— Вот это и есть, может, тот целебный сердолик, который до сих пор не дает покоя многим, в том числе и мне, — улыбнулся Супрычев, и в круглых глазах его снова полыхнули азартные искорки.
— Слышал ли ты о целебных свойствах сердолика? — задал мне вопрос Володя, наливая горячий чай из термоса. — В последнее время за рубежом вокруг него снова вспыхнул ажиотаж. Во Франции, например, появились салоны, где с помощью сердоликотерапии лечат многие заболевания. А у нас об этом молчат после печально-известной в прошлом истории с Бадигиной. Не знаешь?! Тогда послушай.
Евгения Ивановна Бадигина, биолог по профессии, еще в 30-х годах разработала удивительный способ лечения многих болезней с помощью вот этого самого сердолика. Ее прибор был элементарно прост: к обычному фену для сушки волос она прикрепляла металлическую трубку с закрепленной на ее конце галькой сердолика. И этим нехитрым прибором — нагретым феном с целительным камнем — Бадигина облучала (с расстояния 2–5 см) пораженные болезнью участки тела своих пациентов в течение 10–50 секунд… И все! Какой эффект? Самый неожиданный: почти полное исцеление от целого ряда болезней — сердечно-сосудистых, болезней суставов, кожных, нервных и даже онкологических. Этот метод еще до войны она успешно апробировала во многих медицинских учреждениях страны.
Открытием Бадигиной заинтересовались наши ученые-медики, биологи и минералоги, в частности сам академик В. И. Вернадский. А известный минералог В. П. Крыжановский объяснял необыкновенное воздействие сердолика его целительной радиоактивностью.
В. П. Крыжановский исходил из того, что сердолик имеет природную радиоактивность, равную средней радиоактивности нашего организма. При различного рода заболеваниях человеческий организм теряет радиоактивное равновесие, что ослабляет сам организм, его целительные силы природы и не позволяет им активно бороться с недугом. Вот в этот-то момент и приходит на помощь сердолик. Облучение нагретым сердоликом как бы восполняет утраченную в организме радиоактивность. И не надо вздрагивать при слове «радиоактивность»! Все в нашем мире активно и излучает энергию в различных дозах — важно определить дозу того воздействия, которое может быть и смертельно, как у урановой руды, и, наоборот, целебно, как у сердолика.
Уже первые химические анализы сердолика показали присутствие в нем таких элементов, как радий, торий и другие, — точь-в-точь как в лечебных грязях и минеральных источниках некоторых наших престижных курортов. Бадигина утверждала, что это сухая радиоактивная ванна. По ее мнению, в результате облучения в организме усиливаются окислительно-восстановительные реакции, а значит, в клетке стимулируются биохимические процессы, нарушенные болезнью. В итоге оздоровляется нервная система, восстанавливается нарушенный обмен веществ и уже своими силами организм ликвидирует местные заболевания. Такова была гипотеза Бадигиной. Ее, как известно, поддержал и наш замечательный ученый-геолог и писатель И. А. Ефремов. Помнишь его интереснейший рассказ «Обсерватория Нур-и-Дешт»? Мне запомнились в этом рассказе такие строки: «Вспомните, что профессор говорил про сердолик… Кто знает, может быть в дальнейших успехах науки влияние радиоактивных веществ на организм людей будет понято еще более глубоко».
— А как Бадигина? Что дальше, Володя?
— Что дальше? Слушай!
Вначале все складывалось удачно и сулило методу сердоликотерапии большое будущее. Но этого, к сожалению, не произошло. На пути этого метода встала вся бюрократическая система страны.
Первый и решительный удар по методу сердоликотерапии нанес Минздрав, посчитавший этот метод знахарством и категорически запретивший его применение для лечения. Но, несмотря на запреты, неуемная Бадигина втайне продолжала свои исследования, писала в различные высокие инстанции. Безуспешно. А в годы войны ей удалось применить свой метод для лечения раненых в сибирских госпиталях. И снова последовали запреты и гонения на неугомонного автора отечественной сердоликотерапии. Но все же, несмотря на гонения, Евгения Ивановна продолжала применять свой метод и в послевоенные годы. Она вылечила своим сердоликовым прибором около двух тысяч больных с различными заболеваниями, что подтверждено заключениями многих авторитетов медицины. Однако до конца своих дней мужественная женщина так и не получила признания, а разработанный ею метод сердоликотерапии был забыт.
— А ты сам веришь в целебные свойства сердолика? — спросил я Супрычева.
— Видишь ли, — ответил он, — сердолик сам по себе не обладает радиоактивностью. Она у него ничем не отличается от радиоактивности обычных пород и минералов или вот этой пляжной гальки. Все дело, возможно, в минеральных включениях, присутствующих в сердолике, в частности гейландита. Я специально подбираю образцы сердоликов с включениями для исследования, может, ключ к разгадке именно в них? Как знать? Надо изучать сердолик из разных месторождений и районов мира. Будешь в Монголии — обязательно отыщи сердолики в пустыне Гоби. Там они необычайно красивые, оранжевые и красные, — мечтательно выдохнул Супрычев.
— Неужели лучше карадагских? — осторожно спросил я.
— Может, лучше, но мне все равно дороже и приятнее наши крымские. Ну, как, отдохнул? Давай еще раз побродим по Карадагу, когда еще вновь посетим его!
Тайна, пришедшая из глубины веков
Это случилось в 1983 г. во время моей ленинградской «камералки». «Камералкой» (официально — камеральный период) принято называть время, когда геологи-полевики, вернувшись после пяти-шестимесячного отсутствия домой, занимаются на своей базе обработкой собранных за летний период полевых материалов. Они составляют геологические карты, считают запасы полезного ископаемого, пишут проекты и отчеты, а также плодят массу всевозможных бумаг в условиях бумажно-бюрократического разгула, не миновавшего и такую прикладную отрасль науки, как геология. И потому светлым пятном, желанной отдушиной на фоне многогранной камеральной мороки является сам камень, ради которого ведется полная тягот работа в поле и эта, «бумажная», в камералке.
Каждый геолог привозит из своего региона камни, которые старательно и всесторонне изучает, определяет их свойства и в конечном итоге оценивает их качество и возможности практического использования. И что бы он ни делал — распаковывал ли ящики с привезенными геологическими образцами, просматривал ли шлихи под бинокуляром или оценивал тот или иной самоцвет после обработки, — любая работа с камнем — истинное удовольствие.
Такое удовольствие испытывал и я в тот памятный день, разбирая в одном из наших камнехранилищ старые пробы и геологические образцы почти двадцатилетней давности, привезенные с Урала, из Сибири, Средней Азии и других регионов. И тут случайно я наткнулся на старый, почти прогнивший ящик, из которого высыпалась галька обыкновенного халцедона светлосерого и бледно-желтого цвета. Ничего особенного в ней не было — обычная проба, забракованная из-за низкого качества сырья и по чистой случайности оставшаяся на складе. Я бы оставил ее без внимания, если бы не галька бледно-желтого халцедона.
Сразу вспомнился Карадаг, встреча с Супрычевым и его совет: искать включения в сердолике — источник целительной радиоактивности камня. Кончилось тем, что я привез эту забракованную пробу к себе на работу и время от времени разглядывал желтенькие камешки под бинокуляром. Не стану утруждать деталями этого привычного производственного процесса. Скажу лишь, что никаких «таинственных» включений в пробе халцедона я не нашел. И вот, когда я уже был готов пожалеть, что связался с этой бесполезной, никому не нужной пробой, в мои руки попал этот загадочный камень. Это была галька оранжево-желтоватого полупрозрачного сердолика размерами 4X2X2 см.
Камень имел хорошо отшлифованное основание треугольной формы. На желтом фоне гальки бросилось в глаза темное включение клиновидной формы.
— Вот оно! — обрадовался я, собираясь разглядеть его под бинокуляром, но тут же обомлел: на ровной площадке камня четко проглядывался какой-то фантастический рисунок. Не веря глазам своим, я поднес камень к бинокуляру. Так и есть: поверхность камня пестрела ровными рядами мелких (1–5 мм) знаков клиновидной или треугольной формы. В наиболее крупных знаках сохранились реликты черного вещества, по-видимому, краски, ранее покрывавшей, вероятно, все углубления в рисунке. Что это — игра природы или древняя клинопись на камне?! Я не находил ответа и, как йог в состоянии медитации, молча созерцал камень.
— Что-то случилось?! — донеслось до моего сознания. Я встрепенулся. Передо мной стояли мои коллеги в полнейшем недоумении и беспокойстве.
