«Мир становился все более капиталистическим… Это привело к дезинтеграции всех форм социальной организации, особенно в случае городов. Распространился индивидуализм. Дело идет к исчезновению социальных норм, заменой которых выступают экономические механизмы и стремление к прибыли.
Главной проблемой социологического анализа становится изучение исчезновения социальных акторов, потерявших под собой почву или из-за волюнтаризма государств, партий или армий, или из-за экономической политики, пронизывающей все сферы социальной жизни. В последние десятилетия в Европе и других частях света самой влиятельной идеей была смерть субъекта».
Вывод, трагический для современной цивилизации: смерть субъекта. Исчезновение социальных акторов, т.е. коллективных субъектов общественных процессов. Это новое состояние социального бытия, мы к этому не готовы, а осваивать эту новую реальность надо срочно. Глубина и разрушительность этого кризиса «в Европе и других частях света» не идет в сравнение с тем, что переживает Россия.
Кризис российского общества, перешедший в 1991 г. в острую стадию, потряс всю эту систему, все ее элементы и связи. Период относительной стабилизации после 2000 г. сменился в 2008 г. новым обострением. Одна из главных причин глубины кризиса в том, что в России произошла глубокая дезинтеграция общества. Здесь мы не будем обсуждать причины, по которым многие структуры и связи советского общества к 80-м гг. XX в. оказались очень уязвимыми к «культуральным» (идеологическим, информационно-психологическим) воздействиям. Они как будто удовлетворительно служили в стабильной ситуации «застоя», но были легко демонтированы при лавинообразном кризисе.
Этот процесс был запущен перестройкой и реформами 1990-х гг., маховик его был раскручен в политических целях — как способ демонтажа советского общества в целом. Но остановить этот маховик после 2000 г. не удалось (если такая задача вообще была осознана и поставлена) — он начал крушить вообще все общности уже постсоветской России, кроме антисоциальных. Сейчас диагноз состояния системы общностей (социокультурных групп) стал актуальной и срочной задачей.
В 1999 г. исследователи этого процесса писали:
«Социальная дезинтеграция понимается как процесс и состояние распада общественного целого на части, разъединение элементов, некогда бывших объединенными, т.е. процесс, противоположный социальной интеграции. Наиболее частые формы дезинтеграции — распад или исчезновение общих социальных ценностей, общей социальной организации, институтов, норм и чувства общих интересов… Социальная дезинтеграция способствует развитию социальных конфликтов… В настоящее время в российском социальном пространстве преобладают интенсивные дезинтеграционные процессы, размытость идентичностей и социальных статусов, что способствует аномии в обществе».
А. Тойнби писал, что «больное общество» (в состоянии дезинтеграции) ведет войну «против самого себя». Образуются социальные трещины — и «вертикальные» (например, между региональными общностями), и «горизонтальные» (внутри общностей, классов и социальных групп). Это и происходит в России.
В условиях глубокого кризиса, когда система расколов, трещин и линий конфликта является многомерной, классификация общностей не может быть основана только на экономических индикаторах (собственность, доход, обладание товарами длительного пользования и т. д.).
Кластеры отношений, соединяющих людей в группы, выражают именно социокультурные структуры.
Поэтому произошедшие в обществоведении после краха СССР методологические сдвиги не приблизили к пониманию процессов дезинтеграции с их сильными синергическими эффектами.
Надо говорить о социокультурных общностях.
П. Сорокин, говоря об интеграции, исходил именно из наличия общих ценностей, считая, что «движущей силой социального единства людей и социальных конфликтов являются факторы духовной жизни общества — моральное единство людей или разложение общей системы ценностей». Но нынешние социальные страты в России вовсе не интегрированы общими ценностями. Напротив, по ряду ценностей группы складываются по вертикальной оси, пронизывая все страты и соединяя их в «больное общество».
Например, отмечено, что «тревожность и неуверенность в завтрашнем дне присущи представителям всех слоев и групп населения, хотя, конечно, у бедных и пожилых людей эти чувства проявляются чаще и острее». И таких «вертикальных связок» много, и они едва ли не сильнее, чем горизонтальные связи в социальных стратах. Можно сказать, что происходит вертикальное членение общества, а не слоистое.
Социолог культуры Л.Г. Ионин пишет:
«Гибель советской моностилистической культуры привела к распаду формировавшегося десятилетиями образа мира, что не могло не повлечь за собой массовую дезориентацию, утрату идентификаций на индивидуальном и групповом уровне, а также на уровне общества в целом…
Болезненнее всего гибель советской культуры должна была сказаться на наиболее активной части общества, ориентированной на успех в рамках сложившихся институтов, т. е. на успех, сопровождающийся общественным признанием. Такого рода успешные биографии в любом обществе являют собой культурные образцы и служат средством культурной и социальной интеграции. И наоборот, разрушение таких биографий ведет к прогрессирующей дезинтеграции общества и массовой деидентификации.
Наименее страдают в этой ситуации либо индивиды с низким уровнем притязаний, либо авантюристы, не обладающие устойчивой долговременной мотивацией… Авантюрист как социальный тип — фигура, характерная и для России настоящего времени».
Российское общество переживает процесс дезинтеграции — происходит разрыв связей между общностями и в то же время разрыв связей между членами каждой общности. С другой стороны, идут и процессы интеграции — иногда в виде «сетей взаимопомощи», нередко в болезненных формах (например, в теневой или даже криминальной экономике, в молодежных сообществах типа фанатов или гопников). Динамическое равновесие неустойчиво и может быть резко нарушено, да и деградация, скорее всего, преобладает и ускоряется по мере исчерпания тающего запаса советских ресурсов.
2. Как собираются и скрепляются общности?
Во-первых, для «сборки» общности необходима конструктивная деятельность особой группы, которая выстраивает матрицу будущей общности.
В интервью (1992) П. Бурдье сказал: «Тот особый случай, который представляет собой проблема социальных классов, считающаяся уже решенной, очевидно, чрезвычайно важен. Конечно, если мы говорим о классе, то это в основном благодаря Марксу. И можно было бы даже сказать, если в реальности и есть что-то вроде классов, то во многом благодаря Марксу, или более точно, благодаря теоретическому эффекту, произведенному трудами Маркса».
Надо сказать, что советское образование в этой проблеме не освоило даже заделов Маркса, не говоря уже о Ленине. Маркс постулировал деление людей на классы по их отношению к собственности, но это была научная абстракция сугубо для политэкономии. Более того, Маркс уточнил, что группа людей, объединенная определенным отношением к собственности на средства производства, объективно существует как «класс-в-себе». У этой группы еще не сформировалось самосознания как особой структурной единицы общества. Только с момента формирования субъективного коллективного сознания (например, пролетарского мировоззрения) эта группа являет себя обществу как «класс-для-себя». Это важное уточнение модели, но у нас оно не отложилось. На нем не делали акцента, поскольку оно противоречило упрощенной официальной истории русской революции как пролетарской.
Выдвигается тезис, согласно которому «социальная группа практически существует лишь как субститут группы, способный действовать в качестве практической группы». Отношение между этим субститутом и социальной группой подобно отношению между обозначающим и обозначаемым. Об этом отношении Бурдье писал: «Обозначающее — это не только тот, кто выражает и представляет обозначаемую группу; это тот, благодаря кому группа узнает, что она существует, тот, кто обладает способностью, мобилизуя обозначаемую им группу, обеспечить ей внешнее существование».
Для того чтобы возникло самосознание, должна быть создана внутренняя система коммуникаций (язык, знаковые системы, стиль, каналы передачи информации — в наше время СМИ).
Во-вторых, группа складывается в ходе общей деятельности. В нашем обществоведении не задавались вопросом: класс — реальность или абстракция? Именно западные историки-марксисты (особенно Э. Томпсон в Англии) поставили этот вопрос и пришли к выводу: в определенный исторический период классы — реальность! Они сделали две оговорки, которые именно для нас меняют все дело.
