Москва протягивала Варшаве руку, на которую бы та могла опереться перед лицом германских требований, а в Польше тем временем строили планы расчленения СССР. Так, в датированном декабрем 1938 г. докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска польского без обиняков указывалось: «Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель — ослабление и разгром России»[593]. Естественно, в союзе с Германией. Как писал замминистра иностранных дел Польши граф Шембек 10 декабря 1938-го в инструкции Гжибовскому, «Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией. Наши отношения с последней полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша явится естественным союзником Германии»[594].
Характерны и высказывания Я. Каршо-Седлевского, бывшего советника польского посольства в Москве, в декабре 1938-го назначенного посланником Польши в Иране. 28 декабря, накануне отъезда в Тегеран, Каршо-Седлевский имел беседу с советником фон Шелия, которому заявил, что «трудности, существующие в настоящее время в отношениях между Германией и Польшей, не следует считать особенно серьезными». Мол, и в прошлом были непростые моменты, но Германия и Польша успешно преодолевали свои разногласия. Не сомневался Каршо-Седлевский, что и разногласия, возникшие в тот момент, тоже будут преодолены — на антисоветской основе.
«Политическая перспектива для европейского Востока ясна. — заявил польский дипломат. — Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию. Для Польши лучше до конфликта совершенно определенно стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения».
Со своей стороны Каршо-Седлевский взялся подчинить и свою деятельность в качестве польского посланника в Тегеране «осуществлению этой великой восточной концепции», в частности, брался «убедить и побудить также персов и афганцев играть активную роль в будущей войне против Советов»[595].
Январские 1939 г. беседы Бека с Гитлером и Риббентропом — это еще переговоры скорее союзников, чем представителей конфликтующих государств.
5 января в беседе с Гитлером Оберзальцберге (Берхтесгаден, Бавария) Бек несколько раз заверяет, что Польша «прочно придерживается своей прежней позиции в отношении Германии». Он неоднократно напоминает, что «германо-польские отношения целиком и полностью выдержали испытания сентябрьского кризиса», т. е. получили боевую закалку на поприще расчленения Чехословакии.
Гитлер согласился и со своей стороны заверил, что и Берлин по-прежнему дорожит дружбой Варшавы, «в позиции Германии в отношении Польши, зафиксированной в декларации о ненападении от 1934 г., не произошло ни малейших изменений». Ведь Польша — это практически восточная армия третьего рейха!
«При всех обстоятельствах, — указал Гитлер, — Германия будет заинтересована в сохранении сильной национальной Польши, совершенно независимо от положения дел в России. Безразлично, идет ли речь о большевистской, царской или какой-либо иной России, Германия всегда будет относиться к этой стране с предельной осторожностью, и потому Германия крайне заинтересована в сохранении Польшей своих позиций. С чисто военной точки зрения наличие сильной польской армии снимает с Германии значительное бремя; дивизии, которые Польша вынуждена держать на русской границе, избавляют Германию от соответствующих дополнительных военных расходов».
В общем, все хорошо у старых друзей, можно сказать, боевых побратимов. Единственное, что омрачает идиллию, так это Данциг.
Надо урегулировать проблему, говорит Гитлер, ибо она «представляет чрезвычайную сложность для Германии с эмоциональной точки зрения». Нужно, призвал фюрер, «отказаться от старых шаблонов» и искать решения «на совершенно новых путях». Далее он подробно расшифровал, что это, по его мнению, означает.
И здесь надо отметить, что предложения Гитлера Польше были довольно таки умеренные и где-то даже здравые. Более того, в некоторых моментах Гитлер готов был пойти на уступки, которые были немыслимы, например, со стороны немецких политиков времен Веймарской Германии. Это действительно были предложения государству, которое Германия желала сохранить в качестве союзника. Особенно если мы сравним, как Гитлер вел себя в отношении Чехословакии — безапелляционно требовал Судеты, сопровождая свои требования бряцанием оружия. При том что Данциг и связь с Восточной Пруссией для немцев значили ничуть не меньше, а, пожалуй, даже и больше, чем Судеты.
Гитлер предложил формулу, «в соответствии с которой Данциг в политическом отношении станет германским, а в экономическом — останется у Польши».
Относительно «коридора», который, как подчеркнул Гитлер, тоже «является для Германии сложной психологической проблемой», то он отметил, что «было бы полнейшей бессмыслицей думать о том, чтобы отобрать у Польши выход к морю». «Следует признать, — продолжил он, — что связь с морем для Польши абсолютно необходима. Но в той же мере Германии необходима связь с Восточной Пруссией, и в этом вопросе, используя совершенно новые методы урегулирования, можно, видимо, найти решение, отвечающее интересам обеих сторон». Вариант решения этой проблемы еще раньше предложил Риббентроп Липскому: строительство экстерриториальной автомобильной дороги и железнодорожной линии через Поморье.
И в случае согласия Польши на такой вариант «со стороны Германии Польше предоставляется ясно выраженная зафиксированная в договорном порядке гарантия ее границ». Т. е. Германия бралась признать «польский коридор» за Польшей.
При этом Гитлер особо подчеркнул «психологическую сложность этой проблемы, а также тот факт, что только он, фюрер, может привести к такому решению». Для него, сказал он, «не так-то просто дать подобную гарантию коридора», и он обязательно подвергнется обструкции за подобный шаг со стороны некоторых кругов, тем не менее, полагает, что «подобное решение оказалось бы наилучшим».
И Гитлер в общем не врал: любой политик Веймарской Германии, который бы рискнул признать «польский коридор» за Польшей, автоматически превратился б в политический труп.
Бек не отказывался рассмотреть германские предложения. Но дал понять, что является заложником общественного мнения Польши. Данцигский вопрос, сказал он, «представляется ему чрезвычайно сложным». «В этой связи, — отметил Бек, — необходимо особо учитывать общественное мнение в Польше. При этом он совершенно не берет в расчет мнение „оппозиции в кофейнях“. На протяжении своей семилетней службы он ни в малейшей степени не считался с мнением кофеен и свой пост сохраняет и по сей день. Однако он должен считаться с подлинным мнением народа и усматривает в этом отношении величайшие трудности для решения вопроса о Данциге». В заключение пообещал «еще раз спокойно продумать эту проблему».
Забавно, что в ходе беседы с Гитлером Бек осторожно вспомнил о Лиге Наций — дескать, нужно еще и ее мнение учесть. Вопрос о Данциге, сказал глава польского МИД, «касается не только германского и польского правительств, но и третьих сторон, в том числе и Лиги Наций»[596].
Вот когда Лига Наций понадобилась! Та самая Лига Наций, о которую Польша все межвоенные годы демонстративно вытирала ноги и делала все, чтобы свести на нет роль этой организации при разрешении международных споров.
Менее года прошло, как польская дипломатия (в начале 1938-го) выдвинула инициативу о сокращении расходов на Л игу Наций, а Бек лично лоббировал эту идею в европейских столицах[597]. Накануне сентябрьских событий 1938 г. Бек объявил, что «Польша в Лиге наций видит труп» и что «ее (Польши. — С. Л.) представителя там не будет, когда будет происходить сентябрьский пленум», агитируя и другие государства поступить аналогичным образом (т. е. не присылать своих представителей на сентябрьскую сессию Лиги Наций)[598]. Почему Варшава призывала к бойкоту Лиги Наций в сентябре 1938-го — понятно: потому что была вероятность, что Чехословакия не примет требований Гитлера (а также Польши и Венгрии) и обратится в Лигу Наций с тем, чтобы та приняла решение об определении агрессора.
