Малхолл, пишущий для The Guardian в своей статье 2020 года указывает, насколько популярными стали альтернативные правые, и ставит под сомнение этичность позиции Ника Лэнда по «полу, расе, религии и управлению» и, следовательно, рассматривает неореакционистский манифест Темного Просвещения, как средство «распространения очень ультраправых идей». Несмотря на ограниченную интернет-аудиторию неореакции, Малхолл считает эту идеологию «ключевой и составной частью» в сфере «крайне правых» социально-политических убеждений, микрокосма более широких правых движений.
Так или иначе, успешно выдав себя за жертв либеральной тирании, неореакционеры сорвали куш. Им не требовалось убеждать кого бы то ни было в преимуществах монархии белых супрематистов — все равно никого не убедили бы, — но требовались пользующиеся уважением покровители и, как выразился Ярвин, новобранцы. За шесть лет с запуска блог Ярвина (по его подсчетам) посетили полмиллиона пользователей. Но значение имел не размер аудитории, а ее характер. Чтобы достучаться до влиятельных читателей, Ярвин лез из кожи вон. Формально отвергая антисемитизм и обернув самые свои токсичные тезисы в плотную пелену «пурпурной прозы» и кодовых слов, он обращался за пределы фашистского подполья к социально более приемлемым группам защитников «прав мужчин», фанатов оружия, отчаявшихся «оккупайщиков» и авторитетных предпринимателей Кремниевой долины.
Мало-помалу молдбагианские идеи и словечки начали просачиваться в лексикон правого мейнстрима. Первыми неприкрашенный неореакционный жаргон переняли такие консервативные медиа, как Breitbart News, Daily Caller, American Conservative и National Review. Менее чем за десять лет слабо консолидированное неореакционное сообщество выросло настолько, что пережило бы потерю любого своего члена, а спустя еще несколько лет странное и, казалось бы, антиобщественное движение даже заняло плацдарм в Белом доме.
«Ваше правительство заражено вирусами, червями, вредоносным софтом, программами-шпионами?.. Вы чувствуете фрустрацию, замешательство, апатию и раздражение? У вас крутит живот каждый раз при слове «перемены»?
Сосед, мы можем предложить тебе только красную таблетку. Не спрашивай, что это. Тебе лучше не знать. Вот стакан воды — не думай, просто глотай.»
* * *
Многие из нас мечтают о возвращении в тот или иной золотой век. Есть, однако, сообщество блогеров, где эту мысль довели до предела: там хотят возврата к временам задолго до Французской революции.
Неореакционеры соглашаются с тем, что технический прогресс и капитализм в последние несколько столетий были для человечества благом, но при этом считают, что демократия принесла больше вреда, чем пользы. Они выступают за возвращение традиционных гендерных ролей, иерархического общества и монархии.
Возможно, они попадались вам на сайтах про технологии вроде Hacker News и Less Wrong и вы застали их загадочные разговоры про «Молдбага» и «Собор». И хотя неореакция пока далека от того, чтобы поглотить индустрию, похожие идеи высказывал основатель PayPal Питер Тиль, а Пакс Дикинсон, бывший технический директор портала Business Insider, признавался в том, что неореакционные идеи на него повлияли. Да, это мировоззрение исповедуется малочисленным меньшинством, однако оно, как мне кажется, проливает некоторый свет на психологию современной технологической культуры.
О неореакции написано уже столько, что хватит как минимум на пару книг, так что если предпочитаете первоисточники, отправляйтесь сразу по ссылкам в списке неореакционной литературы (см. ниже), предварительно выпив модафинила({{1}}). Для всех прочих постараюсь вкратце изложить, что такое неореакционная мысль и почему это может оказаться важным.
Кто такие неореакционеры?
Слово «реакционер» исконно обозначало противника Французской революции, а в наше время это общий термин для тех, кто желает возврата к какому-либо прежнему положению вещей. Основателем неореакции, также известной как «темное просвещение», стал компьютерщик и предприниматель Кёртис Ярвин, ведущий блог под псевдонимом «Менциус Молдбаг». Ярвин, который сам себя называет «владыкой стихов» неореакционного движения, начинал как комментатор на сайтах вроде 2blowhards, а в 2007 году завел собственный блог Unqualified Reservations. Первоначально Ярвин называл свою идеологию «формализмом», однако в 2010 году блогер-либертарианец Арнольд Клинг назвал его «неореакционером». Слово понравилось некоторым блогерам — например, Anomaly UK (который его популяризировал), Нику Лэнду (который придумал термин «темное просвещение») и Майклу Анисимову. Все они объявили самих себя неореакционерами.
У движения был ряд современных предшественников — таких, как Герман Хоппе и Стивен Сэйлер; сильно повлияла на неореакцию, безусловно, и более старая политическая мысль — особой популярностью пользуются Томас Карлайл и Юлиус Эвола.
Вероятно, единственное, что объединяет всех неореакционеров — критика современности, сосредоточенная на отрицании демократии во всех ее формах. Многие из них — бывшие либертарианцы, пришедшие к выводу, что свобода и демократия несовместимы.
«Демотические системы — то есть те, где правит «народ», вроде демократии и коммунизма — предсказуемым образом менее стабильны финансово, чем системы аристократические, — пишет Анисимов. — В целом они чаще испытывают рецессии и накапливают больше долгов. Они более подвержены биржевым крахам. В них больше ресурсов тратится попусту. В аристократической системе, по сравнению с демократической, каждый потраченный доллар делает больше для повышения уровня жизни».
Мнения о том, какая именно монархия предпочтительнее, расходятся. Некоторые хотят чего-то близкого к теократии, а такие как Ярвин предлагают превратить национальные государства в корпорации, где король будет генеральным директором, а аристократы — акционерами.
Для Ярвина превыше всего стабильность и порядок. Однако критики — например, Скотт Александер — считают, что стабильность монархий неореакционеры, мягко говоря, переоценивают. Недавно Александер опубликовал антиреакционный FAQ, обширный текст, где доводы неореакционеров анализируются и опровергаются.
«Наблюдателю из средневековья или эпохи Возрождения, мира монархий и империй, стабильность демократий показалась бы прямо-таки сверхъестественной, — пишет он. — Представьте себе, как королева Елизавета I — которая, как мы убедились выше, пережила шесть восстаний всего за два поколения власти своей семьи — узнаёт, что в британской метрополии триста лет не было гражданской войны. Она бы решила, что вы либо шутите, либо сам Господь Бог ниспослал ангелов лично следить за порядком».
Ярвин выступает за маленькие страны — по сути, города-государства — которые соревновались бы между собой за граждан. «Если жителям не нравится власть, они могут и должны переехать, — пишет он. — Никакого права голоса, только право на эмиграцию — вот как все устроено».
Тем, кто слышал речь Баладжи Шринивасана в фонде Y Combinator, это покажется знакомым. Хотя в некоторых новостных статьях его выступление описывалось как призыв к Кремниевой долине отделиться от США, сам Шринивасан сказал Тиму Кармоди, что речь поняли неправильно. «Я не либертарианец, не сторонник сецессии, я зарегистрированный избиратель Демократической партии, и т. д. и т. п., — пишет он. — На самом деле я говорил скорее об эмиграции и исходе».
Я не знаком со Шринивасаном, но думается, взгляды неореакционеров вызвали бы у него отвращение. При этом идея исхода апеллирует как к правым, так и к левым. Другие люди в Долине продвигают идеи, гораздо более близкие неореакционным.
