опытных и творчески активных", которые составляли соответственно 58,6, 35,2 и 6,2% интеллигенции (415), а служащих - на 3 группы
(416). Различие между стратами образованного слоя было настолько очевидно, что высказывалось мнение, что пополнение
интеллигенции из рабочих и крестьян увеличится только тогда, когда увеличится доля низших квалификационных слоев
интеллигенции и уменьшится доля высших, т.е. при условии понижения общего квалификационного уровня интеллигенции (417).
Любопытно, что говоря о стирании граней между интеллигенцией и рабочим классом, некоторые философы замечали, что "вместе с
тем можно ожидать и некоторого усиления дифференциации внутри самой интеллигенции (степень дифференциации ее отрядов уже и
сегодня достаточно велика)" (418). Тем более очевидны различия между интеллигенцией в смысле "специалистами" и "служащими"
(419).
Чрезвычайно популярной в советской литературе была мысль о растворении интеллигенции и смешении социальных групп путем
смешанных браков. По переписи 1970 г. смешанных семей (по всей категории "служащих") насчитывалось 29,6% или 17,4 млн. семей
из 58,7 (420). Данные некоторых частных исследований о составе (см. табл. 162) (421) и доле смешанных семей в Саратове (422),
Таллине (423) и Элисте (424) (табл. 163, 164, 165) показывают, что доля смешанных браков, возрастая, не превысила к концу 70-х
годов 40% (425). Однако при ближайшем рассмотрении нетрудно обнаружить, что количество действительно "гетерогенных" семей на
самом деле не так велико. Дело в том, что в категорию "служащих" в анкетном смысле входят как выпускники техникумов, так и
"практики" и МОП, которые и вступали обычно в "смешанные" браки с рабочими и колхозниками, тогда как лица с высшим
образованием делали это намного реже. Причем в последнем случае речь идет в основном о лицах, которые сами вышли из рабоче-
крестьянской среды, культурно-психологически по-прежнему к ней принадлежали и получили образование достаточно случайно (426)
. При этом наиболее склонны к гетерогенным бракам были женщины-"служащие" - естественное следствие положения, при котором
женщины составляли 60% специалистов и еще больший процент служащих (427) (интересно, что в гетерогенных семьях только 5,3%
назвали мотивом брака общность духовных интересов) (428). Такие семьи чаще и распадались (429).
Несмотря на желание показать успехи в продвижении к "социальной однородности", приходилось констатировать, что 75% семей
рабочих низкой квалификации и 63% семей специалистов с высшим образованием однородны по составу (причем среди последних
остальные 37% приходятся в основном на служащих другим категорий, а не на рабочих и колхозников), а смешаны именно семьи ИТР
со средним специальным образованием, служащих без специального образования (МОП) и рабочих высокой квалификации (430),
причем по их же признанию между рабочими высокой и низкой квалификации гораздо больше разницы, чем между первыми и
низшими служащими, а между этими служащими и интеллигенцией с высшим образованием такая же разница, как между рабочими
низкой и высокой квалификации (431). Если учесть еще, что специалисты со средним специальным образованием и низшие служащие
- на 80% выходцы из рабочих или собственной среды, общность происхождения супругов в таких "смешанных семьях" окажется
вполне закономерной.
Любопытно, что, приводя данные о росте гетерогенных семей - с разным социальным положением супругов, советские социологи
никогда не интересовались их социальным происхождением. При исследовании же происхождения супругов в "смешанных" семьях
легко выяснилось бы, что на выбор супруга решающее влияние оказывает не столько социальное положение, сколько происхождение,
которое у супругов в таких семьях почти всегда более или менее одинаково. Окончить вуз или техникум в советских условиях
нетрудно было кому угодно (выходцам из низших слоев даже легче), но полученное советское образование само по себе не способно
изменить внутреннюю социально-культурную сущность человека, тогда как семья и традиции воспитания играют тут решающую
роль, и человек в культурно-психологическом отношении остается представителем своей среды, даже если он по каким-то причинам
не смог получить формально соответствующего ей образования (как не смогли его получить в 20-30-х годах некоторые лица особенно
"нежелательного" происхождения, например, дети дворян и духовенства). Точно так же и получившие образование выходцы из
рабоче-крестьянской среды в советское время, за редкими исключениями, не порывали с ней (как это практически всегда было до
революции), а оставались ее представителями, сохраняя прежний круг общения, привычки и понятия. Разумеется, гетерогенные в
этом смысле браки (между лицами разного происхождения, но одного образовательного уровня) заключались, тем более, что
советский образ жизни максимально нивелировал культурные различия, а весьма значительная часть браков заключалась еще в
студенческую пору, но такие браки как раз не становились предметом исследования, да и было их относительно немного. Так что,
несмотря на сравнительно небольшую разницу в культурном уровне между образованным слоем и всей массой населения, в
отношении брачной практики этот слой оставался относительно обособленным от последней, особенно высшие его слои, и в
общегосударственном масштабе реального смешения основных социальных слоев не происходило. По своему образованию и
происхождению участники "смешанных" семей представляли собой, вместе взятые, скорее, как бы промежуточный слой между
рабочими и интеллигенцией, причем интеллигенция была связана в брачном отношении с высшими группами этого слоя, а рабочие - с
низшими. Практически совершенно обособленными в брачном отношении были элитные группы образованного слоя.
Социальная политика советской власти всегда была направлена прежде всего на предотвращение самовоспроизводства
интеллектуального слоя. Впрочем, полное его самопроизводство практически было невозможно в любом случае, даже без создания
препятствий его представителям на пути к получению образования. Собственно, в европейских обществах с их относительно
небольшой рождаемостью высшие сословия всегда пополнялись в своей "вакантной" части за счет низших (а где бы иначе было взять
людей?), даже если сами принципы их функционирования не предполагали отбор в них наиболее достойных лиц любого
происхождения (как это было в России). Естественно, что и без большевистского переворота эта тенденция продолжала бы
действовать, как она действовала до него, тем более, что некоторый количественный рост (без тех искусственных перехлестов, что
были порождены интересами советской власти) интеллектуального слоя происходил бы в любом случае (432). Разница в том, что при
нормальном течении этого процесса и в условиях господства старой российской культуры "неофиты" имели возможность полностью
усвоить эту культуру и органично войти в состав интеллектуального слоя его полноценными членами, не снижая его среднего уровня.
Когда же сама эта культура была разрушена и усваивать было нечего, даже множество (если не большинство) потомков старого
образованного слоя не отличалось от советских интеллигентов, а постоянно вливавшиеся в состав советской интеллигенции все новые
массы "выдвиженцев" и "образованцев" изменили облик интеллектуального слоя до полной неузнаваемости по сравнению с
досоветским.
Учитывая же, что в советский период происходил форсированный рост образованного слоя, полное самовоспроизводство его, или
даже преобладающая степень самовоспроизводства в масштабах всего слоя (а не отдельных групп) были тем более невозможны.
Исследований на тему, сколько вообще детей "приемного" возраста может ежегодно иметь образованный слой по сравнению с
числом, требующимся для комплектования вузов, не проводилось, но ясно, что гораздо меньше, так как в интеллигентских семьях
обычно было меньше детей, чем других слоев населения. Поскольку же прием в вузы постоянно возрастал, а рождаемость в семьях
(особенно интеллигентских) сокращалась, то даже при стопроцентном поступлении в вузы всех выходцев из образованного слоя, они
не смогли бы превысить там определенной доли. Этот слой просто не имел достаточного количества детей, чтобы комплектовать
ежегодно расширяющийся прием на 1-й курс вузов, не говоря уже о техникумах.
Уже по переписи 1926 г. выяснилось, что при среднем числе детей на семью 1,29 у рабочих оно 1,47, а у служащих - 1,14, причем у
высших служащих 1,05, средних - 1,11, лиц свободных профессий 1,06 и лишь у низших служащих (но это швейцары, дворники и т.п.)
