Сложившаяся в развитых регионах и более-менее эффективная в рамках национального государства демократическая форма жизнеустройства и регуляции социальных отношений вряд ли способна в нынешних условиях стать основанием единения и целостности мира, преодолеть его разобщенность и взаимное недоверие. Существующие «миры» культур и цивилизаций, законно отстаивающие свою идентичность и самобытность, настолько расходятся и различаются в восприятии и понимании общечеловеческих ценностей (тех же «простых норм нравственности и справедливости»), что на ряду с религиозными столкновениями и былыми мировыми войнами обострились конфликты и столкновения национально-этнического происхождения и характера, не менее ожесточенные и разрушительные. Кроме того, нарастает сила «антиглобалистских» движений. Проведенные исследования и имеющиеся интерпретации позволяют говорить о кризисе цивилизации в самых различных аспектах. Кризис мировой цивилизации предстает ныне как особый тип кризиса, имеющего планетарный охват. Западная модель индустриального развития, распространяясь по планете, придает глобальному процессу характер ветвящегося кризиса. Решение одной проблемы приводит к появлению нескольких новых. Каждый выход из одного кризиса достигается за счет обострения другого. Например, научно-техническая революция смягчила экономические кризисы, но резко усилила экологический.
Кризис цивилизации в философском плане – это сложная научноаналитическая категория, характеризующая сущность нового качества различных современных процессов бытия и сознания. В политико-социальном плане категория «кризис цивилизации» означает переход к качественно новому состоянию общества, для которого свойственно обострение всего комплекса противоречий природно-технического и антропосоциального плана – от взаимоотношений с природой до отчуждения культуры. Это состояние в глобальной политической сфере прояляется в форме кризиса политических институтов на разных уровнях и в целом в нарастании неуправляемой сложности сферы планетарной политики. В гносеологическом аспекте исследование кризиса цивилизации сопрягается с такими общетеоретическими проблемами, как первая глобальная революция, постнеклассическая наука и новая парадигма мировой политики и международных отношений. Кризис мировой цивилизации носит одновременно глобальный и парадигмальный характер. Глобальный, поскольку он охватывает всю планету, все основные сферы и стороны человеческой жизнедеятельности, что фиксируется и подтверждается общепринятыми сейчас понятиями «глобальные вызовы», «глобальные проблемы». Парадигмальный – потому что человечество переживает кризис оснований, базовых ценностей всего мироустройства, затрагивает все существующие цивилизационные модели и в условиях глобализации демонстрирует недостаточность всех выработанных им ценностных и рациональных форм жизнеустройства. Поэтому не случайно конец XX и начало XXI веков стали периодом кризиса всех основных политических идеологий: консерватизма, либерализма, социализма.
Капиталистическое мировое хозяйство в течение более чем 400 лет показывало эффективность в разрешении своих краткосрочных и среднесрочных проблем. Более того, оно и сейчас демонстрирует способность сделать в настоящем и ближайшем будущем еще больше. Но сами эти решения проблем создали такие изменения в его глубинной структуре, которые со временем устранят эту способность делать постоянные и необходимые приспособления. Система устраняет свои степени свободы. Именно поэтому среди примеров эффективности капиталистической цивилизации, как считают сторонники мир-системного подхода, повсюду видны признаки нездоровья и культурного пессимизма. Это отражает и бесчисленное множество антисистемных движений, которые набирают силу и нередко выходят из-под контроля[25].
Одни из самых важных измерений в этих глобальных изменениях – социально-антропологические. Общая их характеристика – это индивидуализация. Причем наряду с отделением индивида от социальных групп происходит дезинтеграция макросоциальных групп, слоев и классов, формирование их не только благодаря заданности социальным экономическим и культурным статусом, происхождением, но и все больше по принципу добровольности, ассоциативности. Подобные процессы имеют место прежде всего в индустриально развитых странах, но в силу универсального возрастания неустойчивости, динамизма социально-групповых связей приобретают в той или иной мере глобальный характер. Для последствий глобализации характерно нарастание противоречивости всех процессов. Каждая реально действующая тенденция наталкивается на контртенденцию, и вся глобально-социальная целостность приобретает все больше вид хаоса, нагромождения самых разных тенденций, принципов, начал и т. д. Подобная противоречивость, взаимосвязанная с дифференциацией социальных субъектов, становится все большей внутри каждого общества, а социальное поведение людей все менее опосредовано макроэкономическими факторами и социетальными культурными эталонами[26].
Это приводит в том числе и к изменениям антропосоциальных характеристик военных и политических конфликтов. Одной из особенностей, например, современного насилия является его демонстративность и все меньшее стремление соблюсти видимость легитимности, пристойности. Все чаще опасности подвергается уже не четко определенный круг лиц. Конфликты, напряженность, противоречия и ненависть на межгосударственном и внутригосударственном уровнях существовали давно, но здесь просматривается определенная тенденция. Статистика свидетельствует о том, что в Первую мировую войну 80 % убитых были военнослужащими, во вторую – 50 %, а к началу 1990-х годов почти из 30 млн жертв послевоенных конфликтов 80 % – гражданские лица, преимущественно дети и женщины[27].
Во всех нестабильных регионах и странах столкновения военных и гражданских лиц становятся преобладающим способом не только захвата, но и осуществления власти. Сейчас вооруженные люди, как правило, побеждают безоружных и очень редко – других вооруженных. Феномен нового боевика и подъем агрессивности в мире иногда объясняют рядом причин. Во-первых, технической и материальной независимостью боевика благодаря распространению, миниатюризации все более разрушительных видов вооружений, свободному передвижению военной техники и экспертов на современном рынке людей и оружия. Во-вторых, социокультурной эмансипацией боевика, поскольку традиционно воин содержался определенным сообществом, следовал его мифам и ритуалам, религиозным установкам и воспитанию, но разложение сообществ, их нравов, обычаев, иерархий и дисциплины приводит к тому, что он ускользает из-под любого внутреннего и внешнего контроля. Для него винтовка обеспечивает власть, и он редко удерживается от соблазна ее захвата и использования. Отсюда вера в милитаризацию (арабский социализм) и милитаризация веры (интегризм). В-третьих, тоталитарным индивидуализмом. Уже давно существует образ потерянного солдата, обойденного добытой в бою славой. Но сейчас в распоряжении не признающего законов и разуверившегося боевика имеются новые средства: он может не только подчинить и уничтожить большое число людей в любой части планеты, но и обеспечить себе материальное благополучие (например, участвуя в спецоперациях и наркобизнесе).
Весьма противоречиво в этой связи реальное значение западной парадигмы прав человека. Становится очевидным, что она обусловлена определенной стадией общественного и антропологического развития. Их отторжение – следствие процессов «гниения» традиционного и переходного обществ и вызываемых ими конфликтов, возникающих на основе непреодолимых глобальных ограничений для прежней модели модернизации. В России такого рода конфликты представлены в наиболее полном виде.
Непонимание, недооценка новой социально-политической топологии мира представляют собой важный источник грубейших просчетов и ошибок. Кроме того, происходят унификация определенных правил игры (несовпадающих с понятием справедливости, гуманности и т. п.), повсеместная информатизация, обеспечение «прозрачности» экономического пространства, глобализация финансовой сферы, установление мировой коммуникационной сети и т. п. Интернационализация же производственных и торговых трансакций в значительной мере связана с внутри региональными процессами, а также с феноменом ТНК. Очевидно, что выиграет тот, кто лучше подготовлен к этим изменениям.
Все отчетливее проявляется еще одна особенность. Вместе с признанной системой выборных органов власти параллельно ей все активнее действует многоярусная сеть полулегитимной и «теневой» власти, подотчетной гораздо более узкому кругу лиц и организаций. Серьезно разнясь по своим возможностям и уровню влияния, они в совокупности формируют все более ощутимую систему контроля над обществом[28]. Усиление процесса глобализации происходит в условиях, когда в мире весьма остро стоит проблема борьбы с бедностью, которая может «взорвать» не только Юг, но и повлиять на благополучие Севера. Экономическая мафия, терроризм, возрастание и объединение международных криминальных организаций принимают планетарный охват. К началу нового тысячелетия международная организованная преступность приобрела новые черты: преступная деятельность стала носить более широкий и глобальный характер; усилились международные связи как между самими преступными организациями, так и между преступными организациями и другими группами; возможности и мощь международных криминальных организаций выросли настолько, что они могут угрожать стабильности государств, подрывать демократические и экономические институты.
