высоки (см. табл. 161) (387). В 1975 г. численность этого слоя "с учетом характера и содержания выполняемого труда" определялась
примерно в 1,7 млн., что составляло 3% рабочего класса (388). На 15.11.1977 г. в качестве рабочих трудилось 114 тыс. лиц с высшим и
1314 тыс. со средним специальным образованием, т.е. 34,1% всех техников и 5,2% инженеров (389). среди рабочих лица с
соответствующим образованием составляли 8,7, среди колхозников 5,9%. По переписи 1979 г. численность этого слоя достигла около
8 млн. - высшее и среднее специальное образование имели 8,7% рабочих и 5,9% колхозников (против 3,7 и 2,8 в 1970 г.) (390). В 1980
г. в стране насчитывалось около 1 млн. рабочих с дипломами, или 23% всех специалистов в промышленности (391). На этот год там
при 6412 тыс. ИТР и служащих специалистов с высшим и средним специальным образованием было 7236 тыс., т.е. 112,9% (в 1960 на
2919 тыс. ИТР их приходилось 1667 тыс. или 57,1%) (392). К середине 1980-х годов около 4 млн. чел. с высшим образованием
работали на должностях, не требующих его, и в то же время насчитывалось 4,1 млн. "практиков". Поскольку материальное положение
образованного слоя относительно рабочих продолжало постоянно ухудшаться, численность "рабочих интеллигентов" продолжала
расти и на протяжении всех лет "перестройки" (393). За 80-е годы эта категория выросла в 3-4 раза, достигнув к 1989 г. 733,6 тыс. чел с
высшим и 5167,0 тыс. чел со средним специальным образованием. Кроме того, 10-14% научных работников и инженеров были
вынуждены заниматься дополнительной (в основном физической) работой (394).
Состав слоя так называемых "рабочих-интеллигентов", впрочем, свидетельствует о том, что по происхождению и образованию они
целиком относятся к маргинальному слою ИТР (см. табл. 160) (395). На 80% это были техники (т.е. в основном выходцы из рабочих),
окончившие средние специальные учебные заведения и потом увидевшие, что они, сделав это, раза в 2-3 потеряли в зарплате, или же
специалисты с высшим образованием (часто не техническим) (396), задавленные нуждой и не придающие значения своему
социальному статусу - практически все они были интеллигентами в 1-м поколении, не имеющими прочных культурных традиций.
Основной мотивацией перехода их на рабочие места всегда были материальные соображения (397). Приходя на рабочие места, они
возвращались в ту среду, откуда вышли, так что, если бы остальная часть образованного слоя отличалась высоким качеством, то
освобождение от балласта случайных людей ему бы не повредило.
Подходы советских идеологов (отражавших и пропагандировавших политику компартии) к проблемам социальной структуры
общества и связанным с ними вопросам развития системы образования никогда принципиально не менялись. В вышедших в конце 70-
х - 80-х годах книгах по-прежнему активно проводилась традиционная для советской политики в этой сфере линия. Но если одни
авторы, с удовлетворением констатируя продолжающееся увеличение приема в вузы, ратовали за дальнейшее развитие этого процесса
и были настроены в этом отношении чрезвычайно оптимистично (398), то другие признавали, что темпы роста приема снижаются и
наблюдается тенденция к "оптимизации" доли в обществе лиц умственного и физического труда. Отчасти признавалась и
нежелательность массового приема в вузы после техникумов (399).
По-прежнему актуальным считалось усиление регулирования социального состава студентов. Выводы в этом отношении
предлагалось делать, в частности, из того факта, что выходцы из интеллигенции стремились уйти в научные работники и покинуть
производство, а из рабочих идут охотнее на производство, тогда как общество нуждается не в научных работниках, а в инженерах (по
той же причине впервые, кажется, усматривался "негативный момент" в вовлечении студентов в научную работу). Советских
философов весьма огорчало противоречие между интересами высшей школы, "стремящейся привлечь наиболее квалифицированных,
сознательных рабочих", и предприятий, заинтересованных в оставлении таких рабочих у себя", а также то обстоятельство
(сказывающееся на формировании контингента подготовительных отделений), что зарплата квалифицированных рабочих значительно
выше зарплаты инженеров, и рабочие, естественно, не хотят учиться на инженеров, по несознательности препятствуя делу "стирания
граней". Задача высшей школы виделась в "дальнейшей демократизации системы высшего образования, расширения его социальной
базы", ожидалось, что в 10-й пятилетке основная масса специалистов придет из среды рабочих и крестьян и отмечалось, что "широкий
приток в вузы рабочей и крестьянской молодежи, по словам Брежнева, "полностью вытекает из политики партии, направленной на
сближение рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции, на укрепление социального единства нашего общества" (400).
Следовали и соответствующие рекомендации: "Вопрос о социальных источниках пополнения интеллигенции в современных условиях
необходимо рассматривать с учетом общих изменений в социальной структуре общества, усиления его социальной однородности,
стирания различий между классами и социальными группами. Последнее необходимо учитывать и при решении практических
вопросов регулирования социального состава студенчества, в т.ч. путем повышения социальной эффективности подготовительных
отделений вузов", ибо "социальное происхождение и тип вуза оказывают заметное дифференцирующее воздействие на степень
адаптации молодых специалистов к условиям их труда и быта" (401).
В 1982 г. вышла книга одного из основных теоретиков "социальной однородности", представлявшая собой к тому времени наиболее
авторитетный (автор был директором Института социологических исследований) свод воззрений по этому поводу. Как уже говорилось
выше, к этому времени реальность общественного развития СССР не оправдала ожиданий, и приходилось как-то выкручиваться,
чтобы оправдать неполное соответствие ее идеологическим постулатам. Поэтому по ряду вопросов был проявлен максимум
возможного для советской социологии "инакомыслия" (402). Пришлось также признать, что в ближайшие 15-20 лет сохранятся
специалисты, профессиональные ученые, актеры, художники, писатели и т.д. (403). Как ни смехотворно звучат сегодня эти
"откровения", следует помнить, что для советской социологии они вовсе не были очевидными, и их требовалось доказывать.
Некоторый оттенок "вольнодумства" носили и некоторые другие замечания (404), но большинство проблем трактовалось вполне
традиционно (405).
Однако к 80-м годам некоторые постулаты все-таки пришлось корректировать. В обобщающем труде советских философов,
вышедшем в 1983 г., констатировалось: "Не подтвердились на практике и не получили признания в теории предположения о
растворении интеллигенции в рабочем классе и о превращении рабочего класса в интеллигенцию" (406). Даже наиболее
ортодоксальные из них вынуждены были признать, что рост удельного веса специалистов и служащих в народном хозяйстве не
беспределен (407). Иногда прямо говорилось, что "в СССР имеет место перепроизводство инженеров " (в США при большем на 25%
объеме производства инженеров в 3-4 раза меньше). Отмечалось, что в некоторых республиках (Грузия, Эстония) специалисту стало
трудно устроиться по специальности (408), что "снижение темпов роста рабочего класса и "перелив" растущей части трудоспособного
населения в категорию интеллигенции - показывает, с одной стороны, некоторую интенсификацию производства, но с другой -
нарушение необходимых пропорций распределения занятого населения по общественным группам в соответствии с потребностями
народного хозяйства" (409). Встречались выступления в пользу очищения интеллектуального слоя от неспособных элементов (410), а в
середине 80-х годов можно было встретить даже такие необычные (оправдываемые борьбой за качество) для советской печати
предложения, как сокращение числа студентов (411).
Старый интеллектуальный слой не представлял собой одного сословия, однако термин "образованное сословие" применительно к
нему все же в определенной мере отражает реальность, поскольку образованные люди обладали некоторыми юридическими
привилегиями и правами, отличавшими их от остального населения. Этому слою были присущи хотя бы относительное внутреннее
единство, наследование социального статуса (хотя он широко пополнялся из низших слоев, дети из его собственной среды за
редчайшими исключениями оставались в его составе) и заметная культурная обособленность от других слоев общества. Это
внутреннее единство, которое сейчас, после того, как культурная традиция прервалась (большинству советских людей 70-80-х годов
