отвечает: «Что касается Дмитрия Анатольевича Медведева, то я его очень хорошо знаю уже более 17 лет и его кандидатуру целиком и полностью поддерживаю» [496].
Из этой картинки, показанной по телевизору в новостях, русские узнали, кто будет у них новым главой государства. Вряд ли у кого-то из россиян возникли сомнения по поводу того, что эта сцена имела постановочный характер. Не главы партий приняли такое решение, а президент. Поскольку Путин любит играть в прятки, они и преподнесли «лидеру нации», как Путин охотно позволяет себя называть, его же собственное решение под видом принятого ими самостоятельно.
По поведению же самого Медведева вовсе не скажешь, что он очень счастлив отрешения своего высокого начальника. Неподвижный, с каменным лицом и широко раскрытыми глазами, сидит он на следующий после своего назначения день, 11 декабря 2007 года, за своим письменным столом и монотонно читает подсказку с экрана: «Я считаю, что в интересах нашей страны будет целесообразно оставить за Владимиром Владимировичем Путиным высший исполнительный пост — пост главы правительства Российской Федерации» [497]. Стало понятно, что Путин совершенно не собирается уходить из политики, наоборот — останется на ключевом посту в государстве, формально вторым человеком после Медведева.
Последующие выборы не имели уже никакого смысла. До назначения преемником о Медведеве благодаря бесстрастным юристам было известно только то, что за время работы в Санкт-Петербурге он проявил себя как прилежный воспитанник Путина. Неповторимый в своей исключительности, из числа прочих приверженцев он был особенно любим своим воспитателем.
В марте более 70 % избирателей проголосовали за кремлевское назначение Медведева, сопровождавшееся информацией о множестве случаев фальсификации выборов.
Сначала у многих были еще сомнения, кому после победы Медведева на выборах будет принадлежать решающее слово. Но это продолжалось недолго. Внешне, по крайней мере, тандем сохранял единство. Путин и Медведев 17 лет работали в тесном контакте, начиная с горсовета Санкт-Петербурга, и очень хорошо знают друг друга. Но Путин не оставил Медведеву места. Он взял на себя председательство в кремлевской партии «Единая Россия», которой принадлежало большинство мест в парламенте (две трети) и которая таким образом могла бы инициировать процесс освобождения Медведева от занимаемой должности. Пост премьера Путин облек дополнительными полномочиями и отдал распоряжение о роскошной модернизации своего служебного помещения — «Белого дома» на берегу Москва-реки. Он перевел сюда многих своих знакомых по старой работе, расширил отделения прессы и протокола. В кремлевских кругах поговаривают, что Путин собирался установить у себя факсимильный аппарат, посредством которого мог бы сам ставить подпись Медведева под указами.
С тех пор Медведев очень много говорит о реформах, обещает свободу, демократию и более открытое миру общество. Он называет недостатки своими именами и в своих обращениях так расставляет акценты, что можно подумать, будто это говорит не глава государства, а представитель оппозиционной партии. Многие российские либералы и европейские наблюдатели поверили в наступление новой оттепели, в «путинизм с человеческим лицом». Медведев не перестает говорить о преобразованиях, не иначе как о новой «перестройке». В Германии же в это время критика событий в России значительно ослабла на том основании, что Медведев будто бы и сам очень хорошо понимает проблемы России и для их исправления ему нужно лишь дать время.
Но если действительно владеть информацией, то ни один из президентов это реально не воспринимает: когда формально второй человек в государстве Владимир Путин летом 2008-го обвинил угольный концерн «Мечел» в коммерческих махинациях и пригрозил серьезными последствиями, курс акций «Мечела» немедленно упал [498]. И когда вскоре после того президент Дмитрий Медведев на встрече с руководителями предприятий решительно заявил, что государство прекратит запугивать предпринимателей, инвесторы не восприняли его слова всерьез: слишком свежа еще была память о «Мечеле».
На тот момент, когда в дело вступили танки и началась стрельба, Дмитрий Медведев находился у власти уже три месяца. Уже несколько лет накалялась обстановка в обеих мятежных республиках Грузии — Абхазии и Южной Осетии. Большинство из примерно 240 тыс. абхазов, как и 72 тыс. южных осетин, не испытывали большого восторга по поводу ситуации, когда после распада Советского Союза в 1991 году они оказались в составе независимой Грузии — причем в Абхазии, например, в течение XX века титульная нация оказалась в меньшинстве и в 1989-м составляла всего 17,8 % населения края. Абхазия и Южная Осетия представляют собой типичный пример национальной политики Сталина: границы между административными единицами проводились так, чтобы любая попытка самоопределения автоматически влекла за собой кровавый конфликт. Начиная от Приднестровья в Молдавии, Нагорного Карабаха в Азербайджане, Северной Осетии и Ингушетии и заканчивая Узбекистаном, Таджикистаном и Киргизией.
Конечно, в Советском Союзе оба региона принадлежали Грузии, но тогда это имело ровно столько же значения, сколько имеет в Германии принадлежность той или иной местности к федеральной земле. В Абхазии кровавый конфликт возник еще в августе 1992-го, после того как эта причерноморская курортная территория объявила о своей независимости, в ответ на что Грузия ввела свои войска. После первоначальных успехов грузинское правительство осенью 1993-го вынуждено было отозвать войска, судя по всему, в том числе по причине сильного давления из-за границы, то есть со стороны России. По подсчетам правозащитников, обеим сторонам эта война стоила 4 тыс. жизней. Около 250 тыс. людей оставили свою родину. Фактически Абхазия стала независимой с 1994 года, по соглашению с Москвой в том же году в регион вошли миротворческие силы СНГ, в основном российские солдаты. Но официально Москва никогда не признавала Абхазию независимым государством. Точно так же ведет себя Москва в отношениях с Южной Осетией, которая с начала 1990-х тоже по сути является независимой.
Достаточно посмотреть на географическую карту: Кавказ — это «игольное ушко» между Европой и Азией, важное прежде всего для транзита нефти и газа. Не пересекая Кавказ, энергоносители, добываемые в Каспийском регионе, можно транспортировать только через Россию или через Иран. Путинская концепция «великой энергетической державы» предполагает устранение альтернативных поставщиков и способов транспортировки каспийских нефти и газа в Европу. Нестабильность же на Кавказе очень вредит данной концепции: боевые действия порой ведутся в опасной близости от трубопроводов, по которым каспийские нефть и газ поступают в Европу и которые Запад желал бы реконструировать.
Здесь дело не только в энергетике и геополитике. Для России слишком много связано с Грузией. Поколения советских людей проводили свои отпуска на грузинских черноморских курортах. Одно лишь упоминание о грузинском вине вызывает у большинства русских теплые чувства, а кавказская кухня для русских —
