Наконец, необходимо указать на весьма важную тенденцию, которая является наиболее опасным вариантом развития событий. Это – геополитическая дестабилизация мировой периферии как последствие экономического и в целом цивилизационного кризиса. Аналитики прогнозируют неизбежность ещё одной волны кризиса, которая больнее всего ударит по странам третьего мира. Всемирный банк в одном своем специальном докладе «Сопротивляясь течению: как развивающиеся страны справятся с глобальным кризисом»[31] представил следующие прогнозы. В течение ближайшего времени в мире увеличиться число бедных на 46 млн. человек, а голодающих людей (не способных обеспечить физиологический минимум питания) – на 44 млн. Эти цифры вызвали большую тревогу у экспертов. В случае осуществления такого сценария все достижения целого десятилетия в области борьбы с бедностью окажутся полностью обесцененными. Прогноз указывает на скорую люмпенизацию планеты, последствия которой могут напрямую затронуть международные отношения. Обеднение населения резко усиливает социальные и политические волнения всех форм. Нельзя исключать, что массовые волнения спровоцируют смену внутренних режимов. Последствия этого, в свою очередь могут выйти в сферу международной политики[32].
Выделенные тенденции заставляют искать ответы на ряд очевидных вопросов. Например, означает ли понижение экономического и политического уровня влияния США наступления долгожданной эры полновесной многополярности, о неизбежности или желательности которой говорят более 20 лет? Подразумевается, что многополярный мир уравновешивает влияние центров силы, стабилизирует политическое пространство и гарантирует безопасность, превращая планету в макиавеллевский «Город солнца». Сравнительно недавно в российской политологии закрепляются тезисы о неоднозначных последствиях и рисках мультиполярности[33]. Отчасти эти опасения справедливы. В частности, надо обратить внимание на глобальный контекст, изначальные условия из которых непосредственно появляется многополярность. В ближайшее время скорее всего, начнется трансформация существующей структуры, питательной средой для которой станет современная нестабильная ситуация.
Особенности взаимозависимости ведущих экономик мира в условиях глобализации таковы, что ослабление одной подразумевает такие же перспективы для остальных. Поэтому девальвация экономической мощи
США уже потянула вниз за собой национальные экономики целых регионов, не говоря об отдельных странах. Тем не менее, Америка потеряет в пропорциональном отношении меньше, чем другие центры силы. Благодаря самому высокому даже среди развитых стран уровню интернационализации национальной экономической системы США имеют наилучшие шансы по сравнению с большинством других ведущих держав (возможно, за исключением КНР) для выхода из кризиса[34]. Политическое могущество США сокращается и сократится ещё больше, но другие возможно станут ещё слабее. Тем не менее, Вашингтон уже не сможет использовать прежние механизмы односторонних действий и будет вынужден разработать новую стратегию преобразования институциональных механизмов коллективного влияния на развитие мировых процессов. Однако на это необходимо не только время, но и значительные ресурсы.
В итоге формируется мировая структура, которую можно описать как весьма ослабленную однополярную систему с сохраняющейся устойчивой тенденцией к регионально – экономической и политической дифференциации мира. Внутри такой системы вероятны деструктивные импульсы, способствующие дальнейшему ужесточению конкурентных стратегий. Предпочтительной идеологической основой станет экономический и политический постреализм, направляющий страны по векторам геополитической конкуренции и идентифицируя их как рациональных, эгоистичных агентов, борющихся за ресурсы и их эффективное распределение в соответствии с национальными интересами. Можно предположить, что в условиях экономических неудач обостряться гуманитарные проблемы, связанные в первую очередь с распределением энергии, воды и продовольствия. В этих условиях могут проявиться тенденции решить такие вопросы «другими способами». Параллельно решается важная задача: вектор массовых волнений отвлекается в сторону внешнеполитических амбиций, включая различного рода реваншизм. В частности нельзя исключать, что в геополитическом поле у многих государств – жертв кризиса просто начнут «сдавать нервы». Наиболее подвержена таким сценариям милитаризованная Азия, с ее ядерным оружием. В потенциально опасной зоне находятся и республики СНГ.
Если указанные факторы перестанут быть латентными, в политике большинства стран возрастет роль военной составляющей. С высокой долей вероятности можно предсказать интенсификацию гонки вооружений. Экономический и политический постреализм уступят место различным «теориям хаоса», оправдывающим агрессивные действия государства во враждебном окружении[35].
Два десятилетия назад академик Н.Н. Моисеев предупреждал, что политические последствия экологического кризиса, кризиса всей современной цивилизации куда глубже, чем это может представить общественность. Если же состояние «устойчивого развития» понимать не в том примитивном смысле, как его "понимают политики и экономисты", а как иное словесное выражение, движение к эпохе ноосферы и реализацию принципа коэволюции, то надо признать, что человечеству предстоит долгий путь, наполненный трагедиями планетарного масштаба.[36] С точки зрения реальностей сегодняшнего дня такое прочтение представляется особенно актуальным. По аналогии с номенклатурой, принятой в точных науках, можно назвать теорию выдающегося российского ученого «М-Трактовкой» концепции «устойчивого развития». Приходится констатировать, что пока мировое сообщество прошло минимальную часть «долгого пути» от основополагающего конгресса по окружающей среде и развитию в Рио де Жанейро (1992) до реализации стратегии устойчивого развития цивилизации. Между тем, современные исследования продолжают подтверждать вероятность разрушительного исхода планетарного развития по модели экономической глобализации. В этом вопросе в последнее время наблюдаются как минимум две тревожные тенденции. Первая из них связана с тем, что в периоды экономических кризисов экологическая тематика всегда отступает на задний план, уступая место дискуссиям о необходимости возобновления экономического роста. Концепции такого рода, проповедуемые, например, МВФ и Всемирным банком связаны скорее с разрушением природной среды, а не с ритуально декларируемым «устойчивым развитием» в его ограниченном понимании. Более того, правительства зачастую отдают себе отчет в этом и прибегают к давлению на научно-исследовательские сообщества, занятые в области экологической прогностики. Темы защиты окружающей среды, особенно указывающие на опасности разрушения региональных экосистем, намеренно табуируются. Например, не так давно гражданское общество США сделало достоянием общественности факты цензуры по отношению к соответствующим исследованиям Федерального агентства по защите окружающей среды.[37] Если подобная практика имеет место в США, есть все основания предполагать аналогичные действия правительств в других индустриальных странах и, в не меньшей степени, в государствах «второго» и «третьего» мира, проходящих разные стадии технологической модернизации. Вторая тенденция отражает ослабление регулирующей роли государства в целом, а также перераспределение природоохранных компетенций в пользу транс – и субнациональных акторов. Такие организации намного сложнее привлечь к экологической ответственности, что связано как с мигрирующими производствами, так и с юридической «неуловимостью» реальных собственников, замаскированных за длинными списками номинальных владельцев. Связь экологической тематики с политическим развитием мировой системы очевидна. Прогностические модели неумолимо свидетельствуют о том, что в ближайшие десятилетия определяющее значение в истории общества будут играть его взаимоотношения с окружающей средой.[38] Именно они окажутся инициаторами разнообразных конфликтов, поскольку человечество подошло к «порогу допустимого», и разные цивилизации будут по-разному воспринимать природные ограничения и искать пути дальнейшего развития в условиях острейшей конкуренции. Кроме того, экономическая детерминанта экологического кризиса дополняется и усиливается другой – идеологической и политической.[39] В этом смысле экологические проблемы сопутствуют странам, придерживающимся рекомендаций МВФ и Всемирного банка, распространяющих идейно-политические установки моделей роста «любой ценой». Хорошо иллюстрирует взаимосвязь политического, социального, экологического и демографического факторов следующий пример. В условиях кризиса и нарастающего глобализационного неравенства бедные развивающиеся страны не ограничивают рост населения, рассчитывая на «демографические дивиденды в будущем». Последствия же могут быть противоположными. Перечислим лишь некоторые из них: эволюция возрастной структуры (демографический фактор), непропорциональная урбанизация, ухудшение качества окружающей среды (социологический, экологический факторы), подрыв социальной стабильности и массовая вертикальная миграция из «третьего» в «первый» мир (социологический, политический факторы) и, как следствие, – рост национализма и популизма в странах «первого мира» (политический фактор). Таким образом, сохраняется многовариантность развития мировой системы, которая пока имеет немного шансов быть охарактеризованной как «посткризисная». Финансово-экономический кризис 2008–2009 годов запустил процессы генерации и взаимной индукции новых кризисов, охватывающих большинство сфер общественных отношений. Нельзя исключать возможность переформатирования всей международно-политической системы на основе суммарных последствий «неизвестного множества» кризисов на разных уровнях глобальной политики. Теснейшая взаимозависимость кризисов и порождаемых ими рисков в глобальном сообществе является очевидной. Нужно, однако, помнить, что в истории человечества кризисы всегда были не только «исходом» всего устаревшего, но и эпохой новых возможностей.
