ядрами всегда существует конституционная связь. Эта связь следует правилам обеих сторон. Она должна быть и неподотчетной, и демократичной. Этим звеном является конгресс.
Анатомия этого связывающего звена имеет ключевое значение; это вентиль, который поворачивает конституционный поток власти. Конгресс действует как УЗО от реальной демократии, то есть, возможности избирателей получить реальную власть.
В теории, бюрократия является частью исполнительной власти и подчиняется президенту. На практике, как сам Вудро Вильсон отметил в 1885 году, «реальная форма нашего правительства на данный момент — система господства конгресса». Сильные президенты 20-го века — Вильсон, Рузвельт, Джонсон — нашли способы запугать конгресс, но лишь в союзе с молодым и растущим гражданским ядром.
Бюрократия (реальное правительство) относится к законодательной ветви власти. Она отчитывается перед конгрессом. То есть: она буквально отчитывается перед конгрессом. Кто даёт показания в Белом Доме или согласовывает свой бюджет там?
Белый Дом заполняет несколько тысяч постов в Вашингтоне. Все федеральные службы прекрасно работают без назначенцев, но никто из них в этом не признается.
При исполнении своих обязанностей эти люди могут создавать реальные проблемы, что, в свою очередь, создаёт пиар-проблемы для их проблематичного президента. Назначенные лица, безусловно, не могут заставить федеральную службу делать то, чего она не хочет. Для конгресса же она готова встать на голову.
Трудно быть «начальником», когда ты являешься им лишь на время и не можешь ни уволить, ни даже реорганизовать постоянный персонал, который «работает на тебя». Этот спектакль является одной из ключевых гарантий неписанной конституции, поскольку президентство остаётся подлинно демократическим органом. По крайней мере, большинство людей на самом деле заботятся о президентских выборах.
Это не относится к конгрессу, который уже давно является временным в теории, но постоянным на практике. Опять же: связывающее звено между неподотчетным гражданским ядром и демократичным политическим ядром должно быть как неподотчетным, так и демократичным.
Конгресс идеально подходит под этот профиль. С 1938 года Палата представителей больше чем на 80 % состояла из уже пребывавших в должности, сенат с 1980-го года больше чем на 60 %. Обычно эти цифры 90+ о 80+, старшинство и другие правила легко закрывают эту институционную дыру.
Тем не менее, теоретически избиратели легко могли бы заменить как Палату представителей, так и Сенат — включая правила. Они этого не делают; следовательно, теоретически они довольны. Несмотря на это, рейтинг одобрения конгресса обычно ниже 20 %. Как только эти преобразование завершено, возможно всё.
Конгресс является связывающим звеном власти, но не центром. Он не обладает властью; он делегирует власть. Законодатели на самом деле не являются государственными деятелями. Они не спорят, как Катон и Цицерон, о своём видении добра. Они иногда на камеру зачитывают речи, написанные какими-то стажёрами. Их настоящая работа — сбор средств и пиар.
Штатные сотрудники конгрессменов выполняют всю реальную работу, но даже они не пишут реальные законопроекты. У конгресса есть два источника законодательных импульсов: активисты и лоббисты.
Активсты приходят за властью; лоббисты — за деньгами. Активисты — Демократы; лоббисты — шлюхи. И те и другие готовы писать на любом «языке», необходимому помощникам конгрессменов.
Конгресс управляет Вашингтоном, координируя активистскую и корпоративную власть непосредственно с федеральными службами, следуя вдохновениям прессы, суждениям университетов и щедрости филантропов. Эта, настоящая, конституция нигде не кодифицирована.
Вашингтону даже не нужна исполнительная власть. Внутренняя империя («внутренняя политика») едва заметила бы исчезновение Белого дома, за исключением того, что пропал постоянный источник хаоса. Внешняя империя («национальная безопасность») должна центрально реагировать на действия непредсказуемых внешних акторов. Ей действительно нужен оракул: источник конечных решений.
Но Совет национальной безопасности мог бы зайти на Амазон и заказать волшебный шар судьбы: «Да», «Нет, «Спроси ещё раз попозже». Если прикрепить такой палантир фронезиса к столу Резолют, процесс «мирового лидерства» мог бы продолжаться без проблем.
Какой волшебный фокус! Этот демократический УЗО не является уродливым. Это естественно и красиво. Оно эволюционировало; никто не изобретал его; они изобрели что-то другое; оно потерпело неудачу, оно умерло, оно стало таким. Старая одежда улитки — это новый дом краба.
Демократия не работает, поэтому, конечно, её нужно победить, история власти разворачивается, и те, кто не может справиться с правдой, не заслуживают её.
Тем не менее, подумайте обо всех этих голосах, высоко поднявшихся, чтобы проинформировать американский народ о неотложных проблемах, требующих их немедленного внимания, ни разу не упомянув о том, что их волнуют неправильные выборы.
Как и у всех вентилей, у этого есть ограничение. Он может заблокировать прямое воздействие общественного мнения на гражданское ядро, но только когда общественное мнение достаточно контролируется. Если всё население пойдёт против него, он просто взорвётся. Каждому режиму необходимо управлять общественным мнением. Но кто есть эта общественность? Взглянём на политическое ядро.
Как писал Оруэлл, у всех обществ есть три человеческих слоя. Мы можем назвать наши касты дворянством, простолюдинами и подзащитными. Дворяне это городские жители, культурные и амбициозные; простолюдины — жители пригородов, образованные и независимые; подзащитные — это пролетариат и люмпенпролетариат Маркса, необразованные и(ли) зависимые.
Контроль над простолюдинами и подзащитными
Римляне были правы насчёт «разделяй и властвуй». Естественный конфликт выставляет простолюдин против дворян и подзащитных. Эти две стороны придерживаются противоположных теорий государства. Простолюдины видят в нём службу по предоставлению ряда сервисов, наподобие товарищества собственников жилья, действующее в интересах собственников. Дворяне видят в государстве духовный феномен, силу добра и источник смыслов. Подзащитные это то, что индийские политологи называют «банком голосов»: они всегда будут следовать за дворянством. Поскольку гражданское ядро состоит из дворян, этот союз становится защитным фронтом внутри политического ядра. Иногда гражданский союз может и переходить в наступление — ещё лучше.
Когда союз проигрывает, реальные процессы управления государством открываются для политической власти. Пока давление низкое и переходное, вентиль может выдержать его. Конгресс и госслужба довольно сильны.
Союз обязан настраивать свою песню в соостветствии с демографическим соотношением. В соотношении, типичном для Первого мира, простолюдины всегда остаются большинством. В соотношении, типичном для Третьего мира, простолюдины всегда являются осаждённым меньшинством.
В меньшинстве, гражданский альянс экзистенциально зависит от укрощения этих потенциальных гитлеровских избирателей джедайскими трюками. В большинстве своем, альянс просто должен оставаться единым. Пригороды могут даже голосовать за Гитлера, если захотят! На самом деле, это может быть забавно.
Но союзу всё равно нужны политические формулы, заставляющие пригороды и дальше верить в выборы. Как семья Чаушеску могла бы поведать, демократия — это не только про выборы. Это особенно страшно, если простолюдины хорошо вооружены и настроены воинственно. К счастью, они просто хорошо вооружены.
