– Это Чубайс-то бескорыстный?! Ха-ха! – опереточно обрушивалась на меня в ответ Машка. – Подхалим он, твой Чубайс! Который на все готов, лишь бы его только при власти оставили! Ему уже хоть плюй в глаза – все путинская роса!
В один прекрасный момент я решила, что пора Маше, наконец-то, познакомиться с объектом своей слепой ненависти. И либо помириться с ним, либо… впорыве ярости собственноручно навсегда избавить и самого Чубайса, и страну от его вечно несбывшихся реформаторских потуг. (Шутка.)
В общем, праздновала я у Машки за городом свой день рожденья и среди прочих гостей позвала туда и Чубайса. Но он, видимо, почувствовал, что над ним нависла реальная угроза суда Линча. (Шутка. Шутка. Тчк. Прием-прием.) Какое-то там у них очередное правление или исполком был – не помню – и Чубайс дезертировал. Не с политсовета, разумеется, а к нам в Дубцы не приехал. Но прислал мне с Борей Немцовым свой подарок ко дню рожденья.
А уж когда Слоним засунула свой любопытный носик в сумочку с эмблемой РАО ЕЭС, где лежали чубайсовы гостинцы, ликование ее просто не знало границ. Там лежали сувениры из так называемого Магазина для новых русских – гжель с позолотой: фаянсовая смятая пивная банка с надписью Старый похмельник, фаянсовый неиграющий компакт-диск с текстом Тыц-дыц-дыц и прочие остоумные вещи.
– Ленка, да у твоего друга – просто полное отсутствие вкуса! – обрадовалась Машка. – Теперь-то ты видишь, – все это девичьи бредни – то, что ты мне про него рассказывала?! Ну как можно додуматься такое девушке подарить?! А я-то уж было чуть и правда не поверила в сказку о рыцаре в белых одеждах…
Это, увы, была ее моральная победа в нашем многолетнем споре.
* * *
Я до сих пор втайне надеюсь, что эти подарки Чубайс выбирал все-таки не сам. А попросил кого-нибудь (скажем, того же Немцова или Трапезникова) купить что-нибудь по дороге.
Но спрашивать об этом, разумеется, никогда не буду.
Ну не знаю я, отчего Чубайс такой! Может быть, как раз от пресловутых перегрузок… Может быть, ему действительно хоть иногда просто высыпаться надо – в принудительном порядке.
* * *
Так что для меня Чубайс – это личная трагедия. Он – диггер, который провалил задание, забыл все пароли и явки, и ассимилировался с кремлевскими мутантами.
Или, может быть, он вообще – моя ошибка диггера? Может, у меня уже просто датчики диггерские отсырели от долгого пребывания в кремлевском подземелье? Может, и не было там никогда никаких своих?
Знаете, как в детском анекдоте, когда маленький мальчик идет ночью домой через кладбище, к нему дядька какой-то подходит и ласково спрашивает:
– Мальчик, ты чего это трясешься весь?
– Ой, дяденька, как хорошо, что я вас встретил! Проводите меня домой, пожалуйста! А то я мертвых боюсь очень!
– А чего нас бояться?!
По правде говоря, я страшно не люблю похорон. Особенно чужих. Но однажды, к своему стыду, мне пришлось отправиться на похороны из чисто корыстных соображений.
Звонок от пресс-секретаря Чубайса раздался 23 февраля 2000 года:
– Ты хочешь поехать с нами в Санкт-Петербург хоронить Собчака? Мы завтра летим на своем самолете и можем тебя взять с собой.
При всем моем уважении к Анатолию Собчаку хоронить я его совершенно не хотела. Тем более что на улице стоял двадцатиградусный мороз.
Но Родина (а точнее – моя редакция) сказала: Надо! Причем – не ради прощания с покойным Собчаком, а для общения с живым Чубайсом.
* * *
На мое счастье, в Питер на самолете Чубайса летел еще и Борис Немцов, с которым мы живем по соседству (я на Пушке – он на Маяковке). Галантный как всегда Борис Ефимович немедленно предложил за мной заехать, но, чтобы не гонять его лишний раз, я обещала подъехать к его дому.
В принципе, от Пушкинской площади до Садового кольца – пять минут пешком. Но мой талант всюду опаздывать (единственный недостаток, который я легко готова простить Путину) не подвел меня и здесь. Из-за зверского холода я решила взять такси. Машина, в которую я села, двигалась со скоростью примерно 100 метров в минуту, потому что Тверская улица превратилась в свежезалитый каток.
Кроме того, сумасшедший таксист не сообразил сразу, что свернуть на Садовое кольцо прямо с Маяковской нам не удастся – пришлось объезжать через Белорусскую и добираться до Садово-Кудринской переулками, что еще минут на десять затянуло дорогу…
Через двадцать минут после назначенного времени встречи Немцов позвонил мне на мобильный и завопил:
– Ты что, не понимаешь, что из-за тебя мы опоздаем на самолет?! Это же будет политический скандал, если я не прилечу вовремя в Питер на похороны!!!
– Борь, я тебя умоляю, не жди меня, езжай один! – лепетала я, понимая, что любые оправдания прозвучат сейчас уже как издевательство.
Но Немцов проявил чудеса джентльменства.
– Ты что, с ума сошла? А как ты поедешь? Думаешь, тебя по такому гололеду хоть один таксист согласится сейчас везти в аэропорт?! Так, через сколько минут ты будешь здесь?…
В общем, с опозданием на полчаса мы с Немцовым выехали в аэропорт. Я сгорала от стыда: потому что вдруг вспомнила, что Борька – и правда не просто мои приятель, а еще и публичный политик, который никак не сможет объяснить свое опоздание на панихиду тем фактом, что Трегубова слишком долго добиралась до его дома. В машине я сидела как мышка, зажавшись в угол, и даже боялась взглянуть на Немцова. Он, надувшись, тоже отвернулся от меня и смотрел в противоположное окно.
Через десять минут лидер правых сил первым не выдержал и разрядил обстановку:
– Ладно, Трегубова, расслабься… Все равно мы уже опоздали!…
И стал рассказывать, как в свое время ему пришлось ехать с Ельциным на охоту, чтобы уговорить президента отдать команду прекратить уголовное дело против Собчака.
К счастью, везли нас не на Волге (на которой Немцов с маниакальным упорством продолжал в то время ездить в думу, пытаясь быть верным своему давнишнему популистскому обещанию пересадить всех чиновников на Газ), а на личном немцовском джипе. И благодаря этому мы просто чудом успели на самолет.
* * *
В Таврический дворец, где проходила панихида, нас протащили контрабандой с какого-то черного хода: Это – группа РАО ЕЭС, пропустите! – распихивали всех локтями сопровождавшие нас чиновники. Было дико неловко перед людьми, которые с самого утра мерзли в длиннющей очереди, чтобы попрощаться с Собчаком.
Завидев рядом с гробом калининградского губернатора Леонида Горбенко, один из приближенных Чубайса бросился ко мне и зашипел на ухо:
– Убийца!!! Как он только не постеснялся сюда прийти?!
Я изумленно вытаращила глаза.
– Ну да, это же он его напоил! -продолжал мой конфидент. – А ведь он прекрасно знал, что у Собчака больное сердце и ему нельзя пить! Он последний, кто видел Анатолия Александровича живым. Собчак ушел от него к себе в гостиничный номер и там сразу умер. Знаешь, у Горбенко ведь вообще такая манера насильно поить людей! Один раз он и нашего Рыжего чуть в гроб не загнал! Наш-то не спит совсем, поэтому его от полрюмки сразу развозит, а тут вроде нельзя отказаться – губернатор проблемного региона угощает… Ты бы его в тот момент видела! Красный как рак и лыка не вязал! Я честно тебе говорю: я тогда тоже боялся, что у Чубайса сердце из-за Горбенко не выдержит!
Тем временем Чубайс вышел на середину, чтобы сказать прощальное слово:
– Нам известны имена убийц…
Я вздрогнула: неужели он сейчас тоже расскажет про Горбенко?
Но его версия была куда более политкорректной: в смерти Собчака были фактически обвинены тогдашний губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев, прокурор Скуратов, Коржаков и все остальные, кто организовывал на Собчака травлю.
* * *
Слез на глазах питерской команды (кроме, пожалуй, Чубайса, на котором просто лица не было от горя) что-то не наблюдалось. Большинство визитеров из Москвы вообще представительствовали на похоронах как на откровенно светском мероприятии. Каждый занимался своим делом. Алексей Кудрин, например, в храме, чтобы зря не терять времени на заупокойную молитву, жарким шепотом прямо перед алтарем сливал журналисту из Московского комсомольца Александру Будбергу оперативную информацию из Белого дома.
Впрочем, вскоре я возблагодарила бога за мирскую практичность господина Кудрина. Потому что он, в буквальном смысле, спас мне жизнь во время страшной давки на похоронах в Александро-Невской лавре.
* * *
Прощаться с Собчаком пришло полгорода. А из-за приезда на это мероприятие Путина президентская охрана, разумеется, никак не хотела пускать на кладбище Александро-Невской лавры простых смертных. Но совсем отсеивать родственников и друзей покойного они все-таки постеснялись. Поэтому близких Собчака, а также официальные делегации (вроде нашей – от РАО ЕЭС) на территорию Лавры запускали, но маленькими порциями и с долгими перерывами. Тем временем нормальный питерский народ сзади все напирал и напирал. В результате служба безопасности спровоцировала известный эффект бутылки с узким горлышком. При входе на кладбище возникла смертельная давка.
