от его вдовы – Ф.Е. Ростовой-Щорс. Только таким образом можно объяснить наличие в его воспоминаниях рассуждений о величине входного и выходного отверстий (пулевых) на голове Щорса. Иначе откуда это было ему известно?
Есть резон воспроизвести отрывок из записок С.И. Петриковского, по ходу комментируя его. «…При стрельбе пулемета противника возле Щорса легли Дубовой с одной стороны, с другой – политинспектор…» Вот так безапелляционно расположил всех на местности Сергей Иванович, хотя и не видел своими глазами этой картины. А раз так, то данные сведения ему должен был дать кто-то из очевидцев события. Кто именно? В воспоминаниях Дубового и Квятека такой схемы расположения людей нет.
Правда, в другом месте записок Сергей Иванович несколько уточняет свою позицию: «…Кто справа и кто слева – я еще не установил, но это уже и не имеет существенного значения…»
Нет, уважаемый Сергей Иванович, еще как имеет!.. Ведь обвиняются люди в преднамеренном или непреднамеренном, но все-таки убийстве человека. И не простого, рядового красноармейца, а заслуженного командира, начальника дивизии, по нынешним меркам – человека генеральского звания. Петриковским на первый план ставится сам факт убийства, а кто его убил – дело уже второе. Нам же важно отвести подозрения, снять обвинения с невиновного, доказать, что в данных условиях он не мог совершить такой поступок. В частности, Иван Дубовой.
Если в Щорса стреляли свои, то в предлагаемой Петриковским схеме выстрел должен был произвести человек, находившийся справа и сзади от начдива. Особо подчеркнем – справа и сзади. На сколько метров справа и далеко ли сзади? Ответа на эти и другие вопросы мы не находим у Петриковского. А вот если принять на веру данные акта судебно-медицинской экспертизы, то там указано примерное расстояние между жертвой и убийцей – 5-10 шагов.
Давайте умозрительно представим себе стрелковую цепь, лежащую на земле в ожидании сигнала к наступлению. Где-то в центре расположились командир (Щорс) и сопровождающие его лица. Как мы знаем, среди последних находились и Дубовой с политинспектором. Каждый специалист военного дела без колебаний скажет, что картина, когда сопровождающие командира дивизии (его заместитель, командир полка, представитель вышестоящего органа) находились бы на довольно значительном (10 шагов) удалении сзади от него, является маловероятной. Из практики известно, что эти люди всегда располагаются рядом с ним, обмениваясь впечатлениями от увиденного. В данном случае рядом со Щорсом, помимо Дубового, были также командир полка Казимир Квятек и командир батальона Федор Гавриченко – ведь это их приехал проверять начдив. И все они находились поблизости. И среди них был, конечно, политинспектор из 12-й армии. Следовательно, где-то далеко сзади никто из них не располагался. А раз так, то и стрелять, чтобы пуля вошла в затылок и вышла через левый висок, никто из них не мог. Если же кто-то и стрелял в Щорса, то это был человек не из перечисленных нами людей.
И еще о политинспекторе. Как человеку новому в армии и, как видно из записок Петриковского, малообстрелянному в боевой обстановке (о чем свидетельствует его обращение с пистолетом), Танхилевичу было весьма затруднительно в той сложной ситуации действовать совсем самостоятельно, в отрыве от опытных командиров 44-й дивизии. Следовательно, он тоже находился или рядом со Щорсом, или с Дубовым. А потому, располагаясь на одной линии с начдивом, возможно даже переговариваясь с ним, Танхилевич просто физически не мог выстрелить ему в затылок, не вызвав своими действиями подозрений со стороны последнего. В полной мере это можно отнести и к Ивану Дубовому. К тому же бойцы и командиры Богунского полка внимательно присматривались к нему, так как должность помощника начдива он исполнял всего лишь десять дней. Его знали как начальника штаба армии и командарма, а вот каков он в роли заместителя начальника дивизии? Поэтому можно быть вполне уверенным, что по крайней мере десяток глаз наблюдали за его действиями на поле боя. И Дубовой знал об этом. Ему, естественно, хотелось поскорее завоевать авторитет и доверие бойцов Богунского полка, одного из заслуженных полков дивизии. Он понимал, что каждый его неверный шаг будет сопровождаться пересудами, сплетнями и обвинениями.
В силу названных обстоятельств старому вояке Петриковскому как-то не с руки утверждать, что это совсем несущественно – кто и где лежал в боевой цепи. На самом деле это очень важно – где находится в период подготовки к атаке командир части (подразделения), как он ведет себя, какие подает команды и сигналы. Видимо, Сергею Ивановичу по прошествии большого количества лет после Гражданской войны (а в Великую Отечественную на передовой он уже не был) отказывает память, если появляются подобные заявления. Дубовому же в 1935 г. (год выхода в свет его книги о Щорсе) исполнилось всего 39 лет, и это был обстрелянный и храбрый командир с хорошей памятью, знавший азбуку атак и штыкового боя, пулеметного и орудийного обстрела.
Но вернемся к труду Петриковского. Итогом его воспоминаний и рассуждений является следующий вывод (читай – приговор): «…Я все-таки думаю, что стрелял политинспектор, а не Дубовой. Но без содействия Дубового убийства не могло быть…»
Все-таки весьма интересно преподносит свой материал С.И. Петриковский. Без тени смущения объявляя Дубового соучастником убийцы Щорса, он, однако, ни словом не обмолвился о том, в чем же конкретно выражалось это содействие. Сказал бы, например, что он (Дубовой) расположил людей так, чтобы Щорс оказался впереди, а Танхилевич – несколько сзади и справа. Или, допустим, что в нужный момент отвлек на себя внимание окружающих, чтобы они не заметили приготовлений политинспектора к стрельбе по Щорсу. Или, наконец, взял на себя всю вину за смерть начдива, тем самым отведя от Танхилевича все подозрения. К последнему варианту мы еще вернемся.
Теперь о моменте, когда обнаружили, что Щорс ранен. Петри– ковский сообщает, что Дубовой бинтовал голову мертвого Щорса тут же, на поле, бинтовал лично сам. А когда медсестра Анна Розенблюм предложила свои услуги, то есть наложить начдиву более аккуратную повязку, то он, по словам Петриковского, якобы ей этого не разрешил.
Данный эпизод также требует комментариев. Ну скажите на милость, зачем бинтовать голову мертвого человека? Это же абсурд – бинт ведь накладывают на рану живого человека. И потому Дубовой бинтовал голову Щорса, будучи в твердой уверенности, что тот еще жив. Почему Дубовой, а не кто другой стал бинтовать начдива? Да очень просто – он, видимо, располагался к нему ближе всех (о чем мы и рассуждали ранее) и, что самое главное, не растерялся в эти первые секунды, а сразу же, увидев поникшую голову