
Л е в и н. Когда Ягода меня спросил, кого я мог бы еще наметить (к отравлению. — Н. З.), я ему сказал, что это можно осуществить по отношению к такому человеку, который часто болеет, который нуждается в частой медицинской помощи, к члену Политбюро Валериану Владимировичу Куйбышеву. Я могу привлечь Дмитрия Дмитриевича Плетнева, который знал Валериана Владимировича. Оба мы его знали лет двенадцать.
Плетнев его знал так же, как и я, оба мы его знали лет двенадцать, как больного. Я еще сказал о том, что в медицинских кругах в Москве все знают, что настроение Дмитрия Дмитриевича Плетнева антисоветское, он легче пойдет, чем кто-либо другой. Ягода сказал: «Хорошо, я поговорю сам. Вы предупредите Плетнева, что я вызову его сам и поговорю. Кроме того во всем, что касается Алексея Максимовича, Крючков может помочь, а в отношении Валериана Владимировича в курсе будет его секретарь Максимов».
Вышинский. Подсудимый Максимов-Диковский, вы подтверждаете показания Левина?
Максимов—Диковский. Подтверждаю, но меня привлек не Левин, а Енукидзе и Ягода.
Вышинский. Подсудимый Плетнев, вы подтверждаете показания Левина, ссылавшегося на ваше участие в этом преступлении?
Плетнев. Подтверждаю.
Левин. Я просил бы разрешить мне маленькое отступление для чисто медицинских пояснений, чтобы было понятным, как мы действовали.
Председательствующий. Пожалуйста.
Левин. Для того, чтобы заболеть каким-нибудь инфекционным заболеванием, скажем, дифтеритом, не надо непременно, чтобы во рту сидела дифтерийная палочка, или чтобы заболеть крупозным воспалением легких, не надо, чтобы непременно в нашем дыхательном органе сидел пневмококк, который является возбудителем болезни. Эти бактерии могут находиться в организме и до поры до времени не причинять вреда — они не вирулентны; но наступает момент, когда они становятся вирулентными. Для того, чтобы этот момент наступил, надо создать в организме такую обстановку, при которой он мог бы потерять свою сопротивляемость, защитную силу, сделался бы способным воспринять какую-нибудь инфекцию. Для того, чтобы заболеть, скажем, воспалением легких или другим острым заболеванием, достаточно иногда бывает одной только простуды. В этом я твердо уверен, несмотря на то, что есть врачи, которые считают, что простуда — вещь не реальная. Но я считаю несомненным, что если мы откроем здесь с двух сторон окна, то завтра многих здесь не будет. Для того, чтобы ослабить сопротивляемость организма, надо знать, что в этом организме слабо, что в этом организме является местом наименее сопротивляемым, какие органы наиболее раздражимы и легче воспринимают ослабление. Наконец, не надо думать, что человек отравляется только каким-нибудь ядом. Надо знать, что каждое лекарство в своем существе заключает в себе яд, дело зависит от дозы; каждое лекарство, самое простое, в неподходящей дозе и в неподходящий момент можно сделать ядом. Вот, исходя из этих соображений, мы и подходили к нашим жертвам. Не желая применять остродействующих отравляющих веществ, мы действовали неправильным лечением».
И это говорит ведущий терапевт страны, медицинское светило с мировым именем? Для кого он говорит? Для армвоенюриста Ульриха? Для членов суда — корвоенюриста Матулевича, диввоенюриста Иевлева? Для государственного обвинителя, прокурора Союза ССР Вышинского? Для защитников, членов Московской коллегии защитников Брауде и Коммодова? Нет, доктор Левин говорит не для них — они достаточно образованы, чтобы знать элементарные вещи. Монолог доктора-отравителя предназначен для тех, кто только-только научился грамоте, для кого этот упрощенно-примитивный слог целое открытие, кто, усвоив не без напряжения всех умственных способностей рассчитанные на их уровень признания, будет шуметь на митингах, требуя справедливой кары подлым убийцам. Сразу видно, что режиссер свое дело знает!
Однако продолжим фрагменты стенограммы. Рассказав о технологии умерщвления Менжинского и Горького, Левин переходит к Куйбышеву.
Левин. Теперь в отношении Куйбышева. Слабым местом в его организме было сердце, на которое был направлен наш удар. Мы знали о плохом состоянии его сердца в продолжение значительного периода времени. Он страдал поражением сосудов сердца, миокардитом, у него бывали небольшие припадки грудной жабы. В этих случаях необходимо избегать остродействующих сердечных средств, которые очень возбуждали бы деятельность сердца и приводили бы постепенно к его дальнейшему ослаблению. Эти средства опять-таки, — не нужно в них искать яда. Тот же препарат дигиталиса даже полезен, если давать его в умеренных дозах и больному с другими сердечными заболеваниями. Препарат желез внутренней секреции тоже полезен, но эти препараты давать с известными перерывами. Мы применяли в отношении Куйбышева возбуждающие сердце средства без перерывов, в течение продолжительного периода времени, вплоть до его командировки в Среднюю Азию. Начиная с августа по сентябрь — октябрь 1934 года он непрерывно получал впрыскивание специальных препаратов эндокринных желез и другие средства, возбуждающие деятельность сердца. Это усилило и участило припадки грудной жабы. В таком болезненном состоянии он и уехал в Среднюю Азию. Там у него случилось непредвиденно острое заболевание — он заболел тяжелой формой ангины с нарывом в горле и ему пришлось делать операцию. Куйбышев вернулся из командировки, не избавившись от ангины. Выслушивание его сердца показало, что оно находится в очень плохом состоянии. При таком состоянии больного нужно было уложить в постель, запретить ему всякую работу, чего я не сделал. Он работал. Затем он пошел в Совнарком, и вот в Совнаркоме, в его кабинете, произошел припадок грудной жабы. Его секретарь Максимов сделал то, что ускорило, несомненно, гибель Куйбышева. Дело в том, что Максимов при встречах меня спрашивал, как состояние здоровья Валериана Владимировича Куйбышева, что ему может быть полезно и что вредно. Мы не говорили о том, что знаем друг о друге. Я ему говорил, что у него может произойти припадок грудной жабы. Во время припадка Куйбышев должен был лежать без всяких движений, совершенно спокойно. Все это я ему говорил, но знал, что он сделает противоположное тому, что я говорю, так как от Ягоды он знал об этом деле — об организации убийства Куйбышева. Что же было сделано? Не знаю, Максимов или кто другой был около него, но в состоянии припадка грудной жабы ему дали возможность пойти из здания Совнаркома до дому одному, он вышел из подъезда, прошел под арку, прошел мимо амбулатории, где сидели врачи, но никаких врачей к нему не позвали. Он поднялся на третий этаж на ногах. Дома была, правда случайно, домашняя работница. Когда она увидела, что ему стало очень плохо, она позвонила Максимову. Уже затем был вызван дежурный врач. Потом позвонили мне. Когда я пришел, я застал Куйбышева уже мертвым.
