свой миллион, потом займусь тем, что важно в жизни».
К сожалению, на пути к епископству или первому миллиону человек сильно меняется и уже говорит: «Я подожду, пока не стану кардиналом и не стану ещё полезнее», — или: «Я могу сделать куда больше с двумя миллионами», — и так всё и продолжается (см. прим. 5).
В этом мире законы написаны во имя «общего блага», что похвально, а затем работают на практике во имя простой жадности.
Иррациональность в этом мире, словно тень, льнёт к человеку, так что правильные вещи делаются с неправой целью — затем мы с тяжёлым сердцем припоминаем в оправдание ту верную цель.
Это мир не беззакония, а беззаконности, где люди говорят о принципах морали, а действуют по принципу силы; мир, где мы всегда чисты перед моралью, а вот наш враг — нет; мир, где «согласие» означает, что когда у одной стороны появится власть, другая соглашается, и вот согласие достигнуто; мир религиозных институтов, которые в большинстве поддерживают и оправдывают статус-кво, так что современные организованные религии материально платёжеспособны, а духовно — банкроты.
Мы живём с той иудейско-христианской этикой, которая не только приспособилась к, но и нашла оправдание рабству, войне и каждому уродливому проявлению эксплуатации человека, какое бы ни было выгодно для статус-кво.
Мы живём в мире, где «благо» как ценность зависит от наших нужд. В таком мире решение каждой проблемы неминуемо ведёт к созданию новых.
В таком мире нет окончательного счастливого или несчастливого конца.
Такой конец может случиться в мире фантазий, каким бы мы хотели его видеть, мире детских сказок, где «они жили долго и счастливо». В реальном мире события происходят непрерывным потоком, а единственной концовкой становится смерть.
Никто никогда не достигает горизонта; он всегда где-то дальше, вечно манит вперёд; это бег за самой жизнью. Это мир, какой он есть. Здесь ваша начальная точка.
Здесь нет мира или красоты и непредвзятого здравого смысла, а, как написал один раз Генри Джеймс: «Жизнь на самом деле — это борьба».
Зло — сильное и не признаёт авторитетов; красота чарует, но она редкость; добро зачастую — слабое; глупцы часто непокорны; подлость одерживает верх; недалёкие достигают вершин, мыслящие добиваются малого, а человечество в целом несчастливо.
Но мир, каков он есть, не игра света, не злой ночной кошмар; мы просыпаемся в нём вечно; и мы не можем забыть его, отрицать или от него избавиться».
Высказывание Генри Джеймса вторит Иову: «Жизнь человека на земле не есть ли служба воинская…» Дизраэли выразился более ёмко: «Политическую жизнь нужно принять такой, какой вы видите её».
Сделав шаг в реальный мир, мы начинаем сбрасывать с себя заблуждение за заблуждением.
Главная иллюзия, от которой нужно освободиться, — это общее убеждение, что на вещи нужно смотреть в отрыве от неминуемо возникающих противоположностей.
Умом мы понимаем, что всё функционально взаимосвязано, но в мысленных операциях мы разделяем и изолируем все ценности и предметы.
Всё внутри нас нужно понимать как неделимых партнёров по противоречию, свет и тьму, добро и зло, жизнь и смерть. С момента, когда мы начинаем жить, мы начинаем умирать.
Счастье и страдание неразделимы.
То же касается войны и мира.
Угроза уничтожения мощью ядерной энергии противоречиво несёт возможность к миру и процветанию, то же касается любой составляющей нашей вселенной; в этом громадном Ноевом ковчеге жизни всего по паре.
Жизнь как будто лишена морали или смысла, или даже тени порядка, пока мы не подступимся к ней с ключом противоречий.
Увидев двойственность во всём, мы начинаем смутно догадываться, какое выбрать направление и какой во всём этом смысл. В этих противоречиях и их неизбежном напряжённом взаимодействии начинается творчество.
Когда мы принимаем идею борьбы и единства противоположностей, то мы видим каждую проблему или вопрос целостно и во взаимосвязи с другими.
Мы признаём, что на каждый плюс есть минус (см. прим. 6), и что нет ничего положительного без сопутствующего ему отрицательного, как нет и политического рая без его противоположной стороны.
Нильс Бор отметил, что появление противоречий является сигналом того, что эксперимент находится на правильном пути: «Нет особой надежды, если у нас есть только один вид затруднений, но когда у нас их два, мы можем сопоставить их друг с другом».
Бор назвал это «комплементарностью», имея в виду, что взаимодействие кажущихся конфликтующими сил или противоположностей на самом деле является гармонией природы.
Уайтхед также заметил: «По формальной логике противоречие — это сигнал поражения; но в эволюции реального знания оно знаменует собой первый шаг на пути к победе». Куда бы вы ни посмотрели, все изменения демонстрируют эту взаимодополняемость.
В Чикаго люди из Джунглей Эптона Синклера, в то время наихудшей трущобы в Америке, задавленные мизерной зарплатой, деморализованные, больные, жившие в гниющих лачугах, были организованы.
Их транспаранты провозглашали равенство для всех рас, гарантии занятости и достойную жизнь для всех.
Собравшись с силами, они боролись и победили. Сегодня, будучи частью среднего класса, они также являются частью нашей расистской, дискриминационной культуры.
Раньше администрация долины Теннеси была жемчужиной в короне демократии.
Гости съезжались со всего мира, чтобы увидеть, восхититься и изучить это материальное и социальное достижение свободного общества.
Сегодня это бедствие Камберлендских гор, где ведётся добыча угля открытым способом и наносится ущерб сельскому хозяйству.
Конгресс производственных профсоюзов был агрессивным поборником рабочих Америки. В его рядах, прямо или косвенно, были все радикалы Америки; они боролись с корпоративной структурой государства и победили. Сегодня, объединившись с Американской федерацией труда, он является закоренелым членом истеблишмента, а его лидер поддерживает войну во Вьетнаме.
Другой пример — сегодняшние проекты многоэтажного общественного жилья.
Первоначально они были задуманы и реализованы как значительные подвижки в избавлении городов от трущоб и предполагали снос гниющих, кишащих крысами жилых домов и возведение современных многоквартирных зданий.
Они были восприняты как отказ Америки от разрешения своему народу жить в грязных трущобах.
Общеизвестно, что ныне они превратились в джунгли ужаса, и теперь перед нами стоит проблема, как их можно переустроить или же и вовсе избавиться от них.
Они сделались сплавом двойной сегрегации — по экономическому и расовому признаку — и опасностью всем, кто вынужден жить в этом эксперименте.
Прекрасная позитивная мечта выросла в отрицательный кошмар.
Так всегда можно описать революцию и реакцию.
Это постоянная борьба между плюсом и минусом в конфликте с ним, при которой роли меняются зеркально, и положительное сегодня становится отрицательным завтра, и наоборот.
С точки зрения природы реальность двойственна.
