Художественный руководитель, мастер швейного и столярного дела, завхоз, кладовщик, три прачки, 2-3 уборщицы, истопник, разнорабочий. Помню директоров: Прокофьева Клавдия Ивановна, Милов Владимир Александрович, Комаров Тихон Степанович, Шатских Пётр Семёнович, Козарез Александр Яковлевич, Фролов Кирилл Ионович, Новиков Алексей Владимирович.
Из долго работавших добросовестных работников хорошо помню воспитательниц Виноградову Евгению Владимировну, кладовщика Кузичева Григория Спиридоновича.
Подводя итоги всего изложенного, напрашивается единственный вывод:
Социалистическое государство, возглавляемое великим Сталиным Иосифом Виссарионовичем, делало все для счастья детей. Лозунг «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» был искренним и правдивым.
В.Ф. ДЕХАНОВ
КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО
ЛИСТАЯ СТАРЫЕ СТРАНИЦЫ...
…Американцы были теперь хозяевами в Японии. Они жили здесь так, как никогда не жили в своих штатах. Они брали, что хотели, и ничего не платили. Они вывозили на своих кораблях в США японское золото и серебро, жемчуг и шелк с японских фабрик, драгоценные сокровища древнего, неповторимого японского искусства и дешевые, копеечные сувениры. Все в этой несчастной стране принадлежало им. Они захватили самые лучшие отели и пьянствовали там. Они, как бешеные, носились на своих джипах по улицам и дорогам и давили людей. Для них открылись бесчисленные дансинги, бурлески, кабаре, публичные дома, где голодные японские девушки покорно развлекали завоевателей. Тихие, корректные, поэтические японские чайные домики вмиг превратились в грязные лачуги разврата. Оккупанты пачкали все, к чему прикасались. В своих грязных бутсах и с сигаретой во рту они вваливались в священные японские храмы и, сплевывая на пол, как дикари, глядели на богослужение. Они ездили на людях по японским улицам и так фотографировались, по–хамски развалясь на носилках. Они затевали гонки рикш и до смерти загоняли запряженных в носилки людей. Они без стука входили во все двери, без спросу брали все, что хотели, и жрали, жрали, жрали… Они, как саранча, пожирали все, что еще можно было сожрать в этой обглоданной как кость стране, и пакостили все, что еще можно было запакостить.
А в городском парке умирали безработные. Умирали каждый день. И только когда человек становился вполне мертвым, о нем начинали заботиться американцы. Они не могли позволить, чтоб мертвые трупным ядом заражали воздух, которым они дышат. Немедленно привозились гробы. Немедленно убирались трупы.
Гробы привозились даже еще раньше, чем человек окончательно умер. Гробы заботливо ставились подле убогих жилищ. И человек мог спокойно умереть около своего гроба. Мог даже сам влезть в свой гроб и умереть.
…«Что же вы теперь намерены делать с собой?» - спросил я Хатагаву, капитана бывшей императорской армии.
Он покачал головой, потом нерешительно сказал: «Может быть, я уйду на «дикое поле». Так я впервые услышал о «диком поле». Сущность дела такова: безработные офицеры, объединившись в артели, совместно обрабатывают пустоши, целину – «дикое поле».
«Это будет, как у вас - колхозы!» - любезно объяснил мне Хатагава.
Любопытно было бы взглянуть на эти офицерские «колхозы». Я сказал об этом Хатагаве, он восхитился: «…У меня есть знакомые офицеры и в Сакуре, и в Симошидзу. Я дам вам рекомендательные письма».
В Японии никуда и ни к кому не следует идти без рекомендательного письма, с вами будут вежливы, но ничего не покажут и не расскажут. Японцы – народ недоверчивый.
Через несколько дней с рекомендательным письмом капитана Хатагавы я поехал в Сакуру смотреть «дикое поле». Но прежде надо рассказать о случайном дорожном эпизоде.
Мы остановились у харчевни на перекрестке двух больших дорог и решили тут пообедать. Нас встретил хозяин харчевни – японец средних лет.
«Есть ли мясное блюдо?» - спросил я. – Нет. – «А блюдо из рыбы и печеных овощей?» - Нет. – «Пиво?» - Нет. – «Чем же торгуют в этой харчевне?» - рассердился я. «Девочками», - был бесстрастный ответ.
Переводчик еще раз переспросил и так же бесстрастно перевел: да, девушками. Вот этими. Тут же находились три девушки: одна из них нянчила хозяйского малыша, две другие возились по хозяйству.
Мы разговорились с хозяином харчевни. Он оказался… бывшим жандармским офицером. Узнав, что я русский, он тут же объявил, что всегда тяготился службой в жандармерии, что он враг милитаризма, что он пламенный демократ и так далее, все, что я уже привык слышать от людей подобного сорта. А как же торговля девушками? ...Мы очень огорчили господина жандарма, отказавшись остаться в его «харчевне»…
Капитан Хатагава дал мне рекомендательное письмо к председателю артели, и, когда я приехал в Сакуру – маленькое местечко в префектуре Шиба, - я и направился к председателю.
Вышла женщина, любезно поклонилась нам и сказала: «Командир полка нет дома». – А зачем мне командир полка? Мне нужен председатель артели. – «Это и есть командир полка. Он уехал в Токио». – «А–а!.. ну, а кто же есть налицо?» - «Есть комбат».
Мы пошли к комбату. Его тоже не оказалось дома – он уехал в префектурный город на похороны знакомого. Странное дело – в рабочее время все «новые крестьяне» прогуливают.
«Есть другой комбат, - сказала жена полковника, любезно сопровождавшая нас. – Он сейчас на «диком поле»…
Но прежде чем увидеть комбата, я увидел «дикое поле». Что–то странно знакомое было в нем – в его искусственных очертаниях, в этой котловине, в сооружениях, окружающих ее.
«Это очень похоже на артиллерийский полигон, - сказал я.
«Да, - ответили мне, - это и есть полигон. А это артиллерийские склады. А там дальше – казармы полка и за ними другое «дикое поле» - бывший учебный плац».
Вот оно что! Вот какие это «пустоши» и брошенные земли!
Наконец подошел комбат, на ходу застегивая свой офицерский китель без знаков различия. Он представился нам: «Майор Сузуки» и предложил осмотреть «дикое поле». Но смотреть было не на что: полигон так и остался полигоном, и только клочок плаца был перекопан, но еще не возделан.
…Вечером за бутылкой сакэ мы разговорились. История майора Сузуки в общих чертах похожа на историю Хатагавы. Типичная история офицера-капитулянта. Сузуки долго говорил о своих демократических идеалах. Наконец мы добрались до дела.
Капитуляция застала Сузуки на фронте, где он был всего два месяца. Он был кадровым офицером, много лет прослужившим в Сакуре, в запасном полку. Куда деваться, что делать? Работать? Он ничего не умеет. Пойти на маленькую «черную работу»? Не хочется. Обидно.
Он подумал и поехал… в свой полк. В Сакуру. Полка уже, собственно, не было. Но командир полка полковник Ичиморо, комбат и другие офицеры – все держались здесь, подле старых казарм. Вместе легче. У них была теперь одна цель: выжить, выстоять в «смутные времена», продержаться всем вместе. А потом…
У командира полка здесь был свой домик, у офицеров – казенные квартиры. Много лет стоял здесь полк, готовил кадры для армии. Офицерские денщики были теперь крестьянами здешних хуторов. Привозили им продовольствие, кланялись и дарили подарки.
Было проще простого организовать в Сакуре «офицерскую артель». Ее председателем был командир полка, членами правления – два комбата. Рабочие руки были набраны из унтер–офицеров и солдат. Правительство дало кредиты. Инвентарь нашелся. Раньше во всех полках были сельхозотряды, обеспечивающие полк овощами. Их инвентарь теперь был собран в так называемых полковых районах, «оттуда артель Ичиморо и получила все». И офицеры стали «крестьянами»…
Наутро ко мне на завтрак пришли уже все… Мы сидели, ели похлебку из старого петуха и неторопливо беседовали. Я не был настолько невежливым, чтобы спросить, как могут они в горячее рабочее время так благодушествовать за завтраком в 12 часов дня. Я знал уже, что есть денщики, «помогающие» офицерам, и есть солдаты, занимающиеся выжигом древесного угля, что и дает главный доход артели.
Что касается правления артели, то оно занималось сейчас тяжбою с населением Сакуры… Офицерская артель не могла, да и не хотела перепахивать всю землю полка, но и отдавать ее не собиралась. Безземельные крестьяне Сакуры жадно взирали на эту землю.
«Какого полка? – наивно спросил я. – Полка–то нет?» На что полковник Ичимора загадочно заметил: «Да, но…».
Впрочем, полк был – вот сидит передо мною весь костяк его, остов: командир, комбаты, офицеры… Они не хотят отдавать крестьянам ни землю полка, ни казармы, ни полигоны, ни склады… Все пригодится в свое время.
«Все может измениться в мире», - пробормотал председатель «колхоза» полковник Ичиморо. Но я уже знал, о чем они мечтают, эти офицеры–«крестьяне». О новой войне.
