Согласно социокультурным ценностям фашисткой Германии, господами мира являются арийцы, которые входили в «Черный орден СС» – элиту нацистской партии, и которые рассматривали славян, цыган, евреев и других неарийцев как «недочеловеков». Понятно, что германские войска в ходе войны с Советским Союзом осуществляли геноцид против них с бесчеловечной жестокостью. В этом смысле заслуживают внимания шокирующие воспоминания «Черный марш» Петера Ноймана, бывшего офицера СС, который с оружием в руках шагал по завоеванной земле нашей страны от границы до Кавказа и Сталинграда с целью восстановить «справедливость» в отношении великого немецкого народа[254]. Эта «справедливость» состояла в расширении «жизненного пространства» для немцев, в превращении захваченных народов в рабов, поэтому Петер Нойман весьма откровенно описывает, как войска СС грабили население, проводили карательные операции, допросы и казни партизан, убийства мирных граждан («этих дикарей» и «свиней», по выражению П. Ноймана) за то, что они защищали свою Родину. В его эсэсовской дивизии «Викинг» добровольно служило множество голландцев, фламандцев, валлонов, финнов, датчан и норвежцев[255].
Сам П. Нойман возмущался тем, что эти «проклятые» русские решительно отстаивали свою землю, что они не желали служить «тысячелетнему» рейху, поэтому он относился к страданиям казнимых войсками СС равнодушно, безразлично, безэмоционально. Это связано с тем, что принятые в «Черном ордене СС» ритуалы, клятвы и особые символы давали понять каждому эсэсовцу, что он является не просто членом элитного подразделения, что он, благодаря посвящению в секретный религиозный орден, в этом несовершенном мире «был высшим существом, существовавшим вне человеческих законов, вне законов Добра и Зла»[256].
* * *
Преступная нацистская элита Третьего рейха не только «воспитала» элитные войска СС в духе ненависти и презрения к советским людям как «недочеловекам», но и чрезвычайной жестокостью относилась к миллионам советских военнопленных. Эта жестокость не имеет прецедента в истории человечества: «Плен для советских людей обернулся голодом, холодом, болезнями, издевательствами и нечеловеческими муками»[257].
В этом плену были и нарушения психики, предательство и героизм, смерть, невыносимые страдания. В этом плане показательным является письмо родным советского военнопленного Ф.Е. Кожедуба: «Живу под открытым небом в яме, или пещере, или в подвале. Пищу получаем в день 200 г. хлеба, пол-литра вареной капусты и пол-литра чаю с мятой. Все несоленое, чтобы не пухли. На работу гонят палками и проволочными нагайками, а пищи не добавляют. Имеем миллионы вшей. Я два месяца не брился, не умывался и не переодевался. Из одежды имею нижнее белье, верхнее белье, шинель, пилотку и ботинки с обмотками. Погода холодная, слякоть, грязь. Ежедневно умирает 200–300 человек. Вот куда я попал, и дни мои остались считанные. Спасти меня может только чудо. Итак, прощайте, мои дорогие, прощайте, родные, друзья и знакомые. Если найдется добрый человек и перешлет мое письмо, то знайте хоть, где я погиб бесславной тяжелой смертью. Еще раз прощайте. Ф. Кожедуб…»[258]
Политика нацистов состояла в планомерном истреблении советских военнопленных самыми различными методами: около 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских заключенных поместили на небольшой площади под Минском; они жили без пищи по 6–8 дней в состоянии животной апатии, вызванной голодом; пространство было настолько тесным, что они едва могли шевелиться и отправляли естественные нужды там, где стояли. Охраняла этот лагерь рота кадровых солдат, которые все время беспощадно применяли огнестрельное оружие.
Среди массы советских военнопленных немцы отбирали специалистов и отправляли в Германию для работы на промышленных предприятиях, где они подвергались различным пыткам. Эта ситуация хорошо описана русским генералом А.И. Деникиным: «В последнюю войну на востоке наблюдалось явление, до сих пор в истории международных войн небывалое… Очутившись в плену, русские с первого же дня попадали в невыносимые условия, неизмеримо худшие, нежели для пленных всех других воюющих держав. И не только в первое время, когда, может быть, трудно было организовать прием столь неожиданно большого числа людей, но и во все последние годы.
Их гнали по дорогам, не считаясь с расстоянием и человеческой возможностью, без пищи и питья. И когда кто-либо от чрезмерной усталости падал или, желая утолить невыносимую жажду, наклонялся над придорожной канавой, его приканчивала стража штыком или пулею… Их держали по многу суток под открытым небом во всякую погоду, иногда в снегу, в отгороженных колючей проволокой пространствах, в ожидании нехватавших транспортных средств. И тоже без всякой еды и, что хуже, – без воды… Ими набивали поезда, состоявшие из открытых платформ, на которых в спрессованном виде везли в стоячем положении без возможности шевельнуться по 3–4 дня. В этой дышавшей испражнениями человеческой массе среди живых стояли торчком и мертвые…
Мне рассказывал француз, вернувшийся из плена и лагерь которого находился по соседству с русскими, что, когда к их расположению подъехал один из поездов, русские военнопленные буквально закостенели, не могли двигаться. Немцы отрядили французов, которые стали переносить русских на руках и носилках. Живых клали на пол в бараках, мертвых сбрасывали в общую яму…
Часто случались эпидемии дизентерии. Больным никакой помощи не оказывалось, им предоставляли медленно умирать. Каждое утро немецкие санитары в специальной одежде и масках заходили в бараки и баграми вытаскивали трупы, которые сваливали, как падаль, в общие ямы. Около каждого русского лагеря в таких «братских» могилах нашли упокоение десятки тысяч русских воинов… При таких условиях, когда немецкое командование предложило этим людям, обратившимся в живые скелеты, нормальный военный паек своих солдат, чистое жилье и человеческое отношение, многие согласились одеть немецкий мундир, тем более что им было объявлено, что из них будут формировать части для тыловой службы и работы. Пусть, кто может, бросит в них камень…»[259].
* * *
Тем не менее, несмотря на нечеловеческие, экстремальные условия, в которых находились советские военнопленные, вынужденных предателей среди них было меньшинство – большинство предпочитало нравственную ответственность нравственной вине. Они не принимали от врага солдатскую пайку даже перед лицом собственной смерти, некоторые из них пытались бежать, только бы не служить врагу[260].
Советские люди ориентировались на принципиально иные социокультурные ценности, которые четко проявились во время блокады Ленинграда – величайшей трагедии XX столетия. В этом смысле сильнейшее впечатление производит книга С.В. Ярова «Блокадная этика. Представление о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг.». В ее основе лежат обжигающие свидетельства очевидцев тех дней, кому-то из них удалось выжить, другие нашли смерть на разбитых бомбежками улицах, в промерзших домах, в бесконечных очередях за хлебом. Но все они стремились донести до нас рассказ о пережитых ими муках, о стойкости, о жалости и человечности, о том, как люди протягивали друг другу руки в блокадном кошмаре[261].
Самое потрясающее состоит в том, что в экстремальных условиях блокады нравственные правила не были окончательно размыты даже в «смертное время». Понятно, что в облике блокадников совмещались противоречивые характеристики, когда светлое перемешивалось с темным, когда необходимо было «не только выжить, но и сохранить человеческое достоинство»[262]. Они исчерпали свои эмоции, стали безразличными к обстрелам, к смерти, что размывало моральные стороны; самым страшным для них был голод. Однако они сохраняли в себе человечность в бесчеловечное время: «И никакие мортиры не смогли разрушить эту крепость человеческого духа – находился хотя бы один, кто, сам будучи голодным, поднимал упавших и утешал отчаявшихся. Город спасал себя великими и малыми делами – и самоотверженностью сотен людей, искавших сирот, и стаканом воды, переданным соседу»[263]. Перед нами предстает эстафета добра наших соотечественников, которая помогала выжить и сильным, и слабым в бездне блокадного ада. Именно нацисты – эти новоявленные «господа мира», для осуществления своих захватнических целей создали эту бездну ада, которая сохраняется в памяти России.
В своей книге «Нацисты: Предостережение истории» Л. Рис показывает бесчисленные преступления против человечества, совершенные нацистами разных рангов, злодеяния гитлеровцев в ходе войны против Советского Союза, и квалифицирует «нацизм» как «глобальную катастрофу»[264].
