С. БУНТМАН: Какие средства доставки?
Д. РОГОЗИН: У них нет.
С. БУНТМАН: У них вообще нет.
Д. РОГОЗИН: По крайней мере, формально. По крайней мере, мы об этом публично ничего не говорим.
С. БУНТМАН: У Пакистана тоже нет формально.
Д. РОГОЗИН: Тоже нет. Формально. Что касается Китая, то Китай официально заявляет об определенном количестве своих баллистических ракет. Для Китая появление антиракет в системе ПРО на территории Японии, которую американцы пытаются тоже развернуть, это критично. Потому что небольшое количество американских противоракет, достаточно эффективных, теоретически может нейтрализовать полностью ядерный потенциал Китая. Для Китая — это серьезная угроза. Это покушение на стратегическое средство сдерживания агрессии против Китая. Как считают китайские руководители. Мы же обладаем гораздо большим количеством ядерных боезапасов и средств их доставки. Для нас то, что появится в Чехии и Польше, — на нынешнем этапе — не угрожает в целом нашей безопасности. Но это дестабилизирующий и абсолютно провокационный элемент. Потому что сегодня там 5 ракет, завтра 10, потом 50, потом 150. И второй момент, который нам крайне не нравится. К нам приезжают высокопоставленные американские представители, фактически два министра приезжали, Райс и Гейтс. Министр обороны и госсекретарь США. Они привезли целый пакет неких мер доверия. Но когда мы начинаем вести консультации с чехами и поляками, на чьей территории и будут размещаться системы ПРО, у одних радары, у других — противоракеты, то выясняется, что никаких мер доверия для России не предусмотрено. Для нас — что очень важно? Если нам говорят о том, что ПРО направлена на перехват ракет не российских, а иранских, тогда дайте нам, если это не против нас, возможность находиться нашим офицерам там непосредственно и наблюдать за тем, куда направлен радар. Включен он или выключен? Сколько ракет на самом деле помещено в шахты или они вообще не помещены? Дайте нам элементарные меры доверия, которые позволят снять те тревоги, которые обоснованы и обусловлены…
С. БУНТМАН: А, может быть, они боятся утечки в Иран?
Д. РОГОЗИН: Чего утечки? Наших офицеров?
С. БУНТМАН: Информации.
Д. РОГОЗИН: Какой информации? Да нет. Здесь об этом речи нет. Просто получается, что американцы нам что-то говорят, но на самом деле система третьего позиционного района ПРО основана на треугольнике политическом: США, Польша и Чехия. Американцы говорят одно, Польша и Чехия говорят другое: мол, не допустим вновь каких-то русских офицеров на нашей суверенной территории. И мы в итоге начинаем спрашивать: а кому верить? Вашингтону или Праге с Варшавой? Может лучше просто подождать, пока они между собой разберутся? Что это за меры доверия? Не надо нам привозить, извините, фарш какой-то. Сырой. Мы желаем все-таки, чтобы он был приготовлен. Прожарен. Тогда поговорим. Но есть факторы чисто политические. Вы знаете, что в США идет выборная кампания, в конце года состоятся выборы президента. И лично у меня такое впечатление, что нынешняя администрация Буша-младшего просто пытается успеть испечь блинчик такой горячий и его кинуть уже новой администрации. Неважно с какой начинкой. Главное, чтоб обжигал. То есть сделать так, чтобы система ПРО и заказы военно-промышленного комплекса США были настолько…
С. БУНТМАН: Безвозвратно.
Д. РОГОЗИН: Ну да. Пройти точку невозврата.
О. БЫЧКОВА: Календарь.
Д. РОГОЗИН: Примерно такой он и есть. Сейчас ожидается некое заключение соглашений между американцами и чехами. Оно в высокой степени готовности, при том, что чешское общественное мнение категорически против — абсолютное большинство! — того, чтобы ставить Чехию под удар. Поляки… у них другая ситуация. Они торгуются, очень хорошо ведут переговоры с американцами, в обмен на свое согласие на размещение третьего позиционного района ПРО США требуют за счет американских денег перевооружить всю польскую армию. Запросили аж 20 млрд. долларов компенсации за свое политическое решение!
С. БУНТМАН: Я все-таки попрошу несколько слов сказать о процессе в Эстонии. У него много аспектов. Да, действительно пожилой больной человек, очень пожилой, очень больной Герой Советского Союза, но при этом и он не отрицает участия в депортации. Что делать с этой проблемой. Понимая, что он остался последний из всех, кого можно было бы за бесчеловечное обращение с людьми привлечь. И не самый виноватый, наверное.
О. БЫЧКОВА: Почему человек, который не отказывается от того, что совершал это, не должен быть под судом.
Д. РОГОЗИН: Я объясню очень просто. Во-первых, насколько мне известно, сам господин Мери говорит о том, что его направили туда, уполномочили контролировать, чтобы невинные люди не подпали под депортацию. И я склоняюсь к тому, чтобы верить человеку, который стоит на краю смерти, он болен раком и нет никакого смысла ему просто так оправдываться.
С. БУНТМАН: Он сказал, что действительно вызывал корабли Балтийского флота.
Д. РОГОЗИН: Да, он офицер. Он действовал согласно приказу.
С. БУНТМАН: Он тогда уже был не офицер, был главный комсомолец.
Д. РОГОЗИН: Вопрос здесь вот в чем. Мы должны за этими деревьями увидеть лес. А лес состоит в следующем. Это вообще тенденция в политике многих западных стран и к сожалению стран восточноевропейских и в Прибалтике это наиболее наглядно, это попытка пересмотреть итоги Второй мировой войны. То есть попытка уравнять советский строй со строем нацистским, с гитлеровским рейхом. Поставить на одну доску. А значит, если это получится, пересмотреть полностью права нынешней России, права вообще послевоенного мира, ту систему мира, международного права, которая существует до сих пор, и которая до сих пор определяла правила приличного поведения между государствами. И признание Косово в качестве независимого образования это и есть то же самое событие, что и суд над Мери. Это такие клинья, которые аккуратненько вбиваются там и здесь. Но в целом они направлены на разрушение системы международного права.
С. БУНТМАН: Здесь есть другой лес. Что мы, до сих пор признавая, что это были преступления против собственного народа и других народов, у нас никак не были осуждены конкретные исполнители. Очень многие доживали свой век…
О. БЫЧКОВА: Ты имеешь в виду наших собственных…
С. БУНТМАН: Да, я абсолютно уверен, что эстонцы должны искать в Венесуэле этого нацистского товарища. И выяснять и принимать в этом участие. Но центр Визенталя уже крошки добирает. У нас не было принципиального решения в отношении участников и организаторов репрессий.
Д. РОГОЗИН: Я согласен с вами в одной очень важной принципиальной даже не детали, а мысли. На самом деле надо набраться мужества и признать, что в то время действительно происходили чудовищные преступления против нашего народа. Не только эстонского, депортировали не только эстонцев, а всех.
С. БУНТМАН: Преступление против человечества, и человечности. Против людей.
Д. РОГОЗИН: И если мы до сих пор будем жить в стране с непредсказуемым прошлым, то у нас будущего тем более не будет никогда предсказуемого.
О. БЫЧКОВА: Что нам нужно делать с нашими старыми энкавэдэшными палачами?
Д. РОГОЗИН: Здесь мне кажется надо взвешивать на неких политических, может быть, психологических весах.
Не приведет ли сейчас охота за этими стариками, которых можно назвать ведьмами, к тому, что это приведет к новой нестабильности, а может быть, и новой героизации тех, кто принимал участие в преступлениях против собственного народа.
О. БЫЧКОВА: То есть вы опять политизируете.
Д. РОГОЗИН: Я не могу этого не делать. Потому что я вижу последствия. Я пытаюсь считать на несколько шагов вперед. То есть с одной стороны, вроде бы морально было бы…, но, с другой стороны, это приведет, мне кажется, к усилению этих тенденций. Посмотрите, у нас война с так называемым «русским фашизмом» к чему привела? К реальному появлению нацистских, пронацистских группировок в стране.
С. БУНТМАН: Нацистские группировки у нас с 70-х годов существуют.
Д. РОГОЗИН: Аккуратнее. Чтобы нас не захлестывала очередная волна — пытаться среди стариков и памятников найти главных виновников нашей плохой жизни. Виновники нашей плохой жизни нынешней — мы сами. Наша безалаберность, безответственность. А не те люди, которые уже отжили свой век.
С. БУНТМАН: Не хочется смешивать в одну кучу жертв и палачей. Все-таки.
Д. РОГОЗИН: Тем не менее, если мы говорим о конкретном эстонском случае, мне кажется, что здесь очевидно одно — попытка эстонских властей бороться с памятниками, стариками вместо того, чтобы на самом деле разобраться, а насколько сам нынешний эстонский режим демократичен. Насколько сама Эстония сегодня готова построить общество двухобщинное на демократической основе. А то у них же там марширует кое-кто, всякие ветераны Ваффен-СС. А за коммунистами бывшими гоняются. Это попахивает, честно говоря, не очень хорошо.
