Вызванные реформой расколы общества по социальным основаниям под давлением кризиса приобретают этническую (и региональную) окраску. Сращивание этнических и социальных характеристик — общее явление, особенно в традиционных обществах. Этнизация социальных групп (и наоборот) — важная сторона социальной динамики, которая может быть целенаправленно использована и в политических целях. М. Вебер не раз указывает на взаимосвязь этнических и социальных факторов на примере выделения евреев, в частности, в их обособлении от крестьян, составлявших до XIX века большинство населения Европы. Вебер формулирует вывод в очень жесткой форме — любая коллективная общность людей может приобрести черты этнической.
В послепетровский период России произошла вестернизация дворянского сословия — сословные различия стали принимать черты этнических. А.С. Грибоедов писал: «Если бы каким-нибудь случаем сюда занесен был иностранец, который бы не знал русской истории за целое столетие, он, конечно, заключил бы из резкой противоположности нравов, что у нас господа и крестьяне происходят от двух различных племен, которые еще не успели перемешаться обычаями и нравами».
Этнизация социальных групп происходит и сверху, и снизу. Историк А. Кустарев пишет: «Беднота способна быть этнически партикулярной [т. е. отличаться от других этнически — С.К-М], и так бывает, на самом деле, очень часто. Менее очевидно, но более интересно то, что длительное совместное проживание в условиях бедности порождает тенденцию к самоидентификации, весьма близкой к этнической (вспомним еще раз замечание Вебера об относительности различий между социальной и этнической общностью). Изоляция вследствие бедности — один из механизмов зарождения партикулярности, которая в любой момент может быть объявлена этнической».
Чем дальше развивается этот кризис и чем большие зоны сознания и обыденной жизни охватывает создаваемый реформой хаос, тем сильнее обостряется у человека потребность вновь ощутить себя частью целого, частью устойчивой социальной общности, создающей если не реальные, то хотя бы иллюзорные защиты стабильного бытия. И в этой ситуации вечного переходного периода самым доступным и очевидным ответом становится идентификация себя с этнической группой. Этническая принадлежность в обществе, столь уродливо расколотом социальными противоречиями, оказывается едва ли не единственной консолидирующей силой. Реформа генерирует и радикализует этничность в России.
Нарушение этнического равновесия вследствие интенсивных потоков миграции испытывают сейчас и Россия, и ряд других постсоветских республик. Недостаток знания и неверные представления об этничности сегодня очень дорого обходятся и мигрантам, и местному населению, и государству.
Мы не можем закрывать на это глаза в надежде, что все образуется само собой. Мы даже не можем ожидать, что эти проблемы осознает и разрешит государство — и оно, и политические партии, и все институты общества не на высоте этих проблем. Процессы возникновения, демонтажа и пересборки всей этнической структуры России носят «молекулярный» характер и протекают на всех уровнях общества. Мы все лично — их участники и действующие лица. Мы сможем овладеть этой частью нашей трагической реальности только в том случае, если все примем участие в ее изучении, трезвом осмыслении и осторожном обсуждении на всех площадках и форумах.
Наше государство и общество переживают длительный глубокий кризис, но до сих пор нет ясного изложения его природы. Общество больно, но каков диагноз?
Чаще всего на первый план выдвигается описание социальных последствий кризиса — захирело хозяйство, много бедных, трудно прокормить ребенка. Но почти очевидно, что это следствие какой-то более глубокой причины. Да, меняется состояние стабильных ранее социальных групп (например, идет деклассирование рабочего класса), но разве можно этим объяснить противостояние на Украине или войну в Чечне, пассивность большинства и его равнодушное отношение и к приватизации, и к перераспределению доходов?
Надо преодолеть ограничения подходов, загоняющих всю жизнь общества за узкие рамки интересов социальных групп, и посмотреть, что происходит со всей системой связей, объединяющих людей в общности, а их — в общество. Тогда мы сразу увидим, что гораздо более фундаментальными, нежели классовые (социальные) отношения, являются связи, соединяющие людей в народ, т. е., связи в основном этнические.
При таком взгляде главная причина нашего состояния видится в том, что за двадцать лет демонтирован, «разобран» главный субъект нашей истории, создатель и хозяин страны — народ. Все остальное — следствия. И пока народ не будет вновь собран, пока его расчлененные части не будут окроплены «мертвой водой», а «живая вода» не вернет ему надличностных памяти, разума и воли, не может быть выхода из этого кризиса. Не кризис это, а Смута, особая национальная болезнь, которая нефтедолларами и ОМОНом не лечится.
Идея разборки и создания народов нам непривычна, поскольку нам внушили, будто общество развивается по таким же законам, как и природа. Мол, зарождаются в природе виды растений и животных, так же естественно зарождаются и развиваются народы у людей. В действительности все сообщества людей складываются в ходе их сознательной деятельности, они проектируются и конструируются. Это — явления культуры, а не природы. Об этом мы начали говорить в прошлой лекции.
Надо ли понимать термин демонтаж народа как метафору, как будто народ разбирают, как машину? Если сравнивать с машиной, то да, это метафора. А если считать машину всего лишь наглядным и не слишком сложным примером системы, то слова демонтаж народа придется принять как нормальный технический термин. Потому что народ — именно система, в которой множество элементов (личностей, семей, общностей разного рода) соединены множеством типов связей так, что целое обретает новые качества, несводимые к качествам его частей. Общество — тоже система, но структурированная существенно иначе, нежели народ. Об обществе и его состоянии будем говорить позже.
Связи, соединяющие людей в народ, поддаются исследованию и целенаправленному воздействию. Раз так, можно создать и технологии такого воздействия. Эти технологии создавались с момента возникновения народа и государства — в рамках традиционного «ремесленного» знания. Теперь они создаются и совершенствуются на научной основе. Если есть технологии воздействия на связи между людьми, значит, народ можно «разобрать», демонтировать — так же, как на наших глазах был демонтирован рабочий класс или научно-техническая интеллигенция постсоветской России. Ничего мистического в этом нет, надо просто знать, как устроены те или иные связи, собирающие людей в сплоченные общности разного типа.
Если какая-то технологически продвинутая и имеющая ресурсы сила производит демонтаж народа нашей страны, то исчезает общая воля, а значит, теряет силу и государство — государство остается без народа. При этом ни образованный слой, мыслящий в понятиях классового подхода, ни политические партии, «нарезанные» по принципу социальных интересов, этого даже не замечают. В их когнитивных структурах (понятийном аппарате, запасе значимых фактов и теоретических моделей) эти процессы не видны.
Бывало ли такое, чтобы народы «разбирали», чтобы угасали их память, разум и воля? Не просто бывало, а и всегда было главной или вспомогательной причиной национальных катастроф, поражений, даже исчезновения больших стран, империй, народов. В большинстве случаев нам неизвестны причины таких катастроф, историки лишь строят их версии. Сами же современники бывают слишком потрясены и подавлены бедствиями момента, чтобы вникнуть в суть происходящего.
Почему римляне равнодушно отдали свою империю и великий город варварам, которые в техническом и организационном плане стояли гораздо ниже римских инженеров, военных и администраторов? О производительных силах и говорить нечего. Куда делась империя скифов, соединившая земли от Алтая до Дуная? Как собрались монголы в огромный народ с огромным творческим потенциалом и почему он был «разобран» всего через триста лет? Почему русские, за короткий срок построившие державное Московское царство и присоединившие Сибирь, в начале XVII века пережили приступ самоотречения, посадили себе на престол авантюриста, а царь прятался от польских патрулей где-то в костромских болотах?
Почему, наконец, великая Российская империя в феврале 1917 года, по выражению В.В. Розанова, «слиняла в два дня»? Кучка петербургских масонов виновата? Да масоны всего лишь воткнули нож в спину обессилевшим «самодержавию, православию и народности». И бессилие это готовилось, уже на стадии необратимой деградации, целых десять лет. Это описано даже в стихах того времени, например, у Александра Блока. 24 июля 1908 года он написал:
