Первейшей заботой Зиновьева, Каменева и Сталина стали политическая дискредитация и удаление от власти Троцкого. Пока «тройка» вместе, однако пройдет время, и она расколется. Сталин победит вчерашних компаньонов — с помощью партийного аппарата. Но это будет позднее. А в двадцать третьем году, в преддверии будущих драк, все вели подспудную работу по расстановке своих людей.
До болезни Ленина на всех заседаниях Политбюро неизменно секретарствовала Мария Игнатьевна Гляссер. Широкой публике имя этой женщины было знакомо менее, нежели Лидии Фотиевой. Фотиева — секретарь Ленина по Совнаркому, и все декреты правительства шли в печать за подписью Ленина и Фотиевой. Ее имя знала вся страна. А вот Марию Гляссер знал лишь узкий круг партийных функционеров. Дело в том, что Гляссер была секретарем Ленина по Политбюро, а вся работа Политбюро носила секретный характер.
Очень немногие знали, что, несмотря на следовавшую за Лениным под декретами Совнаркома подпись Фотиевой, главной и основной секретаршей была Гляссер. Поскольку все самые важные решения принимались на Политбюро, Гляссер и вела их запись. Совнарком лишь дублировал постановления Политбюро, и эта практика продолжалась вплоть до 1990 года. Фотиева лишь следила за тем, чтобы декреты Совнаркома точно повторяли решения Политбюро, но не принимала такого участия в их подготовке и формировании, как Гляссер.
Пост секретаря Политбюро очень важен, и когда Ленин вышел из строя, «тройка» решила заменить Гляссер своим человеком. Им стал Борис Бажанов.
В ленинском секретариате — смятение. Кто следующий? Фотиева, чтобы сохранить свой пост, просит Каменева принять ее и долго рассказывает о своих выдающихся способностях, не раз отмеченных Владимиром Ильичем. У Каменева должно сложиться впечатление о ее незаменимости и, главное, посвященности в ленинские мелкие секреты. Зачем расширять круг лиц, причастных к кремлевским тайнам? Каменеву совсем не интересны совнаркомовские канцелярские мелочи, он выше всех этих дрязг, он отмахивается от них, — и, между прочим, напрасно. Сталин, в отличие от него, очень даже интересуется подобными деталями.
Фотиева вздохнула с облегчением, когда узнала, что Каменев не против того, чтобы она продолжала работать с ним. Меньше повезло Саре Флаксерман, которая вместе с Володичевой выполняла обязанности дежурной секретарши при Ленине. Их обычно вызывали к нему, когда он хотел продиктовать письмо, распоряжение или статью. Знаменитое ленинское «завещание», продиктованное Володичевой и ставшее благодаря ей известным Сталину, еще одно свидетельство всесилия маленьких людей. Володичева получила индульгенцию на пребывание рядом с первыми лицами, а вот Сару Флаксерман перевели в так называемый Малый Совнарком — комиссию, придающую нужную юридическую форму проектам декретов Совнаркома.
Набирал силу секретариат Молотова. С помощниками второго секретаря ЦК считались. Правда, они не сделали такой головокружительной карьеры, как помощники Сталина. Личный секретарь Молотова Герман Тихомирнов получил должность заведующего Центральным партийным архивом при ЦК. Должностишка, прямо скажем, так себе — ведь все важнейшие документы были сосредоточены в сталинском секретариате, и их сбором занимался Товстуха. Другие помощники Молотова — первый секретарь Васильевский, Бородаевский, Белов — в крупные «шишки» тоже не выбились.
Иное дело — сталинский секретариат. Из его недр выйдет Николай Ежов — тот самый наркомвнудел, который будет два года держать страну в «ежовых» рукавицах. Он приглянется Сталину, будучи на малозаметной партийной работе в Казахстане, и сразу же попадет в ЦК, где станет заведовать сектором кадров в секретариате генсека. Отсюда же взлетит к вершинам власти и Маленков, который после смерти Сталина заменит его на посту Председателя Совета Министров СССР. В середине двадцатых годов он удачно женился на сотруднице аппарата ЦК В. Голубцовой, и та помогла ему устроиться на техническую должность в ЦК. Усидчивый канцелярист, получивший от коллег пренебрежительную кличку «Маланья», вскоре выслужился до чина протокольного секретаря Политбюро. В 1934 году он уже возглавил отдел руководящих партийных кадров ЦК.
По мере того как Сталин прибирал к рукам власть, его секретариат играл все более важную роль. Вот уже и двадцатичетырехлетний Бажанов, беря пример с Товстухи, Мехлиса и Каннера, начал покровительственно разъяснять руководителям наркоматов, что вопрос, внесенный ими в Политбюро, недостаточно согласован с другими ведомствами, что надо сначала сделать то-то и то-то. К Бажанову обращаются все чаще и чаще: руководители ведомств понимают, что секретарь Политбюро в курсе всех дел, у него можно получить сведения, в каком состоянии тот или иной вопрос, каковы по нему мнения и тенденции. Иногда он ловит себя на том, что заходит слишком далеко, что превышает свои полномочия, и делится сомнениями с коллегами. Они успокаивают: институт помощников секретарей ЦК и был создан Лениным, чтобы разгрузить секретарей ЦК от второстепенных дел, чтобы они могли сосредоточить свою работу на главном.
Бажанов покинул сталинский секретариат в 1926 году.
К этому времени положение его шефа в иерархии власти значительно упрочилось. Хотя Троцкий и Зиновьев пока еще остаются членами, а Каменев — кандидатом в члены Политбюро, но они уже отстранены от своих прежних крупных постов. Троцкий уже не председатель Реввоенсовета и не наркомвоенмор, Зиновьев — не председатель исполкома Коминтерна, Каменев снят с постов председателя Совета Труда и Обороны и заместителя председателя Совнаркома. Состав членов Политбюро расширен за счет Молотова, Калинина и Ворошилова, кандидатов в члены — за счет Рудзутака, Дзержинского, Угланова и Петровского. Они все люди Сталина.
Казалось бы, Бажанову следовало выглядеть орлом — так круто взмыл его хозяин. Помощник генсека получал необъятные возможности для служебного продвижения и удовлетворения своих честолюбивых устремлений. А он вдруг оказался в Наркомфине, на посту редактора ведомственной «Финансовой газеты» и одноименного издательства. Вместо каждодневного общения с вождем, членами Политбюро и наркомами — полтора десятка скучно пишущих на казенные темы полуграмотных журналистов, вечно выходящее из строя типографское оборудование, постоянное добывание дефицитной газетной бумаги. Чем вызвано это очевидное понижение?
По версии Бажанова, многократно повторенной им во французской печати, решение об уходе из сталинского секретариата родилось у него самого. Мотивы следующие.
Во-первых, атмосфера в этом специфическом учреждении крайне нездоровая. Каннер — опаснейшая змея, преступный субъект. Если Сталин почтет за благо ликвидировать кого-либо, он поручит это Каннеру, а уж он-то найдет соответствующий способ.
Когда из Америки пришла весть о загадочной смерти председателя Амторга Склянского, который в гражданскую был заместителем Троцкого и немало попортил крови Сталину, Бажанов с Мехлисом в один голос заявили Каннеру:
— Гриша, это ты утопил Склянского.
Склянский прогуливался на моторной лодке по озеру и не вернулся с прогулки.
— Ну, конечно, я, — слабо защищался Каннер. — Где бы что ни случилось, всюду я.
И хотя Каннер отнекивался, Бажанов с Мехлисом были твердо уверены, что Склянский утоплен по приказу Сталина и что «несчастный» случай был организован Каннером и Ягодой.
Товстуха — мрачный субъект, смотрит исподлобья, не может простить Бажанову, что он заменил его и Назаретяна на посту секретаря Политбюро, оставаясь в самом центре событий, а сам вынужден где-то за кулисами вести для Сталина грязную работу.
Мехлис тоже порядочная сволочь, хотя и создает себе маску «идейного» коммуниста. На самом деле он банальный приспособленец. Никакие сталинские преступления его не смутят, он изо дня в день будет трубить о великом и гениальном вожде.
Во-вторых, на нового секретаря Политбюро все они смотрели с опаской, поскольку он являлся человеком Сталина. Бажанову хотелось, чтобы они пришли к выводу — он занимает эту должность не по благоволению Сталина, а потому, что обладает необходимыми качествами. Трудно сказать, изменили ли они свое мнение.
В-третьих, Сталин относился к своему помощнику довольно осторожно: «Уж очень блестящую карьеру делает этот юноша».
А теперь самое главное, что надоумило Бажанова на столь неординарный поступок.
Присмотревшись к Сталину, его помощник понял, куда идет вождь. В 1924–1925 годах он еще мягко стелет, но Бажанов видит, что это аморальный и жестокий азиатский сатрап. Он совершит еще немало преступлений — и что, Бажанов тоже должен в них участвовать? Нет, это у него не получится. Чтобы быть при Сталине и со Сталиным, надо в высокой степени развить в себе большевистские качества — ни морали, ни дружбы, ни человеческих чувств. Надо быть волком. И затратить на это жизнь? Нет, ни за что!
