выброшена на свалку, она продолжает ежедневно применяться всей государственной машиной, превращая ее в самого жестокого и беспощадного мучителя человеческой жизни. Единственной причиной ее сохранения остается еще более жестокое представление о том, что чем шире распространяется страх наказания, тем надежнее его превентивный эффект.
Общество применяет самые радикальные методы борьбы с социальным обидчиком. Почему они не сдерживают? Хотя в Америке предполагается, что человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана, правовые институты, полиция продолжают насаждать террор, производя неизбирательные аресты, избивая руками, ногами и дубинками, запугивая людей, применяя варварские допросы с пристрастием, держа несчастных жертв в удушливых и грязных полицейских участках под присмотром еще грязнее ругающихся охранников. Тем не менее преступления быстро множатся, и общество за это платит. С другой стороны, ни для кого не секрет, что, когда несчастный гражданин отдан на полную «милость» закона и ради безопасности запрятан в худшем из адов, начинается его настоящая голгофа. Лишенный прав человека, низведенный до простого автомата без воли и чувств, полностью зависящий от милости жестоких смотрителей, он ежедневно подвергается процессу дегуманизации, по сравнению с которым месть дикаря была бы детской игрой.
В Соединенных Штатах нет ни одного пенитенциарного учреждения или исправительного учреждения, где людей не пытали бы, «чтобы сделать их лучше», деревянной или резиновой дубинкой, смирительной рубашкой, ледяной водой, электротоком, одиночным заключением и голодом. В этих учреждениях воля заключенного сломлена, душа унижена, дух подавлен мертвенным однообразием и рутиной тюремной жизни. В Огайо, Иллинойсе, Пенсильвании, Миссури и на Юге эти ужасы стали настолько вопиющими, что дошли до внешнего мира, в то время как в большинстве других тюрем по-прежнему преобладают те же христианские методы. Но тюремные стены редко пропускают мучительные крики жертв – тюремные стены толсты, они приглушают звук. Общество могло бы с большей безопасностью отменить сразу все тюрьмы, чем надеяться на защиту от этих камер ужасов XX века.
Год за годом врата адской тюрьмы возвращают в мир исхудавшую, уродливую, безвольную, потерпевшую крушение человеческую команду с каиновой печатью на лбу, разбитыми надеждами, извращенными естественными наклонностями. Не встречая на воле ничего, кроме голода и бесчеловечности, эти жертвы вскоре снова погружаются в преступный мир как единственную возможность существования. Нет ничего необычного встретить мужчин и женщин, которые провели половину жизни – нет, почти все свое существование – в тюрьме. Я знаю женщину на острове Блэкуэлл, которая входила и выходила тридцать восемь раз, а от друга я узнаю, что семнадцатилетний мальчик, о котором он заботился в тюрьме Питтсбурга, никогда не знал, что такое свобода. Жизненный путь этого мальчика шел из исправительного учреждения в тюрьму, пока, сломленный телом, он не умер, пав жертвой социальной мести. Этот личный опыт подтверждается обширными данными, дающими неопровержимые доказательства полной бесполезности тюрем как средства сдерживания или исправления.
Некоторые действующие из лучших побуждений люди работают сейчас над новым направлением в тюремном деле, которое предполагает воссоздание, возрождение человека, предоставление ему возможности снова стать членом общества. Как ни похвально это стремление, боюсь, что не следует возлагать надежды на новое вино, налитое в старые меха. Только полная перестройка общества избавит человечество от язвы преступности. Все же если пока допустить паллиативы, можно пытаться улучшать наши тюремные заведения. Но прежде всего необходимо возродить общественную совесть, которая находится в жалком состоянии. Общество должно пробудиться, сознать, что преступление есть лишь вопрос степени, что мы все носим в себе зародыши преступления в большей или меньшей степени в зависимости от нашей умственной, физической и общественной ситуации, отдельный преступник – только отражение тенденций всего общества.
Когда пробудится общественная совесть, то люди, вероятно, откажутся от «чести» быть борзой закона. Человек перестанет преследовать, презирать преступника или не доверять ему и даст ему возможность жить и дышать среди своих друзей. Учреждения, конечно, не сразу поддадутся новому течению, – они холодны, непроницаемы и жестоки, однако, наверное, будет возможно избавить тюремные жертвы от жестокостей начальства, стражи и надсмотрщиков. Общественное мнение – могучее оружие, и тюремщики его боятся. Их можно научить быть хоть немного вежливее, – в особенности когда они поймут, что от этого будет зависеть вся их служба.
Но самый важный шаг – это требование для заключенного права на работу в тюрьме с некоторой денежной компенсацией, которая позволила бы ему немного отложить на день своего освобождения, начало новой жизни.
Почти смешно надеяться на многое от нынешнего общества, когда мы видим, что трудящиеся, сами наемные рабы, возражают против труда заключенных. Я не буду вдаваться в жестокость этого возражения, а просто рассмотрю его неосуществимость. Начнем с того, что оппозиция, до сегодняшнего дня развернутая организованным трудом, была направлена против ветряных мельниц. Заключенные работали всегда, их эксплуататор – исключительно государство, даже если грабителем организованной рабочей силы выступает индивидуальный работодатель. Штаты либо назначили осужденных работать на правительство, либо отдавали их труд на откуп частным лицам. Последний план реализуют двадцать девять штатов. Федеральное правительство и семнадцать штатов, как и ведущие страны Европы, от него отказались, поскольку это приводит к ужасному переутомлению и жестокому обращению с заключенными, а также к бесконечному мошенничеству.
Род-Айленд, штат, в котором правит Олдрич, представляет собой, пожалуй, наихудший пример. По пятилетнему контракту от 7 июля 1906 года, с возможной пролонгацией еще на пять лет по желанию частных подрядчиков, труд заключенных тюрьмы Род-Айленда и тюрьмы округа Провиденс продается компании «Релаенс-Стерлинг мануфэкчуринг» за ничтожную сумму менее 25 центов в день на человека. В действительности эта компания представляет собой гигантский трест тюремного труда, поскольку она также предоставляет во временное пользование труд заключенных из исправительных учреждений Коннектикута, Мичигана, Индианы, Небраски и Южной Дакоты, а также исправительных учреждений Нью-Джерси, Индианы, Иллинойса и Висконсина, всего одиннадцати учреждений.
«О чудовищности взяточничества по контракту в Род-Айленде можно судить по тому факту, что эта же компания в Небраске платит за труд заключенного 62½ цента в день, а Теннесси, например, от „Грэй-Дадли хардвэр компани“ получает за труд заключенного 1,10 доллара в день. Штат Миссури получает 70 центов в день от компании „Стар Дженерал мануфэкчуринг“. Западная Вирджиния от компании „Крафт мануфэкчуринг“ – 65 центов в день, а Мэриленд от производителя рубашек „Оппенгейм, Оберндорф энд компани“ – 55 центов в день. Сама разница в ценах указывает на огромное взяточничество. Например, компания „Релаенс-Стерлинг мануфэкчуринг“ производит рубашки, стоимость бесплатной рабочей силы составляет не менее 1,20 доллара за дюжину, в то время как она платит Род-Айленду 30 центов за дюжину. Кроме того, государство не взимает с этого треста арендную
