«С. секретно. В. М. Некот. дир-вы к Берл. поездке
(9/XI.40 г.)
1. Цель поездки:
а) Разузнать действительные намерения Г. и всех участников Пакта 3-х (Г., И., Я.) в осуществлении плана создания «Новой Европы», а также «Велик. Вост.-Азиатского Пространства»: границы «Нов. Евр.» и «Вост.-Аз. Пр.»: характер госуд. структуры и отношения отд. европ. государств в «Н. Е.» и в «В.-А.»; этапы и сроки осуществления этих планов и, по кр. мере, ближайшие из них; перспективы присоединения других стран к Пакту 3-х; место СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем.
б) Подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии, прощупав возможность соглашения об этом с Г. (а также с И.), но не заключать какого-либо соглашения с Г. и И. на данной стадии переговоров, имея в виду продолжение этих переговоров в Москве, куда должен приехать Риб-п в ближайшее время.
2. Исходя из того, что с.-г. соглашение о частичном разграничении сфер интересов СССР и Герм. событиями исчерпано (за исключ. Финл.), в переговорах добиваться, чтобы к сфере интересов СССР были отнесены:
а) Финляндия — на основе с.-г. соглашения 39 г., в выполнении которого Г. должна устранить всякие трудности и неясности (вывод герм. войск, прекращение всяких политич. демонстраций в Ф. и в Г., направленных во вред интересам СССР).
б) Дунай, в части Морского Дуная, — в соответствии с директивами т. Соболеву.
Сказать также о нашем недовольстве тем, что Г. не консультировалась с СССР по вопросу о гарантиях и вводе войск в Румынию.
в) Болгария — главный вопрос переговоров, должна быть, по договоренности с Г. и И., отнесена к сфере интересов СССР на той же основе гарантий Болгарии со стороны СССР, как это сделано Германией и Италией в отношении Румынии, с вводом советских войск в Болгарию.
г) Вопрос о Турции и ее судьбах не может быть решен без нашего участия, т. к. у нас есть серьезные интересы в Турции.
д) Вопрос о дальнейшей судьбе Румынии и Венгрии, как граничащих с СССР, нас очень интересует и мы хотели бы, чтобы об этом с нами договорились.
е) Вопрос об Иране не может решаться без участия СССР, т. к. там у нас есть серьезные интересы. Без нужды об этом не говорить.
ж) В отношении Греции и Югославии мы хотели бы знать, что думает Ось предпринять?
з) В вопросе о Швеции СССР остается на той позиции, что сохранение нейтралитета этого государства в интересах СССР и Германии. Остается ли Г. на той же позиции?
и) СССР, как балтийское государство, интересует вопрос о свободном проходе судов из Балтики в мирное и военное время через М. и Б. Бельты, Эрезунд, Категат и Скагерак. Хорошо было бы, по примеру совещания о Дунае, устроить совещание по этому вопросу из представителей заинтересованных стран.
к) На Шпицбергене должна быть обеспечена работа нашей угольной концессии.
3. Транзит Германия — Япония — наша могучая позиция, что надо иметь в виду.
4. Если спросят о наших отношениях с Турцией — сказать о нашем ответе туркам, а именно: мы им сказали, что отсутствие пакта взаимопомощи с СССР не дает им права требовать помощи от СССР.
5. Если спросят о наших отношениях с Англией, то сказать в духе обмена мнений на даче Ст.
6. Сказать, что нам сообщили о сделанных через Рузвельта мирных предложениях Англии со стороны Германии. Соответствует ли это действительности и каков ответ?
7. На возможный вопрос о наших отношения с США ответить, что США также спрашивают нас: не можем ли мы оказать поддержку Турции и Ирану в случае возникновения опасности для них. Мы пока не ответили на эти вопросы.
8. Спросить, где границы «Восточно-Азиатского Пространства» по Пакту 3-х.
9. Относительно Китая в секретном протоколе, в качестве одного из пунктов этого протокола; сказать о необходимости добиваться почетного мира для Китая (Чан-Кайши), в чем СССР, м. б. с участием Г. и И., готов взять на себя посредничество, причем мы не возражаем, чтобы Индонезия была признана сферой влияния Японии (Маньчжоу-Го остается за Я.).
10. Предложить сделать мирную акцию в виде открытой декларации 4-х держав (если выяснится благоприятный ход основных переговоров: Болг., Турц. и др.) на условиях сохранения Великобританской Империи (без подмандатных территорий) со всеми теми владениями, которыми Англия теперь владеет, и при условии невмешательства в дела Европы и немедленного ухода из Гибралтара и Египта, а также с обязательством немедленного возврата Германии ее прежних колоний.
11. О сов.-японских отношениях — держаться вначале в рамках моего ответа Татекаве.
12. Спросить о судьбе Польши, — на основе соглаш. 1939 г.
13. О компенсации собственности в Прибалтах: 25% в один год, 50% — в три года (равн. долями).
14. Об эконом. делах: — в случае удовл. хода перегов. — о хлебе».
Необычный вид документа, в первую очередь его «неформальность», ставит ряд вопросов. Во-первых, встает вопрос об авторстве. Почерк Молотова определяется без всяких сомнений — он прекрасно известен исследователям. Но почему он писал этот текст на листках, вырванных из блокнота? Перфорация верхней части листков видна сразу, их формат — значительно меньше нормального и соответствует размеру блокнота. Если Молотов решил излагать свои мысли, то почему в таком необычном оформлении? Обращает на себя внимание и заголовок. Он явно вписан позже, иными, более яркими чернилами: «Некоторые директивы к Берлинской поездке». Дата «9 ноября 1940 г.» стоит отдельно. Также отдельно в левом верхнем углу стоит обозначение секретности: «Совершенно секретно». Именно под этой отдельной строчкой стоят инициалы «В. М.».
Еще более странны обильные сокращения, которыми пестрит документ. Сокращены названия стран, многие понятия, прилагательные, имена. Манера сокращения выдержана на всех девяти страницах. Далее, по всему тексту расположены подчеркивания разного вида — волнообразные и прямые, одинарные и двойные. На основании этих текстологических особенностей автор высказывает свое убеждение, что документы являются результатом диктовки, которую вел Сталин (кто иной?) в беседе с Молотовым за день до его отъезда из Москвы. Беседа, видимо, происходила на даче Сталина, так как дневник секретаря Сталина фиксирует: с 5 по 15 ноября 1940 г. у Сталина рабочих приемов вообще не было. Свое личное убеждение автор подкрепляет следующим источниковедческим прецедентом: в августе 1939 г., когда Ворошилов готовился стать руководителем советской военной миссии на переговорах с военными миссиями Англии и Франции, Сталин продиктовал ему полную инструкцию, которую Ворошилов записал (без помарок!) на своем бланке наркома обороны СССР. Такая практика вполне могла быть использована в столь важном случае, которым стал визит Молотова в Берлин.
Наконец, обратим внимание на следующий момент. Из шифротелеграмм, которые Сталин посылал в Берлин Молотову, известны две «рекомендации», точнее — указания, которые были посланы вдогонку наркому, когда он уже был в дороге. Одна из них, от 11 ноября, касалась Индии (не ставить вопроса о немедленном предоставлении статуса доминиона). Вторая, от 13 ноября, относилась к Ирану, о котором не надлежало говорить развернуто. Когда же мы читаем рукописный текст, датированный 9 ноября, то в него эти поправки уже внесены! Разгадка может быть простой: эти листки из блокнота Молотов брал с собой в Берлин и там внес необходимую правку. Тем самым можно исключить возможную трактовку документа как продукта творчества самого Молотова. Не говоря уже о том, что тот не решился бы руководствоваться в Берлине лишь своими личными соображениями. Весь характер «14 пунктов» носит явный отпечаток сталинской логики. В соединении с телеграфными указаниями эти пункты и представляют собой широкую программу Сталина для ноябрьских переговоров.
Теперь — о самой программе.
«Вводная» часть директив (пункт 1, подпункт «а») вполне логична и соответствует законным пожеланиям советского руководства — узнать «действительные намерения» Германии и всех участников «тройственного пакта». На самом деле употреблявшиеся в заявлениях немецких и японских лидеров понятия «новая Европа» и «великое восточноазиатское пространство» требовали уточнения, и в первую очередь в контексте «места СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем».
Но следующий подпункт («б»), а затем пункт второй сразу выходили из рамок дипломатической «разведки», особенно если учесть, что 9 ноября 1940 г. в беседе Сталина и Молотова речь шла о самых секретных и сокровенных намерениях обоих: «подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии». Молотов должен был «прощупать возможность соглашения об этом с Германией и Италией на данной стадии переговоров». Следовательно, наметка подлежала «прощупыванию» и согласованию в Берлине во время переговоров с Гитлером.
Последняя часть подпункта определяла тактический ход Сталина: не заключать в Берлине каких-либо соглашений, а иметь в виду продолжение переговоров в Москве, возможный приезд куда Риббентропа был обусловлен в предыдущем обмене документами между Берлином и Москвой. Этот ход значительно облегчал задачу Молотова, поскольку любые предварительные договоренности можно было бы уточнить (или отменить) на следующем этапе, участником и хозяином которого, естественно, должен был стать сам Сталин. В своих воспоминаниях дипломат В. М. Бережков, который как переводчик присутствовал в Берлине под фамилией Богданов, счел нужным обратить особое внимание на то, что Сталин хотел увенчать своим присутствием заключительный этап оформления новой стадии советско-германских отношений. К чему было терять уникальную возможность путем вступления в пакт — так Бережков объясняет позицию Сталина — добиться учета новых потребностей СССР, особенно изменения режима проливов? Это предложение должно было быть обсуждено между Сталиным и Гитлером с глазу на глаз. В своих шифровках в Берлин Молотову Сталин еще раз подтвердил намерение принимать «окончательное решение» в Москве.
