Плен и суд над преемником Гитлера
Крошечные комнатушки без удобств на окраине Аусбурга были совершенно не похожи на те роскошные апартаменты, к которым Геринг успел привыкнуть. Кроме того, его лишили аудитории, заставили снять ордена, эполеты и аксельбанты и даже отобрали кольцо с бриллиантом. Затем настал черед допросов. В отличие от пленника, стремившегося как можно больше рассказать о проблемах авиации Германии или своих взаимоотношениях с фюрером, разведку США интересовали более прозаические детали, которые способны были помочь вести успешные действия против Японии. Из Аусбурга Геринг был перевезен в Висбаден, где беседы с офицерами разведки продолжились. Превосходный актер и профессиональный оратор, Геринг вызывал противоречивые чувства у своих собеседников. Одни считали его холодным и расчетливым человеком с непомерными амбициями и гипертрофированным тщеславием. Другие отмечали совершенно недопустимую для руководителя такого ранга наивность: «Он совершенно искренне уверен в том, что никогда и никому не подписывал смертный приговор и никого не отправлял в концентрационный лагерь – кроме случаев „военной необходимости“».
22 мая на самолете Геринг был доставлен в Люксембург, а затем – в Мондорф, где его поместили в переоборудованный под тюрьму отель «Палас». Несмотря на пышное название, отель пребывал в плачевном состоянии: отсутствие света, изуродованный паркет, разбитые окна с решетками. По прибытии на место Геринга разлучили со слугой, отобрали большинство вещей (в том числе – одну из ампул с цианистым калием, вторую ему удалось скрыть). Но самой большой потерей для узника была конфискация двух чемоданов с паракодеином – к концу войны из-за болей и психологической неуверенности Геринг вернулся к приему наркотиков. Комендантом новой тюрьмы был полковник Эндрюс, не питавший к заключенному военному преступнику никаких теплых чувств. Отмена препарата привела к резкому ухудшению самочувствия, и здоровьем Геринга пришлось заняться американскому военному врачу Дугласу М. Келли. Он посадил Геринга на диету – во время ареста тот весил 127 килограммов, постепенно начал снижать привычную дозу паракодеина. Убедить Геринга сотрудничать с врачом было несложно: достаточно было сказать, что в подтянутом виде он будет лучше смотреться на суде. В результате диеты Геринг похудел до 100 килограммов (большую потерю веса врач посчитал опасной для сердечно-сосудистой системы). Вскоре в отеле появились и другие пленники, в основном члены НСДАП. Однако Геринг избегал их общества, считая себя незаконно лишенным полномочий избранником фюрера, а их – выскочками.
В течение трех месяцев американцы проводили допросы Геринга. В разговоре затрагивались самые разные вопросы: о военных заводах, состоянии промышленности Германии на разных этапах войны, методах управления экономикой и армией, внешней политике. Геринг во время всех допросов придерживался одной и той же тактики: отвечал остроумно, позволял себе ироничные высказывания, но при этом сообщал множество ценных сведений. В то же время Геринг нередко преувеличивал свою роль в ключевых моментах войны, нередко откровенно хвастал, что вызывало у следователей снисходительную улыбку. Выслушивая вопросы американцев, Геринг, вероятно, уже тогда продумывал линию поведения во время суда. И стремился отвести от себя наиболее серьезные обвинения – в частности, об уничтожении евреев.
Ради справедливости стоит отметить, что Геринг не был ярым антисемитом. В том, что среди евреев встречаются разные личности, его еще в детстве убедил крестный – Эпенштейн. Его вторая жена во время гонений на евреев нередко обращалась к почти всесильному Герингу с просьбой спасти от преследования своих подруг-евреек. Кроме того, Геринг нередко помогал получать фальшивые документы об арийском происхождении сотрудникам своего ведомства, оказывал содействие пленным – правда, лишь в том случае, если они представляли интерес как специалисты. И все же на документе об окончательном решении еврейского вопроса, подготовленном Гейдрихом, стояла и его подпись. Герингу ставили в вину подписанные им декреты о конфискации имущества евреев, выплате огромных штрафов. Он отвечал, что все эти меры – следствие приказа Гитлера.
В начале августа заключенным сообщили, что вскоре они предстанут перед Международным военным трибуналом. Геринг, занимавший видное положение, числился под первым номером в списке обвиняемых. Он заявил, что ему есть что сказать на суде, но на какое-то время потерял свою обычную самоуверенность.
12 августа Геринга, Риббентропа, Розенберга, фон Палена и других заключенных на самолете перевезли в Нюрнберг. Геринга поместили в крошечную камеру со старым матрасом, умывальником и туалетом. Как и другим заключенным, ему выдали поношенный мундир. Ежедневные многочасовые допросы, скудная безвкусная пища и регулярные обыски сразу дали понять осужденным, что с ними не собираются церемониться. 21 августа у Геринга возникло серьезное нарушение сердечного ритма. Опасаясь, что главный оставшийся в живых нацист не дотянет до трибунала, врач рекомендовал некоторое смягчение режима, включая усиленное питание и прогулки на свежем воздухе.
Двадцать второго октября Геринг получил обвинительное заключение. На выданном ему экземпляре Геринг оставил ставшую всемирно известной надпись: «Победители всегда будут судьями, а побежденные – обвиняемыми». Несмотря на то что адвокат советовал Герингу построить защиту на том, что он просто выполнял приказы Гитлера, Геринг решил выбрать другую тактику. Психиатр, работавший с заключенными, приводит такие его слова: «Я могу ответить за все, что сделал, но не желаю отвечать за то, чего не делал. Однако судьями являются победители, и я знаю, что меня ждет. Сегодня я даже написал прощальное письмо жене». Он уже понимал, что его повесят. Однако решил сосредоточиться на том, чтобы произвести впечатление на своих судей и тех, кто в будущем будет изучать материалы процесса. Он был искренне убежден, что действовал исключительно в интересах Германии и немного наивно верил в то, что через несколько десятков лет его статуи и бюсты будут украшать улицы и парки страны.
Перед судом военные преступники предстали 20 ноября 1945 года. Им был зачитан обвинительный акт, который переводился на французский, немецкий и русский языки. На следующий день Геринг отказался признать себя виновным, и Джексон – главный обвинитель от США – перешел к речи, в которой рассказал о зверских преступлениях нацистов: пытках, концлагерях, геноциде еврейского населения. Обвиняемые были потрясены: многие из них не подозревали о том, что в Германии и на оккупированных землях происходили настолько ужасные вещи. Еще большее впечатление и на судей, и на подсудимых произвел документальный фильм о концлагерях, показанный 29 ноября. В последующие дни появлялись все новые и новые доказательства преступлений фашистов, сменялись свидетели, зачитывались стенограммы переговоров. Геринг держался высокомерно и сдержанно. Но хладнокровие покидало его всякий раз, когда речь шла о величии Германии или личности Гитлера. Вождь и родина были для Геринга священными понятиями.
Обвинения против Геринга, озвученные помощником главного обвинителя 8 января 1946 года, не содержали в себе никаких неожиданностей для «нациста номер два». Главными из них были сотрудничество с Гитлером, участие в установлении террора в Пруссии, создание и развитие военной авиации, подготовка военных операций, захват сырья и исторических ценностей на оккупированных территориях, порабощение их жителей… Доказательств у обвинения было более чем достаточно: свидетельские показания (в том числе – плененного Паулюса), подписанные лично Герингом документы, фотографии. Все свободное время Геринга уходило на изучение документов, отчетов, протоколов. Он отыскивал малейшие нестыковки и несоответствия, которые могли стать основанием для признания обвинений несостоятельными. Некоторые из объяснений, которые он давал во время процесса, выглядят несколько наивно. Например, вывоз предметов искусства в Каринхалл он объяснил тем, что после его смерти эта богатейшая коллекция должна была стать достоянием немецкого народа. Когда его ознакомили с обвинением в проведении опытов на мозгу убитых сумасшедших, Геринг заявил, что опыты были необходимы Люфтваффе для обеспечения безопасности летчиков. И если бы не умалишенные, пришлось бы использовать для этой цели нормальных людей. Нередко он вел себя настолько вызывающе, что даже те, кто оказался вместе с ним на скамье подсудимых, испытывали неловкость.
Геринга, который знал об аресте жены и дочери, больше всего беспокоила не собственная участь, а безопасность семьи. О ней долгое время ничего не было известно, и только в начале марта 1946 года узнику сообщили, что Эмма с дочерью были освобождены и нашли приют в небольшом домике в Закдиллинге. Через адвоката Геринг смог организовать переписку с семьей.
