В результате Второй мировой войны (1939–1945) общий поток беженцев, депортированных и пленных составил 50–60 млн человек — 10 % европейского населения (включая СССР). В результате разрушения СССР в 90-е годы ХХ века не по своей воле сдвинулись со своих привычных мест проживания не менее 10 % населения бывших союзных республик (без Российской Федерации) и не менее 2 % населения периферийных районов коренной России — обезлюдели Север, Дальний Восток, Сибирь, состоялся исход русского населения с Северного Кавказа, продолжилось начатое в советское время запустение сельской местности.
Для западных ученых русские жертвы несущественны, русские победы незаметны, русская история неинтересна. И все это вопреки масштабам, которые во все годы и по всем качественным и количественным параметрам перекрывали европейские события. Россия вела «неизвестные» для Европы войны, выигрывала «неизвестные» сражения, терпела «незаметные» страдания. Поэтому Европа не замечает трагедии России и русского народа, но вспомнит о нем, когда русские соберутся с силами для воссоединения. Тогда европейские «гуманисты» наперебой загалдят о праве наций-государств, которые в действительности никогда не создавались в постсоветском пространстве и никогда не имели той государственно-правовой природы, что европейские государства-нации. Но, пожалуй, им придет время заняться, наконец, и своими проблемами — мигранты уже сейчас стали важнейшим фактором перестройки национального самосознания умирающих наций «старой Европы».
Национальные меньшинства в современном мире играют все большую роль в связи с тем, что во второй половине ХХ века на Западе укрепилась охранительная парадигма в отношении «культурной нации», и не была замечена грань, когда требование свободного культурного развития начало размываться и этничность смешалась с политикой — этнические группировки начали требовать себе политических прав и территориальной автономии. Увы, эти охранительные настроения не подкреплены государственным проектом и могут быть лишь оправданием разделения государств. Осуществление власти в современных государствах, напротив требует энергичных мер, которые либо ускоряют ассимиляцию, либо выстраивают этническую иерархию.
Масштабные потрясения ожидают Америку, чья политическая элита пытается насадить представление о «плавильном котле», где все этнокультурные особенности нивелируются. В 1910 г. в США проживало 14,7 % лиц, родившихся в других странах. В 1970 г. в этот показатель составлял 4,8 %, а к 1995 г. он снова вырос и достиг уровня 8,8 % — около 23 млн человек. Четверть из них родилось в Мексике, около миллиона — на Филиппинах. Согласно данным отдела прогнозирования численности населения Бюро переписи населения, к 2050 г. латинос будут составлять четвертую часть населения США. Удельный вес азиатов в населении, который сегодня составляет 3,5 %, в 2050 г. вырастет до 8,2 %. Неиспаноязычные белые, на долю которых сейчас приходится почти три четверти населения, к 2030 г. будут составлять менее 61 % населения, а в 2050 г. — лишь немногим более половины. Никакая «гражданская религия» (секуляризированная имперская доктрина) и экономический интерес (поддержание неэквивалентного обмена с остальным миром) не в состоянии сдержать деградацию американского общества, зримые признаки которой будут явлены очень скоро, а внимательным аналитикам видны и сегодня.
Мировую историю, бесспорно, потрясет очередной европейский катаклизм, в котором либо будут восстановлены исторические нации Европы, либо Европа пожрет себя усилиями меньшинств. Во Франции уже свыше 5 млн мусульман, оказывающих влияние на политический выбор французов (в 2002 на их поддержку опирался Жак Ширак, выступая против Ле Пена, в 2005 они устроили всепарижские погромы, в 2007 пытались вновь взорвать обстановку в связи с недовольством победой президента Саркози), в Германии — около 2 млн, в Нидерландах — более полумиллиона, в Италии — примерно столько же, в Греции — около 300 тыс., в Бельгии 250–300 тыс. И это без учета нелегальной иммиграции, приобретающей все больший размах. В приведенных цифрах также не учтена албанская составляющая, носящая агрессивный характер и целенаправленно использующая в целях расширения своего влияния преступный бизнес — оборот оружия и наркотиков.
Перед западноевропейскими странами стоит задача адаптации и ассимиляции потока иммигрантов и их стремительно умножающегося потомства. Пока же, как отмечает Урс Альтерматт, они имеют примерно тот же статус, как метеки в античных Афинах — находятся за пределами политического сообщества. И создают собственные сообщества, приготовляющиеся к выходу на авансцену европейской политики. Изгойство иммигрантов оказывается для них объединяющим и мобилизующим (потому и желанным) фактором. Миграционное общество готово жить по европейским экономическим законам, но отказывается принимать европейскую культуру. Европа пока не нашла ответа на этот вызов этнического паразитизма. Но практически во всех европейских государствах возникли сильные политические объединения, ставящие одной из ключевых задач закрытие границ для беспрепятственного въезда иностранцев из Африки и Азии. Эта позиция нашла понимание у избирателей. У сторонников сохранения национального государства возникли свои парламентские фракции — порой вторые-третьи по численности.
Теоретической проблемой является проведение разделительной линии между государствообразующим народом-нацией и национальными меньшинствами. Альтерматт пишет: «Никто не может объективно определить, почему, например, литовцы, латыши и эстонцы являются народами, а чеченцы, баски и ретороманцы только национальными меньшинствами. Каждое определение понятия в отношении народов и меньшинств отражает соответствующее политическое соотношение сил. Кто еще вчера был «меньшинством», завтра уже может стать «народом», и наоборот».
С нашей точки зрения, эта проблема разрешается достаточно просто: нациями являются те этнополитические группы, которые не утратили памяти о своей прежней государственности и желания иметь политический суверенитет в будущем. Те же, кто получил государственные институты в результате исторического курьеза (например, советские прибалты) могут стать нациями когда-нибудь, но пока таковыми не являются. Соответственно, те, кто не имеет и не имел своей государственности, не могут претендовать на статус нации до тех пор, пока данное положение не изменится в силу очередного исторического курьеза или достаточно длительного времени, чтобы этот курьез был признан исторически сложившимся обстоятельством. Здравая национальная политика должна всячески избегать курьезов, чтобы нынешние нации сохранялись, а новые не появлялись на свет.
Другой проблемой — не столько теоретической, сколько политической — является новая форма нациеобразования, наметившаяся в современном мире. Интегрирующиеся в коммуникативных пространствах меньшинства могут составить виртуальную нацию, которая окажется серьезным соперником государствам-нациям. Касаясь этой проблемы Бенедикт Андерсон говорит об опасности «удаленного национализма», который не зависит от проживания на территории родной страны. Современные империи и современные национализмы становятся электронной (основанной на электронных СМИ) формой национально-государственного мифа.
Унификация потребления и личная культурная анонимность побуждают людей искать идентичности, обращаясь к прошлому и отправляясь на поиски духовного братства, которое современное государство не желает создавать. Исчезающие политии заменяются этниями без территориальной определенности. Международный терроризм и связанный с ним религиозный фундаментализм — лишь начало процесса образования виртуальных культурных наций. Современный либеральный мир и джихад исламских фундаменталистов — две стороны одной и той же медали.
Государство-нация может противопоставить виртуальной этнополитической консолидации, рано или поздно собирающейся предъявлять претензии на политические права и политическое влияние, собственную виртуальную стратегию — распространить свою культурную экспансию на весь мир, и доступными методами как только возможно сократить воздействие на своих граждан виртуальных практик, возбуждающих этнические мифы. Национальные меньшинства должны быть размещены в информационных резервациях, выход из которых дозволен только через усвоение общенациональной (имперской) культуры. Национально-культурная автономия, получающая право голоса в общении с государством и даже бюджетное финансирование (что заведено в России сегодня) — опасная уступка этницизму.
Малороссы и самостийники
Современный расовый тип украинцев-малороссов резко отличается по строению черепа и лицевого отдела от неолитического населения Надпорожья-Приазовья, но сам по себе достаточно однороден. Это свидетельство пришлого характера населения, но также и его «кочевой» беспокойности, в значительной мере стирающей территориальную дифференциацию.
