Основной персонал партии размещался в большой комнате и состоял из ее дарги (начальника) С. Мунхтогтоха, старшего геолога Т. Намсарая, начальника отряда З. Томурсуха и молодых техников-геологов Дамбы и Олзвоя.
Еще при первом знакомстве мое внимание привлекла огромная, во всю стену, геологическая карта Монголии, отражавшая результаты работ этой небольшой партии. Карта пестрела маленькими аккуратно приклеенными к ней квадратиками, треугольниками и кружками. На всех значках, отражавших три основные группы самоцветов (ювелирные, ювелирно-поделочные и поделочные), была поставлена нумерация, а некоторые из них (месторождения или перспективные проявления) были обведены цветной тушью. Я насчитал свыше 70 таких значков — столько проявлений и месторождений было изучено этим небольшим, но исключительно трудолюбивым коллективом.
Рис. 1. Схема размещения основных месторождений самоцветов на территории Гоби.
1 — Далан-Джаргалан (агат), 2 — Их-Джаргалан (агат), 3 — Далан-Туру (агат), 4 — Гашуун (сапфирин), 5 — Ундурийн-Буц (родонит), 6 — Оют-Хар (лиственит), 7 — Алаг-Уул (окаменелое дерево), 8 — Эрдэнэ-Цогт (окаменелое дерево), 9 — Барингийское (карнеол), 10 — Хуцын-Булаг («белый коралл»), 11 — Баян-Далай (нефритоподобный змеевик), 12 — Их-Шанхай (агальматолит), 13 — Эрдэнэ (агальматолит), 14 — Алтан-Худук (гранат-альмандин), 15 — Унгуц-Толгойт (пушкинит)
За четыре полевых сезона (с начала создания) партия «Цветные камни» собрала неплохой геологический урожай. Глядя на карту, нетрудно было заметить, что абсолютное большинство значков, которыми были отмечены месторождения, группировалось в южных районах Монголии — на территории Гоби. Здесь, судя по всему, находился новый перспективный район, изобилующий самыми разнообразными самоцветами. В Гоби-Алтае, например, было открыто первое месторождение ювелирного камня — малиново-красного граната-альмандина. Затем в Гоби были открыты рубиново-красный карнеол, янтарно-желтый агальматолит, зеленый лиственит, нефритоподобный змеевик и другие самоцветы. Но самый большой успех выпал на долю монгольского агата, лучше которого трудно сыскать. В Восточной Гоби, неподалеку от курорта Далан-Туру, было открыто уже упомянутое выше месторождение «Их-Джаргалан», вполне оправдавшее свое название. Вскоре геологи партии «Цветные камни» открыли в том же районе еще одно аналогичное месторождение «Далан-Джаргалан», а затем проявление серо-белого агата «Далан-Туру», россыпи золотисто-оранжевых и каштановых агатов «Их-Хэт» и «Убур-Улан», лимонно-желтых агатов «Бумбар», пестроцветного агата «Хамар-Ховур» и другие. В Южной Гоби сотрудниками партии — геологом Т. Намсараем и советским консультантом С. В. Юровым — было открыто уникальное Барингийское месторождение карнеола. Все открытые геологами агатовые месторождения располагались на значительной площади, образуя своеобразное агатовое ожерелье, — от Восточной до Юго-Западной Гоби. В той же самоцветной полосе среди песков Гоби были найдены и целые россыпи обломков окаменелого дерева разнообразной окраски, местами напоминающего агат (рис. 1).
Разумеется, мне первым делом хотелось увидеть образцы монгольского агата, и сотрудники партии «Цветные камни» показали мне свой музей. Он размещался в соседнем помещении, наиболее просторном и оборудованном специальными застекленными витринами и стендами. Здесь можно было увидеть все самоцветы, привезенные партией «Цветные камни» более чем с 70 месторождений Монголии. Помимо образцов были выставлены разнообразные изделия из самоцветов — полированные пластины, броши, кулоны, кабошоны, фигурки животных, выточенные из мягкого камня. Все это было изготовлено в небольшом камнерезном цехе партии умелыми руками его молодых мастеров. Экспозиция, со вкусом размещенная и оформленная, была хорошо освещена, а к некоторым экспонатам для пущего эффекта была подведена боковая, дополнительная, подсветка, так что камни сверкали и завораживали взор.
И вот здесь, в этом маленьком геологическом музее, я вновь встретился с уже знакомыми мне монгольскими самоцветами, впервые увиденными мной четыре года назад в Москве. Вот они! Та же форма, то же многообразие красок, те же необычайные рисунки и картины, застывшие в камне. Их нельзя было спутать ни с чем другим, и я произнес давно знакомое мне слово — Их-Джаргалан!
— Откуда Вы это знаете? — удивился Мой гид — старший геолог Т. Намсарай, невысокий, сухощавый, с широко раскрытыми умными глазами на бледном продолговатом лице.
И тогда я рассказал ему о московском тресте «Цветные камни», о пробе монгольского агата, исследовавшейся там, и о том впечатлении, какое она произвела тогда на всех нас.
— Ах вот оно что! — улыбнулся Намсарай. — Значит, Вы встретились со старыми знакомыми! Скоро, однако, Вы увидите это чудо в родной стихии: агатами Их-Джаргалана заинтересовалась наша местная промышленность, и мы уже получили заявку на поставку нескольких тонн разноцветных агатов. Осенью поедем добывать!
Созданный при партии «Цветные камни» музей пользовался популярностью не только у специалистов. Его посещали араты и представители творческой интеллигенции, школьники и просто любители камня. Сюда приходили не просто «поглазеть» на диковинки и «красивости», а соприкоснуться с миром прекрасного, увидеть одухотворенную красоту в застывшем камне.
Как-то раз к нам заглянул седой монгольский генерал в полной форме с лампасами и длинной колодкой орденских лент на груди. Он дотошно осмотрел музей и отдельные образцы самоцветов, а затем прошел в камнерезный цех, где долго наблюдал за работой молодых мастеров Сумдари и Батсуха. С этого дня генерал стал довольно частым гостем в партии «Цветные камни».
Что же привлекало профессионального военного в нашей работе? Разговор с ним, однако, не получался, он лишь молча кивал в ответ на мое звонкое приветствие и неодобрительно косился на мою рыжую бороду. Однажды, уже уходя, он обронил мимоходом несколько слов о том, что кое-кто, наверное, считает Монголию дикой страной, где можно не бриться.
Стрела была выпущена в меня, и я ее отразил, сказав, что ношу бороду и у себя дома, в Союзе, и даже, будучи бородатым, женился.
— Ну да! С бородой он женился!? — воскликнул недоверчиво генерал, обводя взглядом присутствовавших. — Так я и поверил.
— А фотографии Вы поверите? — ухватился я за единственный спасительный шанс.
— Этому я еще смогу поверить! — бросил генерал и, кивнув на прощание, пошел к выходу.
Думать было нечего — пришлось срочно писать домой и просить, чтобы выслали из семейного альбома фотографию невесты и жениха с бородой.
Вскоре фотография была получена и в качестве доказательства вручена генералу. Он надел роговые очки, долго разглядывал фотографию и, наконец, потеплевшим голосом произнес: — Ну ладно! Доказал все же! А вот скажи, как ты относишься к бодогу[1] из тарбагана?
Я ответил, что тарбаганом лакомиться мне еще не доводилось, но при первой возможности я отведаю эту пищу настоящих мужчин.
Генералу мой ответ понравился.
— Очень хорошо, — сказал он. — Приглашу в гости на тарбагана, как только представится случай, а сейчас расскажи мне о камнях.
Лед недоверия был сломан, и между нами установились теплые, дружеские отношения. Генерал заглядывал к нам довольно часто.
Как выяснилось, он находился в отставке, время свободное у него было, к тому же и жил он неподалеку.
Как-то раз пришел он с полной сумкой камней — оранжево-красных сердоликов, собранных, по его словам, во время отдыха в Восточно-Гобийском аймаке. Камешки были отменные, и мы ими заинтересовались. Генерал же с профессиональной точностью отметил на топографической карте место своей находки.
Однажды перед началом беседы он вынул из кармана хургу — излюбленную монгольскую табакерку — и протянул ее мне. Это был флакончик, вырезанный из камня, свободно умещавшийся в кулаке. Снаружи он был украшен тонкой резьбой — изображением священной змеи, символизирующей год восточного календаря. Следуя монгольскому этикету, я принял ее и открыл коралловый колпачок с прикрепленной к нему латунной ложечкой. Захватив ею щепотку душистого табака, я положил его на большой палец левой руки и стал нюхать поочередно сначала правой, а потом левой ноздрей. Изрядно нанюхавшись табака и прочихавшись во всю силу легких, я вернул генералу его табакерку, обратив внимание на камень, из которого она была сделана.
— Дза! — смеясь похлопал меня по плечу генерал.
— А вот теперь скажи, геолог, из какого камня сделана эта штука? Мне говорят, что и камень, и работа — все китайское. Так ли это?
