и военных в Афганистане и Ираке, Европа была втянута в гражданскую войну в Сирии и дошла до того, что взяла на себя инициативу бомбардировки Ливии и свержения ее лидера, Муаммара Каддафи, который угрожал французским интересам на Ближнем Востоке и в Африке (в частности, Каддафи намеревался создать независимую африканскую валюту для замены франка КФА). Под предлогом оказания поддержки «арабской весне» и призыва к демократии, Европа – особенно Франция и Великобритания – вместе с Соединенными Штатами раздувала протестные движения против светских арабских лидеров (заботливо щадя при этом суннитские и ваххабитские религиозные режимы стран Персидского залива). Европейские страны поддерживали вооруженные восстания, осуществляя ожесточенные пропагандистские нападки на законное правительство Башара аль-Асада и предоставляя материально-техническую поддержку через Турцию и нефтяные монархии, а также участвуя в бомбардировках Ливии в 2011 году, а затем Сирии в 2013 году – в наказание за нападения с применением химического оружия, которые приписывались сирийскому режиму, но так и не были доказаны [86].
Нельзя не отметить, что поддержка повстанцам, которые очень скоро попали под влияние таких террористических групп, как Аль-Каида [87] и Исламское государство Ирака и Леванта [88], оказывалась во имя демократии и прав человека, хотя помощь проходила через монархии Персидского залива и Турцию – страны в самом низу списка тех, что, как считается, заботятся о правах человека. Не говоря уже о том, что женщины в Ливии Каддафи и Сирии Асада всегда были в гораздо лучшем положении, чем в Саудовской Аравии или Арабских Эмиратах, и что боевики Аль-Каиды [89], которых поддерживали проживающие в Сирии европейцы, заявляли о своей преданности Усаме бен Ладену – врагу номер один в Соединенных Штатах…
Двуличие Европы, ее двусмысленные речи и двойные стандарты относительно уважения демократии и соблюдения прав человека явно не относятся к ее заслугам. Ее позиция тем более шокирует, что Франция, преисполненная самодовольства в связи с интервенцией в Мали для защиты населения и культурного наследия от злодеяний исламистов, поддерживает этих самых исламистов в борьбе со светским правительством Сирии, противодействуя режиму, который не устраивает фундаменталистские монархии Персидского залива. Однако обе стороны исповедуют одну и ту же идеологию, принадлежат к одному и тому же движению салафитов и учились у ваххабитских улемов Мединского университета. Кто поймет смысл всего этого?
А кто укажет на тот факт, что массовая миграция, так глубоко дестабилизирующая Европу сегодня, – прямое следствие дестабилизирующих операций Европы в Ливии и Сирии? Кто помнит, что до 2011 года мигранты не гибли тысячами при пересечении Средиземного моря? А кто помнит, что на Украине 21 февраля 2014 года министры Франции, Польши и Германии заставили президента Януковича подписать соглашение, предусматривавшее свободные и демократические выборы, и что оно было немедленно разорвано демонстрантами-националистами, жаждавшими захватить власть? На следующий день после прихода к власти участники протестов приняли закон, дискриминирующий русский язык, на котором говорит значительная часть украинского населения, и спровоцировавший одесскую трагедию [90], отделение Крыма и гражданскую войну на Донбассе.
А недавно официальные лица НАТО дали зеленый свет формальному вступлению Украины в члены альянса, создавая тем самым возможный казус белли с Россией [91].
Безусловно, Европу нельзя упрекать в том, что она заботится о своей безопасности, крепит самооборону. Однако что можно поставить под вопрос, так это ее неспособность противостоять американскому давлению, ее поспешность ввязываться в войны, которые ее не касаются, ее усердие в поддержке новых режимов, которые не отвечают ее интересам, и ее умение создавать себе врага – Россию – на собственной территории. Европе пора вернуть себе контроль над своей обороной и свободу определять свое будущее демократическим путем. Европе пора встать на ноги как на Востоке, так и на Западе, и осознать, что ее территория простирается до Урала. Почему не интегрировать Украину и Россию, вовлекая при этом Турцию (частично европейскую страну) и средиземноморские страны на новый уровень сотрудничества, который охватывал бы экономические и общие интересы безопасности и нашел бы свое место в обновленном Европейском доме, на что так надеялся Франсуа Миттеран?
Чрезмерное влияние Германии
Груз американской опеки над Европой и изоляция России оказывают еще одно пагубное воздействие на Европу: усиливается гегемония Германии в рамках Европейского союза. Воссоединение страны в 1991 году привело к образованию обширного государства, которое нарушило баланс всей европейской конструкции. Разумеется, и речи быть не может о том, чтобы поддаться какой-либо германофобии. Мы не подозреваем, что Германия желает возродить свои прежние пангерманские или гегемонистские наклонности. Нет ни немецкого заговора, ни немецкого макиавеллизма. Тем не менее, то, что происходит в любом человеческом обществе, когда один из его членов становится больше и влиятельнее других, происходит сейчас, как мы видим, в отношении Германии: разница в масштабах создает нестабильность и порождает напряженность. Германия и Европа – не исключение из правила. Пространство, которое занимает Германия, намеренно или нет, имеет тенденцию разрастаться. Дисбаланс стал еще более значительным теперь, когда Великобритания вышла из Евросоюза. Тот факт, что Франция продолжает слабеть, теряя свои экономические возможности и с 2009 года перестав играть стратегическую роль противовеса – после реинтеграции в НАТО и безоговорочного присоединения к англосаксонской политике, – также не способствует улучшению ситуации.
Вопрос о Германии, который наряду с рассуждениями, связанными с НАТО, является крайне табуированным в Европе, требует спокойного и взвешенного рассмотрения. Во Франции Жан-Пьер Шевенман – снова он – и «несгибаемый левый» Жан-Люк Меланшон были освистаны прогерманскими СМИ и политиками, когда затронули эту тему [92]. Кроме того, резкая критика раздается в Германии в литературе, кино, театре и социологии благодаря таким авторам, как Ханс Магнус Энценсбергер, Юрген Хабермас и австриец Петер Хандке (его просербские позиции во время войны в Югославии воспринимались как ересь и крамола и привели к тому, что он был изгнан из СМИ и исключен из публичного пространства) [93].
Процитируем Энценбергера – автора, не вызывающего подозрений, и яростного критика, высмеивающего «общество, состоящее из летних лагерей беззаботных серфингистов, из целых деревень, построенных исключительно для престарелых, а также из поселений, состоящих из вторых, а то и третьих загородных домов, большую часть года простаивающих пустыми, – общество, которое освободив немцев «от фабрик и офисов», предлагает культуру клинико-психиатрических и мазохистских обязательств саморазвития. В книге «Гражданская война» он описывает человека как «единственного примата, который практикует крупномасштабное убийство своих собратьев методично и с энтузиазмом. Война – одно из его главных изобретений».
Он подчеркивает упадничество, характерное для Германии и западноевропейских стран. Незаметно распространилось то, что он называет
