Инженеры, непосредственно руководившие забастовками, не считают себя провокаторами, гордятся собой, а шахтеры не выдвигают к ним претензий. И все говорят о тяжелейших социальных последствиях, к которым привели их собственные действия. Никакой мысли об ошибке — и это после всего, что они пережили. Понятно, что и телевидение постаралось определенным образом «слепить» передачу… но ведь не дети выступали перед телекамерами, могли бы хоть слово вставить, хоть намекнуть.
Нарушение норм рациональности при утрате памяти и способности к рефлексии — большая общенациональная проблема, она сама должна стать предметом усиленной рефлексии, а затем и специальной культурной, образовательной и организационной программы. Пока что признаков осознания этой проблемы не видно. Приведу недавний и хорошо известный пример.
В 2002 году в РФ собрали 86 млн тонн зерна. 12 октября 2002 года В.В. Путин (тогда Президент РФ) заявил, что в России достигнут рекордный урожай. Он сказал буквально следующее: «В последние годы, несмотря на плохую погоду, удалось добиться таких результатов, которых не было в советское время».
Как можно было произнести такое? Реальные данные Госкомстата РФ о производстве зерна (в весе после доработки) публикуются регулярно и общедоступны. Они таковы: в 1970 году в РСФСР было собрано 107 млн тонн зерна, в 1973 году — 121,5; в 1976 году — 119; в 1978 году — 127,4; в 1990 году — 116,7, в 1992 году — 107 тонн. Мы видим, что 24 года назад было собрано зерна в полтора раза больше., чем в «рекордный» 2002 год. То есть представления В.В. Путина о зерновом хозяйстве России ошибочны фундаментально, а не в нюансах. Более того, урожай 1992 года, т. е. урожай уже времен реформы, был больше «рекорда» почти на треть. Урожай менее 100 млн тонн в последние 20 лет в РСФСР вообще был редкостью. Даже в среднем за пятилетку в 1986-1990 годы зерна собирали 104,3 млн тонн в год.
Понятно, что заявления Президента страны, касающиеся экономических вопросов, готовятся и редактируются экспертами-экономистами, которые подвизаются при Правительстве и Администрации Президента. Трудно заподозрить их в том, что они хотели «подставить» своего работодателя — они сами были уже неспособны встроить свои количественные измерения во временной контекст. Но ведь это свойственно экономистам как сообществу в целом. И нелепая байка про «рекорд» потом кочевала по СМИ без какой бы то ни было реакции и коррекции в течение двух лет.
Более того, когда в декабре того же 2002 года я изложил этот казус в выступлении на конференции на экономическом факультете МГУ и привел данные Госкомстата о производстве зерна на территории РФ, по аудитории прокатился гул недоверия, и несколько человек с мест закричали, что приведенные мною данные касаются всего СССР. Таким образом, многие экономисты, собравшиеся в «лучшем вузе страны», не только не знали, как сказалась реформа на зерновом хозяйстве России, но и не помнили, что с 1976 года по 1985 год в СССР собиралось в среднем по 193 млн тонн зерна в год, а рекордные урожаи доходили до 215 млн тонн. А ведь речь о хлебе страны.
Конечно, экономистам не обязательно помнить точные цифры, не составляет никакого труда посмотреть их в справочнике. Дело в том, что у экономистов утрачен навык мысленно встраивать сообщение с количественной мерой во временной контекст. Ведь утверждение, будто 2002 год стал рекордным для территории РФ за всю ее историю, не является тривиальным. Как можно, называя какое-то достижение рекордом, не взглянуть назад и не поинтересоваться, какими были достижения в прошлые годы? Тем более что уж экономисты-то должны быть наслышаны о том кризисе, который переживало сельское хозяйство страны в начале десятилетия. Как могла такая сенсация не вызвать интереса и сомнения? Ведь действительно рекордный урожай в тех условиях был бы поистине чудом и должен был бы стать объектом пристального внимания во всем мире.
Наконец, мы видим полное отсутствие рефлексии в той части интеллигенции, которая приняла активное участие в экологическом движении в годы перестройки. Они добились своего — и получили резкое ухудшение положения. Нельзя же оставить такой факт без анализа, это противоестественно для специалистов научного и технического профиля!
Возьмем одну из главных проблем экологии — использование природных ресурсов. Да, СССР, проводя форсированную индустриализацию, допускал «перерасход» природных ресурсов. Но ведь после слома советской системы мы наблюдаем просто хищническое отношение частных фирм к природным ресурсам. Где же протесты интеллигенции?
Как сообщалось в газете «Коммерсантъ» (17.06.2004), средняя проектная величина коэффициента извлечения нефти (КИН) в Российской Федерации снижается, и в 2004 году она составляла около 35%, т. е. после окончания разработки месторождений в земле остается 65% нефти. Заместитель генерального директора ВНИИНефть С. Жданов так комментировал этот факт: «В последнее время деятельность нефтяных компаний направлена на интенсивный отбор нефти с минимальными затратами. Вместе с тем, в нарушение лицензионных соглашений некоторые природопользователи преждевременно закрывают обводненные или низкодебитные скважины. Выборочное извлечение наиболее продуктивных запасов ведет к уменьшению КИН и безвозвратной потере части запасов нефти».
Так объясните, экологи, свой ход мысли, когда вы требовали перехода к рыночному принципу природопользования!
Резко ухудшилась защита лесов от пожаров, что привело к росту и числа пожаров, и площадей сгоревших лесов. Ценный «учебный материал» дали лесные пожары лета 2010 года. Ведь государство и общество с огромным трудом справились с бедой, для преодоления которой уже были выработаны надежные и эффективные способы. И дело не только за властью, общество и само находится в том же состоянии безответственности и беспамятства. Люди живут сегодняшним днем — завтра эти пожары забудутся, и никто не извлечет урока. Не будет никакой рефлексии, люди согласятся с внушаемым им мифологизированным представлением об этих явлениях.
Засуха и пожары позволяют говорить о потере государственным управлением и его экспертами системной памяти. Стерта память историческая — о том, как решались проблемы пожаров на протяжении русской истории, какую роль играли реформы в лесопользовании и охране лесов. Но забыты и современные пожары — например, пожары торфяников 1972 года. Тот пожар дал достаточно полную техническую и управленческую информацию об этом явлении, о тех мерах, которые необходимо предпринимать для предотвращения пожара или быстрой блокады его распространения. Даже испытанные тогда системы сборных мобильных трубопроводов, показавшие свою эффективность и с тех пор усовершенствованные, в 2010 году были с опозданием и в гораздо меньшем масштабе введены в действие. В 1972-м через такие трубы на места возгорания было вылито 5,5 млн кубометров воды. Летом 2010 года каждый день сообщались цифры: при тушении пожара вылито — то 290 кубометров воды, то 500… Задействовано два самолета, три вертолета… Очевидно, что введенные в действие силы и ресурсы были несоизмеримы с угрозой.
Дальше — больше. Даже если оправдать короткую память о советском опыте развалом страны, масштабными переменами и т. д., то должна была бы остаться хоть память о событиях 2002 года. Тогда также имели место природные пожары, хотя и меньшие по объему, но сходные по типу. Уроков вынесено не было. Осенью 2002 года было принято решение обводнить торфяники (не будем сейчас обсуждать его правомерность или ошибочность). В 2003 году эти работы были начаты, а в 2004-ом — заброшены, причем без каких-либо распоряжений, без отчетов о выполнении либо объяснений причин принятия решения прекратить выполнение программы. О ней попросту забыли.
Без памяти нет и предвидения. Не было никакого предвидения и относительно того, что произойдет после внедрения нового Лесного кодекса. Почему, вводя этот Кодекс, власти не задумались о том, что произойдет, если перестать ухаживать за противопожарными лесными просеками? Что произойдет, когда будет ликвидирован институт лесников, которые были способны сразу гасить возгорание при его обнаружении, не доводя до катастрофического разрастания очага лесного пожара?
Как в обществе, так и во власти утрачена способность встраивать явление в контекст. Вину за пожары возложили на аномальную жару и торфяники, в то время как в ряде регионов России и в Белоруссии при похожих условиях — аналогичной жаре и тех же торфяных болотах — никаких пожаров не возникало. А все дело в том, что власти этих регионов, даже в рамках рыночной системы, сохранили разумные методы лесного хозяйствования. Кроме того, у всех перед глазами примеры Швеции и Финляндии, где также имеются очень большие торфяники, а масштабы их осушения и разработки торфа намного больше российских. И никаких пожаров.
