Встречи Попова с пожилым агентом и его послания, доставляемые иногда по другим каналам, бывали и разочаровывающими и ценными. Однако к этому времени из Вашингтона прилетел Кизевальтер и обосновался в маленьком кабинете в БОБ, якобы занимаясь материалами из туннеля в поисках наводок. И он и Попов горели желанием использовать личные встречи, чтобы разрешить недоразумения, накопившиеся в результате использования закрытых сообщений через посредников. Кстати, именно теплые личные отношения Кизевальтера и Попова в Вене не в малой степени помогли успешному проведению операции. Кизельватер стал для Попова старшим другом, доверенным лицом, советчиком — и только он один мог добиться плодотворного сотрудничества[670].
Договариваться о поездках в Восточный Берлин или в штаб-квартиру разведывательного отдела группы Советских войск в Вюнсдорфе как прикрытии для посещения Западного Берлина было нелегко, однако Попову удалось трижды побывать в Западном Берлине, пока он был в Шверине. Почти каждый раз у офицеров БОБ случался переполох. Например, один раз Попов, приехав в Западный Берлин, забыл адрес конспиративной квартиры, а записная книжка осталась в Шверине. Он вернулся в Карлсхорст, оттуда позвонил жене в Шверин и попросил ее продиктовать ему нужный телефон, после чего вновь поехал в Западный Берлин, позвонил на коммутатор БОБ, вызвал своего офицера и в конце концов добрался до конспиративной квартиры. Даже после переезда в Восточный Берлин у него постоянно возникали проблемы с транспортом. Однажды он отправился на вокзал в Восточном Берлине и сел в поезд, который шел через Западный Берлин в Потсдам. Стоило ему выйти из вагона, как появился советский военный патруль, который позвал еще и своего сержанта. Правда, сержант позволил Попову сесть в обратный поезд, который шел через Западный Берлин, но доложил о случившемся, и Попов получил выговор за поездку в Западный Берлин без разрешения.
В другом случае он слишком рано явился на встречу и зашел в бар за углом выпить пару кружек пива[671].
На встрече в Западном Берлине в конце марта 1957 года Попов сообщил сведения, носившие взрывной характер, а это могло всерьез угрожать его безопасности. Маршал Георгий Жуков только что завершил визит в группу Советских войск в Германии, во время которого имел беседу с высшим командным составом. Он коснулся очень важных тем, например, осторожности при посвящении восточногерманской Народной армии в советские военные секреты, подробностей военного вмешательства Советов в Венгрии, особенностей советской военной стратегии в кризисной ситуации (например, плана достижения Ла-Манша на второй день войны). Говорил также о боеготовности и дисциплине в группе Советских войск в Германии, а также о развитии нового советского оружия, постаравшись при этом принизить достижения американцев в области атомного оружия. Текст его речи был передан ЦРУ Поповым и распространен среди очень узкого круга и под жестким контролем 29 марта 1957 года[672].
Соблюдая все меры предосторожности, американцы передали доклад в Лондон. Так как его основное содержание касалось Советской армии в Германии, то доклад послали британской разведке в Берлине. Естественно, источник указан не был, однако Попова хорошо знали в британской разведке, и обе разведки — британская и американская — продолжали сотрудничать в различных аспектах этого дела[673]. Таким образом, когда доклад поступил в британскую разведку в Берлине, его, вероятно, видел Джордж Блейк, который занимался советскими операциями. Блейк совершенно ясно дал понять в автобиографии, что он передавал КГБ все представлявшее интерес, что оказывалось на его столе. Можно полагать, что он передал и доклад Жукова[674].
КГБ излагает совсем другую версию того, как был получен доклад Жукова: «дружеская служба» добыла копию доклада Жукова, который американцы получили от одного из своих агентов. Аналитики контрразведки КГБ предположили, что источник присутствовал на встрече с Жуковым, а фамилия Попова была в списке тех, кто участвовал. Нашелся давний доклад венского КГБ по вопросу утечки информации, дожидавшийся своего часа. Тогда было решено поручить опытному контрразведчику Звезденкову начать расследование в Карлсхорсте, но фамилия Попова названа не была. Аппарат КГБ должен был оказывать всяческое содействие Звезденкову, но его доклады направлялись непосредственно руководству КГБ.
Доклад о речи Жукова имел эффект взрыва в штаб-квартире КГБ и не только потому, что подтвердил проникновение американской разведки в среду высокопоставленных военных группы Советских войск в Германии. Сам Георгий Жуков, величайший герой войны, стал в высшей степени противоречивой фигурой. Он возвратился из «ссылки» после смерти Сталина и стал первым заместителем министра обороны. Заменив Булганина на посту министра обороны в феврале 1955 года, Жуков начал кампанию по численному сокращению политических органов в Советской армии. Это восстановило против него неприкосновенное Главное политическое управление, а также многих членов ЦК. В мае 1956 года Жуков приготовился выступить на пленуме президиума КПСС, подвергнув мощной атаке роль Сталина во время войны. Однако пленум не состоялся. Это должно было напугать таких сторонников жесткой линии, как Молотов. Потом, несмотря на то, что Жуков поддерживал Хрущева в июньском противостоянии группе Молотов—Маленков, отношения этих двух людей никогда не были доверительными, и в октябре 1957 года Хрущев избавился от Жукова. Сообщение, что секретное выступление Жукова известно западным разведкам, поступило в тот момент, когда Президиум ЦК раздирал внутренний конфликт. Давление на КГБ — расследовать утечку — должно было быть огромным[675].
Тем временем Попов пытался использовать контакт с офицером в Кадровом аппарате ГРУ для устройства своего перевода в оперативную группу стратегической разведки ГРУ в Карлсхорсте. В апреле он получил новое назначение. Мерфи, контролировавший встречи с Поповым, познакомился с ним в преддверии перехода на другое место службы. Однако непосредственное руководство Поповым осуществлял по-прежнему Кизевальтер. Никакому другому новому сотруднику не удалось бы установить с Поповым столь же доверительные отношения.
В конце июня Попов прибыл в Карлсхорст и был определен в отделение работы с нелегалами опергруппы, после чего немедленно приступил к работе. Характер его работы подтверждал, что опергруппа ГРУ столь же серьезно относилась к роли Берлина в поддержке нелегалов, как и КГБ. В это лето Попов отправил двух нелегалов, встретил двух, возвращавшихся в Москву через Берлин, и работал еще с одним, проходившим подготовку для последующего назначения в немецкоязчный район. В дополнение к представленной им информации, Попов дал БОБ подробное описание организационной структуры опергруппы ГРУ, список ее сотрудников и рабочих помещений в Карлсхорсте.
У этой истории было причудливое продолжение. Один азиатский журналист показал сотруднику БОБ подробный отчет о визите Жукова в ГДР, полученный им, по его утверждению, от Евгения Питовранова, руководителя аппарата КГБ в Карлсхорсте[676]. В этом отчете многое совпадало с докладом Попова, однако офицер БОБ, занимавшийся журналистом, не знал о Попове и не придал особого значения докладу Жукова. Какое-то время журналист получал приглашения на брифинги в советское посольство от восточноберлинского чиновника (принятого им за Питовранова), которые устраивались для разъяснения и пропаганды советской позиции по тому или иному вопросу в западной прессе и прессе третьего мира. Неужели доклад Жукова был заготовленным заранее текстом для печати? Или Питовранов хотел с помощью журналиста спровоцировать реакцию и продолжить использовать в последующем для продвижения публикаций в прессу?[677]
Если бы Звезденков проверил записи нарушений мер безопасности в Берлине за 1956—1957 годы, он бы узнал, что западные службы «пристреливались» к Карлсхорсту. БОБ пыталась проникнуть в разведывательный отдел ГСГВ, используя наводки переметнувшегося агента 00 КГБ, которая сама участвовала в проверочных операциях. БОБ также пыталась подтолкнуть к измене начальника восточногерманской военной разведки, а эта служба находилась под покровительством опергруппы ГРУ, где служил Попов. В сентябре 1957 года Попов сообщил о новых планах сокращения сотрудников-немцев в Карлсхорсте. Он также сообщил, что технические команды КГБ постоянно занимаются поиском подслушивающих устройств в кабинетах ГРУ, вероятно, после обнаружения подобного устройства в торшере, предназначенном для КГБ. Как вспоминает Звезденков, специальная команда наружного наблюдения прибыла из Москвы, чтобы следить за Поповым. Офицеры Второго Главного управления, служившие в Карлсхорсте, сконцентрировали свое внимание на перемещениях Попова в Восточном Берлине. Слежку той же командой в Западном Берлине сочли слишком рискованной[678].
