В обвинительном заключении, опубликованном 27 декабря 1934 года, утверждается: «…Об отсутствии у обвиняемого Николаева в этот период каких-либо материальных затруднений говорит и то обстоятельство, что Николаев занимал прилично обставленную квартиру из трех комнат…» Изучение сохранившихся домовых книг за тот период показало, что это не совсем так. Николаев проживал на Лесном проспекте, в доме 13/8, квартира 41. Его семья, состоявшая из шести взрослых, занимала две маленькие комнатенки в коммунальной квартире, общий метраж которой составлял всего 30 квадратных метров. Можно представить себе условия, в которых он оказался, потеряв постоянный заработок. Помощи ждать неоткуда, он единственный кормилец в семье. Об отце Николаева нет никаких сведений до сих пор. Поневоле придешь в отчаяние.
В обвинительном заключении говорилось, что «Николаев решительно и систематически отклонял всякие предложения об его устройстве на работу, ссылаясь на слабое здоровье и необходимость лечения». И это утверждение не совсем верное. Действительно, Николаеву предлагали работу, но рядовую, у станка на заводе. А он считал себя несправедливо уволенным и требовал восстановления на прежнем месте — в институте, или, на худой конец, предоставления равнозначной работы, которая бы гарантировала прежний заработок. В институте он получал 250–275 рублей в месяц. На заводах, которых он немало сменил до «руководящей» работы, его заработок составлял от 70 до 120 рублей. Учитывая большую семью и то, что работала только жена, можно понять мотивы, по которым он отвергал предложения о трудоустройстве на завод. По существу, Николаев не владел ни одной рабочей специальностью, во всяком случае, не имел достаточно высокой квалификации.
Иногда говорят, что Николаев убил Кирова из чувства ревности. Сохранилось немало свидетельств, подтверждающих, что Николаев очень любил свою жену и часто ее ревновал. На эту версию работало и его первоначальное признание. В первый день, когда до приезда Ягоды и Агранова следствие вели ленинградские чекисты, террорист вроде бы утверждал, что он совершил убийство в порядке личной мести. Но уже на другой день люди, высказывавшие подобные догадки, подвергались строгому наказанию. Так, второго декабря «за распространение контрреволюционных слухов, порочащих имя Кирова», был исключен из партии фрезеровщик завода «Светлана» Бердыгин. Он заявил, что Киров убит на почве ревности. Поражает скорость, с которой принимались такие решения. И этот случай не единственный в Ленинграде.
Мильда Драуле — так звали жену Николаева — была красивой, миловидной женщиной. Она родилась в семье латышского крестьянина-батрака, вступила в комсомол, затем в партию, была заведующей сектором учета в Лужском укоме ВКП(б). С Николаевым она познакомилась в Луге — он работал в укоме комсомола. В 1930 году она пришла в Ленинградский обком партии сначала учетчиком, затем стала помощником заведующего сектором кадров легкой промышленности. В 1933 году ее перевели инспектором-секретарем по кадрам в Ленинградское управление наркомата тяжелой промышленности. Управление располагалось в Смольном. Были ли знакомы Киров и Мильда Драуле? Конечно. Многие видели, как при встречах в коридорах Смольного они улыбались друг другу. Киров улыбался всем женщинам, он вообще был человеком жизнерадостным, приветливым. Никаких, хотя бы косвенных, улик, позволяющих подозревать его в тайной связи с Мильдой, нет.
По мнению А. Кирилиной, при проработке следствием версии убийцы-одиночки, мало внимания было уделено исследованию изъятых при обыске на квартире Николаева документов: личного дневника, заявлений в адрес различных учреждений, где говорилось о его личном отчаянии, неудовлетворенности, о тяжелом материальном положении, о «несправедливом отношении к живому человеку со стороны государственных лиц». Кстати, личность Николаева не стала объектом более тщательного изучения как комиссией Шверника, так и комиссией Пельше. Члены этих комиссий не выходили за рамки устоявшихся схем.
Понадобилось еще много лет, прежде чем новые следователи, не обремененные догмами и стереотипами прежних поколений юристов, взялись наконец за всестороннее, полное и объективное исследование всех без исключения обстоятельств, связанных с убийством Кирова. В 1987 году была создана третья по счету комиссия Политбюро ЦК КПСС, задача которой — дополнительное изучение материалов, связанных со сталинскими репрессиями. В группу по расследованию декабрьской трагедии 1934 года вошли: от Прокуратуры СССР старший советник юстиции Ю. И. Седов, от Главной военной прокуратуры — старший военный прокурор полковник юстиции Н. В. Кулиш, от КГБ — помощник начальника следственного отдела полковник юстиции А. Я. Валетов. Проверка длилась более двух лет.
И вот итоговый документ группы — справка объемом более ста страниц, не считая огромного количества приложений, свидетельств, материалов экспертиз. Работа проведена колоссальная. Извлечены из архивов новые документы, считавшиеся навсегда утраченными, изучены версии, которые выдвигались в печати. Ни один сколько-нибудь серьезный аргумент не остался без внимания. Учитывались и зарубежные источники, в частности, свидетельства бывшего генерала НКВД А. Орлова.
Группа более тщательно подошла к изучению личности убийцы. Выяснилось много новых, весьма существенных подробностей, на которые следствие тридцатых годов либо преднамеренно не обратило внимания, либо не пыталось увязать с находящимся в производстве делом. А может, времени не хватило? Читатель помнит, какая шла непонятная и страшная гонка. Кстати, установлено, что та часть постановления ЦИК СССР, принятого в пожарном порядке 1 декабря 1934 года, где говорилось об ускоренном — не более десяти дней — проведении следствия, на практике больше не применялась.
Конечно, проще было объявить «фальшивками», составленными в целях «маскировки», дневниковые записи, письма и обращения Николаева. Прокурорско-следственная группа под руководством Ю. И. Седова провела экспертизу изъятых при обыске у Николаева и отправленных им в различные инстанции писем и документов. Вот одно из писем — Кирову. Датировано июлем 1934 года. Автор сообщает, что работал на ответственных должностях, активно боролся с «новой оппозицией», был всегда верным солдатом партии, но вот уже четвертый месяц сидит без работы и без снабжения, и никто на это не обращает внимания.
В августе Николаев обращается с письмом лично к Сталину. Все те же жалобы — на тяжелое материальное положение, несправедливое увольнение с работы, преследование за критику. Не дождавшись ответа, в октябре шлет послание в Политбюро ЦК ВКП(б). Это поистине крик души. В семье шесть человек, пятеро из них взрослые, работает только одна жена. На ее скудный заработок всем не прожить. С момента увольнения написал десятки писем в партийные и советские органы. Толку никакого.
Доведенный до крайней степени отчаяния, Николаев сочинил и размножил горестный, берущий за сердце «Автобиографический рассказ». А вот «Последнее прости…» — пессимистические строки о страданиях потерявшей надежду мятущейся души, о самоубийстве чередуются с разоблачениями пороков общества, с готовностью пожертвовать собой ради справедливости «во имя исторической миссии». Примерно такого же содержания и другие сочинения Николаева: «Дорогой жене и братьям по классу», «Политическое завещание (Мой ответ перед партией и отечеством…»). Только в них отчетливее звучат намеки на подготовку террористического акта. Сохранившийся составленный им лично план с подробным описанием возможных вариантов убийства не оставляет сомнений, что речь шла об убийстве Кирова.
В дневнике Николаева неоднократно встречаются записи о том, что он войдет в историю, ему будут ставить памятники, сравнивал себя с Желябовым и Радищевым. О мании величия есть свидетельства его родственников и близких. Учитывая болезненный, неуравновешенный характер, а также обнаруженные на медкомиссии 1926 года признаки вырождения, на основании которых он был освобожден от призыва в армию, можно говорить о том, что Николаев нуждался в направлении на психиатрическую экспертизу. Однако требование закона на этот счет не было выполнено. И это вызывает недоумение. Ничего себе террорист: выстрелом в затылок уложил на пол члена Политбюро, в охране которого числилось 15 человек, и даже с места происшествия не пытался скрыться. Более того, вторым выстрелом хотел убить себя, но промахнулся, и бился, как напишут потом врачи, в «истерическом реактивном состоянии» в трех шагах от убитого.
Итак, мнение прокурорско-следственной группы однозначно: материалами, объективно подтверждающими причастность Сталина и органов НКВД к организации и осуществлению убийства Кирова, она не располагает. Напомним, что эта группа более двух лет изучала материалы, связанные с декабрьской трагедией в Смольном, по поручению Комиссии Политбюро ЦК КПСС. Все трое — Ю. И. Седов, Н. В. Кулиш, А. Я. Валетов убеждены, что, скорее всего, Николаев действовал в одиночку.
