цены на нефть остаются стабильно высокими, кризиса не избежать, если скорость постоянного роста аппетитов коррумпированного аппарата превышает скорость подорожания нефти.
Сторонники Кремля жалуются, что западный взгляд на Россию «сформирован менторской надменностью, нежеланием учитывать факты и злорадством в отношении спотыкающегося ныне, но грозного ранее соперника времен "холодной войны"» [490]. Газета «Вельт» благосклонно относится к «этапу авторитаризма», то есть к явлению, которое, по мнению историков, погубило еще Николая II и привело к ленинскому перевороту. «Скорее всего, царю удалось бы спасти династию, если бы он в первое десятилетие своего правления… перешел бы от автократии к конституционному строю», — пишет Орландо Файджес в своей превосходной книге «Трагедия народа» [491]. Тех, кто критикует Путина, «Вельт» призывает «уважать Россию» [492], характеризует российского избирателя как «продажного» и высказывает сомнение в том, что он «не по принуждению счастлив идти к урнам для голосования». Здесь возникает вопрос, кто больше уважает Россию — те защитники кремлевского курса, которые полагают, что этот народ не вполне созрел сам решать свою судьбу, или критики, которые требуют демократии. Конечно, русские с полным правом должны пользоваться уважением. В культуре и науке, сердцем и душой — у них немало оснований быть гордыми за себя. Но не за свое тоталитарное прошлое, из которого делает идеал сегодняшняя пропаганда. Это их заслуга, что от этого прошлого — в отличие от тех же немцев, например, — они избавились мирно, своими силами, заплатив высокую цену: коллапс в экономике, неразбериха переходного периода, миллионы русских остались в государствах, ставших иностранными…
Противников возврата к авторитарному прошлому в России далеко не так мало, как это стараются представить СМИ. Иногда сопротивление даже оказывается успешным — как, например, протест против строительства газопровода непосредственно по берегу Байкала весной 2006-го. Демократическим силам требуется поддержка. Это был важный сигнал, когда федеральный канцлер Ангела Меркель во время своего первого визита в Москву в январе 2006 встретилась с правозащитниками. Она жила в ГДР, следовательно, об особенностях советской системы знает не только со слов третьих лиц. Поэтому ей намного легче распознавать потемкинские деревни и замечать «почерк КГБ». Даже если ей далеко не все нравится, она, разумеется, будет стараться наладить с Кремлем хорошие отношения. Кроме того, в отличие от многих других западных политиков, Меркель не должна позволить запрячь себя, как «доброжелательный идиот», на что надеется оппозиция (когда-то Ленин этими словами осмеивал своих наивных сторонников на Западе) [493]. Критики Кремля надеются на «эффект Квасьневского»: в разгар украинской революции 2004 года президент Польши, его литовский коллега Валдас Адамкус (бывший гражданин США) и главный дипломат ЕС Хавьер Солана съехались в Киев, чтобы помочь в разрешении конфликта. Высокопоставленные революционеры возмущались позднее, что «наивных европейцев», Солану и Адамкуса, старый режим обвел вокруг пальца, заставив сначала убрать людей с улицы, а затем вынести решение спорных вопросов на переговоры. В какой-то мере это было похоже на то, как в 1989-м от лейпцигских понедельничных демонстрантов потребовали не выходить больше на улицу и усесться с Хонеккером за стол переговоров. А Квасьневский, как «опытный западник», сумел разгадать тактику режима, встал на сторону оппозиции и смог убедить европейских коллег.
Внутри самого аппарата в Москве имеются определенные противоречия. Необъяснимые, произвольные увольнения таких преданных служащих, как генеральный прокурор Устинов, вызывают у аппаратчиков страх потерять теплое место и могут надолго подорвать веру в систему, особенно если сам главный обвинитель, подобно почти всем высокопоставленным служащим при Путине, не очень-то напрягался и теперь в качестве министра юстиции все-таки относится ко второму эшелону московской структуры власти. Как во времена Брежнева многие понимали, что это политический маскарад, так и сейчас они продолжают сохранять создавшееся положение дел. Для других же путинская стратегия прочного сплава политики с коммерцией зашла слишком далеко, и они боятся быть вовлеченными в поток возможных в будущем объяснений и разоблачений, который может привести к конфискации их не вполне честно нажитого состояния. Именно здесь и находится «критическая точка» системы Путина: когда разочарование внутри аппарата достигнет критической массы, будут налажены связи с существующими на тот момент протестными силами в обществе, и прогнившая насквозь система развалится, как карточный домик, что хорошо было видно на примере ГДР. За кулисами политики жесткой руки уже первые люди власти из окружения президента стимулируют западных корреспондентов «не поддаваться на уговоры и продолжать писать только правду». Эти тайные проявления объясняются также тем, что Кремль требует от своих приверженцев безоговорочной лояльности. Уж не такой ли, когда председатель совета по внешней политике Сергей Караганов провозглашает: «Как человек демократических и либеральных взглядов, я могу заявить, что Россия никогда не будет свободнее и богаче»?
Подобные заявления заставляют оппозиционеров искать аналогии своему протесту в далеком прошлом. Писательница Юлия Латынина приводит в пример древнекитайского евнуха Чжао Гао, который в 207 г. до н. э., стремясь к власти, смог точно определить, кто из придворных будет ему безоговорочно подчиняться и на кого таким образом он может положиться: показав придворным оленя, он заявил, что это лошадь особо ценной породы, и многие из присутствующих, включая самого императора, не осмелились возразить, скрепя сердце признав, что это «лошадь» [494]. Однако Россия XXI века все-таки не Древний Китай, и наступит время, когда вещи в России будут называть своими именами, — надеются оппозиционные политики и ссылаются на житейскую мудрость одного из американцев, президента США Авраама Линкольна: «Можно обманывать некоторых людей все время или всех людей какое-то время. Но невозможно обманывать всех людей все время».
ВПЕРЕД — ЧЕРЕЗ ВСЕ ГРАНИЦЫ!
«КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР» ПУТИНА
Занавес «Операции "Преемник"» не опустится так рано, как хотелось бы: до дня выборов президента, 2 марта 2008 года, остается всего три месяца, но еще не известно, будет ли Путин действительно соблюдать Конституцию и уйдет ли, как она предусматривает, после двух сроков, а также кто в таком случае будет его преемником. Почти вся политическая жизнь России (или то, что от нее осталось) с 2006 года вращается вокруг «вопроса о преемничестве». На 10 декабря 2007 г. ответ все еще не известен. Главы четырех прокремлевских партий приходят к Владимиру Путину. «Мы могли бы предложить Вам кандидатуру, которую все мы поддерживаем. Это первый вице-премьер-министр Медведев Дмитрий Анатольевич, — произносит Борис Грызлов, тогдашний глава кремлевской партии «Единая Россия». — Мы исходим из того, что он — наиболее социально ориентированный кандидат» [495]. Путин внимательно выслушивает. Кажется, что это предложение для него несколько неожиданно, он на короткое время задумывается и
