Кто виноват?
Как известно, из ничего не получается что-то. На мой взгляд, безусловно, правы историки, считающие первопричиной погромов тот факт, что крестьянская реформа, проведенная в России за двадцать лет до «Елисаветграда», к 1881 году дала всходы. Община еще жила, но уже рушилась, «туземцы» понемногу пытались влиться в «цивилизованные» торговофинансовые отношения, но не слишком успешно – конкурировать с евреями было не просто сложно, но почти безнадежно. Мало того, крестьян давило малоземелье, а помещики предпочитали сдавать землю в аренду евреям – те управлялись с ней лучше, техничнее, а следовательно, и платили больше, причем в срок. Собственно, на территории Империи повторялось то, что происходило в странах Западной Европы несколькими веками раньше, когда евреи, занимая конкретную нишу (торговые и финансовые операции), играли роль своеобразного «буфера» между крестьянством и феодалами и жили достаточно привольно. Но лишь до тех пор, пока не встали на ноги города с их цехами и гильдиями. Когда же в конце XII–XIII веков процесс формирования «местной» предбуржуазии в целом совершился, «нехристи» стали лишними. Конкурировать с ними было невозможно (опыт, спайка, капиталы!), поладить и слиться – тоже (по понятным причинам). Оставалось прогнать, очень желательно – ограбив, а еще лучше – перебив, поскольку пользоваться чужим имуществом при хоть и изгнанном, но живом хозяине порядочному бюргеру все же неудобно. По мнению британского исследователя Стивена Хейлайзера, события тех веков были качественно очень близки к холокосту. Но, поскольку грабить и убивать просто так тоже как-то неловко, под вполне рациональные соображения подгонялась теоретическая база. Религиозные предрассудки, таким образом, были лишь внешним декорумом (в конце концов, покончив с евреями, англичане принялись за фламандцев, а французы за ломбардцев), но декорумом очень уместным. При этом местные монархи, как правило, сперва пытались защитить полезных людишек от «черни». Но, поскольку против прогресса не попрешь, возглавляли охоту, забирая (пардон, конфискуя) львиную долю трофеев. И тут уж «нехристям» не помогало даже крещение – судьба марранов Испании известна всем, но мало кто знает, что судьбу их разделила и немалая часть «новых христиан» прочих стран Европы.
На фоне этого «холокоста № 1», который почему-то на Западе подзабыли, судьба евреев в Восточной Европе, даже в наиболее жестких вариантах, выглядит слегка ласковее. Там тоже грабили и убивали, но, поскольку «прогресса» было поменьше, грабили и убивали крестьяне, видевшие в чужаках всего лишь угнетателей, но не конкурентов, а потому и считавшие, что ежели нехристь крестится, так убивать его незачем, поскольку тогда с ним можно будет и по-людски говорить. Даже в жутких, кровью писанных «Гайдамаках» Шевченко, такие нюансы не столько умом понимавшего, сколько инстинктом чуявшего, крайне отрицательный «жид» не только ухитряется выжить, но и в итоге (видимо, успев креститься) оказывается чуть ли не в первых рядах повстанцев, былых обид ему уже не поминающих, в тех же Карпатах, где крестьянство жило немного свободнее и зажиточнее, чем в Приднепровье, кровопролитий вообще не случалось, а зажиточных «нехристей» опришки грабили точно так же, как и единоверцев. В общем, уход от натурального хозяйства стимулировал рост раздражения и желания «восстановить справедливость». Но пока что еще не ненависти. По крайней мере Д. Пасманик, описывая трагические события 1881–1884 годов, подчеркивает, что в событиях не наблюдалось «явно выраженной расовой вражды… Не раз те же крестьяне, которые грабили еврейское добро, укрывали у себя спасающихся евреев, не давая им погибнуть (…) о племенной и расовой ненависти говорили немногие, остальные считали, что погромное движение возникло на экономической почве». Вот только этот экономический конфликт в ситуации, когда во всей Империи 2/3 людей, занятых в торговле, были евреи, а потенциальные конкуренты проигрывали еще до старта по всем объективным показателям, был принципиально неразрешим мирными средствами. В сущности, на повестку дня, как в Европе за столетия до того, вышел чистый, беспримесный дарвинизм, перечеркивающий всякие этические глупости как нечто сугубо второстепенное.
Впрочем, коль скоро уж помянули Европу, то вот что интересно. Примерно в то же время аналогичные события, только с большей кровью, происходили и на благословенном Западе. Правда, не во Франции или Англии, где после всех средневековых пертурбаций евреев (потомков вернувшихся после революций 1649 и 1789 годов) было не очень много. А вот в государствах Германии, куда евреи начали возвращаться после опять-таки буржуазных революций, но уже 1848 года, их встретили, мягко говоря, безрадостно, причем недоброжелательность довольно скоро переросла в антисемитскую агитацию. Быстро возникли и СМИ соответствующего направления, выступающие уже не против «христопродавцев», а против «вредного народа». Причем везде, кроме Пруссии, но там евреев попросту «разъевреивали», оставляя им разве что право молиться по-своему. Начались поджоги (Нейштеттин, 1884), попытки выселения (Ксантен, 1892) и даже погромы (Кёниц, 1899), которые властям пришлось гасить силой оружия. Чуть меньше подогрета была обстановка в Австрии, но и там призывы к бойкоту евреев и акты насилия к концу XIX века, стали обыденностью.
Впрочем, вернемся к нашим погромам.
После того как стихия 1881–1884 годов улеглась, рецидивов не случалось примерно лет двадцать. А затем случился первый по-настоящему страшный погром, с многочисленными жертвами и зверствами. Конечно, не в Великороссии и даже не в Малороссии, чего, в общем, можно было бы ожидать, а в захолустном Кишиневе в апреле 1903 года. Между прочим, место в данном случае имеет немалое значение, поскольку отношение местного населения к евреям было даже хуже, чем в Приднепровье. По той простой причине, что Бессарабия вошла в состав Империи в 1812 году, спустя 8 лет после издания «Указа о евреях», и «предупредительные» меры, предусмотренные Указом (в первую очередь ограничивающие присутствие евреев в сельской местности), власти, по неизвестной мне причине, на нее не распространили. Сильно подозреваю, что просто запамятовали. Но ситуация в Бессарабии была куда хуже, чем в «черте оседлости» вообще, и к началу XIX века градус ненависти был примерно такой, как в Малороссии перед Хмельниччиной. Причем ненависть эта вовсю подогревалась публикациями в единственной ежедневной (и, увы, талантливой) кишиневской газете «Бессарабец», издаваемой Паволаки Крушеваном – первым, пожалуй, в Империи «классическим» антисемитом. Был у человека бзик – ненавидел он евреев, причем вовсе не за то, что «Христа распяли», а просто за то, что они евреи. В общем, взрывоопасное было место, не полыхнуть просто не могло. И полыхнуло. Правда, началось все 6 апреля достаточно умеренно, с «бузы» люмпенов, которую власти к вечеру более или менее погасили, арестовав несколько десятков «активистов и, может статься, Кишиневский погром вошел бы в историю лишь потому, что был первым после долгого перерыва. Но на следующий день, когда еще не проспавшиеся с вечера уроды решили порезвиться еще немножко, некий еврей открыл огонь из револьвера, уложив на месте особо охамевшего подростка и, что, видимо, еще хуже, случайно попав в икону. Вот тогда-то толпа, за несколько минут распухнув вдесятеро, начала убивать всех подряд, и слабенькие «пукалки» ничем помочь не могли (как выяснило следствие, из 4 погибших громил 3 погибли от огнестрельного оружия, тогда как 39 евреев были убиты «тяжелыми тупыми предметами»). Остановить вакханалию полиция уже не могла, ее просто смяли, точно так же, как летом 1863 года смяли полицейских банды, линчевавшие негров и громившие офисы на улицах Нью-Йорка (поклонники Леонардо ди Каприо и Мартина Скорсезе, ау!). И точно так же, как в Нью-Йорке, пришлось вводить в дело войска. А поскольку такие дела быстро не согласовываются, беспредел продолжался до тех пор, пока солдаты не получили приказ стрелять на поражение. Впрочем, хватило и залпа поверх голов. Спустя пять минут на улицах столицы будущей Республики Молдова было тихо и пустынно.
Следует отметить: бессарабский кошмар потряс российское общество. Если кто-то и сочувствовал ликующему Крушевану (а такие и на низах, и в истеблишменте, конечно, имелись), то вида не подавал. Домнул Паволаки стал «нерукопожимаемым» в хорошем обществе. Что его, впрочем, мало волновало. Зато в осуждение громил высказались все, в том числе и заведомые ненавистники «христопродавцев». Так, один из самых консервативных иерархов РПЦ, в скором будущем – идеолог черносотенцев епископ Антоний Волынский произнес специальную проповедь, начинавшуюся словами: «Доходят до нас печальные позорные вести о том, что в городе Кишиневе… происходило жестокое, бесчеловечное избиение несчастных евреев… О Боже! Как потерпела Твоя Благость такое поругание!..». Категорический приказ «Разобраться и наказать» отдал и Государь (евреев, как известно, весьма не любивший). После чего следствие получило возможность вести дело всерьез, и в результате чуть менее тысячи погромщиков оказались за решеткой, более 200 убийц ушли на каторгу, а губернатор фон Раабен и его ближайшее окружение были с позором отправлены в отставку за то, что не обеспечили своевременных и решительных действий для пресечения погрома.
