Если березу с давних времен почитают в народе как символ чистоты и невинности, то осину и ольху нередко называют сорной породой. И не зря. Осина — типичное дерево-пионер. Что появляется первым на вырубках и пожарищах влажных еловых, сосновых, дубовых лесов? Чаще всего — осина. Она светолюбива, быстро растет, а самое главное — способна необычайно энергично распространяться корневыми отпрысками или летучими семенами, снабженными хохолками-парашютиками. В крепком лесу осина образует лишь незначительные вкрапления, порой не выше колена, по ним можно пройти, не заметив. Но достаточно любым путем нарушить густой полог, затеняющий нижний ярус и подстилку, как вдруг вся осветленная площадь покрывается стройными стволиками осинок с волнами трепещущих под ветром листочков-монист. Однако осиновые рощи обычно недолговечны. Быстро появляясь, они так же быстро изреживаются и, наконец, уступают свое место другим, более теневыносливым породам. Почти столь же подвижна и серая ольха, которая в отличие от осины дает, кроме корневых отпрысков, еще и пневую поросль.
В самом слове «сорный» уже есть оттенок пренебрежения: дескать, засоряет лесные насаждения с ценной древесиной, поэтому, если и не заслуживает повсеместного истребления, то, по крайнем мере, не представляет практического интереса. Посмотрим на примерах, так ли это.
Вот по прихотливым извивам лесной речушки, над любыми мелями, скользит легкая лодка. Приглядитесь внимательнее — это ведь специально обработанный, выдолбленный изнутри топором и теслом ствол осины. Такие лодки — долбушки, однодеревки, душегубки, ветки (как их только ни называли!) были весьма популярны в прошлом. Почему материалом для них выбрана осина? Древесина ее мягкая, ствол легко обрабатывать (резать, долбить, точить) в любом направлении. Она к тому же и достаточно легкая, мало коробится и трескается. А сами осины нередко настолько велики, что лодки, сделанные из их стволов, вмещали до восьми человек. И все это на руку строителям однодеревок. Правда, долбленки изготавливали не только из осины. Их ладили также из осокоря, крупных ив, дуба. Конечно, долбить ствол дуба намного труднее, зато такая лодка куда долговечнее. Недаром самой древней (относящейся к эпохе неолита — около 4 тысяч лет назад) можно, видимо, считать дубовую долбленку, обнаруженную при раскопках в Воронежской области.
Стволы осины шли в дело и менее крупными частями. Из чего поить на дворе скотину? В чем стирать белье? Где хранить припасы? Везде пригодится осина. Долбленые колоды, чем-то напоминающие лодки, корыта, кадки из целого толстого полена с врезным дном, ульи-дуплянки для пасеки — сейчас многие из этих изделий можно увидеть лишь в краеведческом музее.
А вот другие предметы, сделанные из осины, служат нам и сегодня. Точеные чашки и блюда, резные ковши и кружки, братины и уполовники, многоликие ложки — да всего и не перечесть. Конечно, на это идет и другое дерево, например, те же липа, тополь, ива, но осина здесь все же первенствует.
История деревянной посуды на Руси пока не написана, да и вряд ли возможно сейчас восстановить многие забытые и утраченные детали эволюции этого традиционного русского промысла. Может быть, началом его нужно считать X век, ведь именно такой, тысячелетний возраст имеют найденные археологами в погребениях Горьковской области деревянные ложки. Однако ложечное дело наверняка куда древнее. Ложки, о которых идет речь, несли на себе остатки краски, значит, их обработка была уже достаточно сложной. А ведь должны же были существовать и самые первые, простые, некрашеные «рабочие» ложки, которые, увы, до нас не дошли.
Рассказывают, что в 996 году гостям великого князя Владимира на пиру в Киеве подали, словно простолюдинам, обыкновенные деревянные ложки. Гости, разгоряченные выпитым медом, восприняли это как личное оскорбление и заявили хозяину: «Зло есть нашим головам ясти деревянными лжицами!» И Владимир, смутившись, повелел заменить деревянные ложки на серебряные.
Кустари, готовившие изделия из дерева, делились на ложечников и посудников. Первые в основном работали вручную, вторые применяли для обработки простейшие токарные станки с ножным приводом. Долгий путь предстоял дереву, прежде чем превратиться в руках умельцев в изящную и нужную в хозяйстве вещь.
Сваленные в лесу стволы распиливали, а затем раскалывали на плахи, удаляя более рыхлую, а то и подгнившую сердцевину. Обычно этим занимались зимой, когда древесина содержит меньше влаги, а сами плахи легче по снегу привезти в деревню. Потом их пилили на чурбаки, которые, в свою очередь, раскалывали вдоль на части, соответствующие по размерам будущему изделию.
Следующий этап — изготовление так называемых баклуш. Полученные из чурбаков обрубки грубо обтесывали топором. Если предполагалось использовать их на ложки, то один конец делали округлым или продолговатым в зависимости от формы ложки. Работа эта была монотонной и считалась сравнительно легкой, поэтому выражение «бить баклуши» приобрело смысл сидеть без дела, бездельничать и скоро перекочевало в сферы, весьма далекие от ложкарства. Между тем «били баклуши» в деревнях в основном ребятишки (работники постарше были заняты на операциях посложнее), и если учесть, что за день предстояло вытесать до сотни баклуш, то нужно признать это «битье» далеко не легким занятием.
Дальше баклуши все больше и больше становились похожими на ложки. Их теслили теслом, выбирая выемку, утончали черенок и заканчивали его шариком коковкой. Затем резцом и ножом окончательно доводили ложку: чисто вырезали углубление, сделанное теслом, снимали заусеницы, сглаживали неровности. Работали над ложками обычно семьей, и в ней возникала своя как бы пооперационная специализация.
Центром ложкарного промысла издавна считалась Нижегородская губерния, а в ней — Семеновский уезд. Село Торговая Хохлома дало название оригинальной росписи деревянной посуды и, в частности, ложек, а село Семеновское, превратившееся во второй половине XVIII века в небольшой городок Семенов, было законодателем «ложечной моды» и основным поставщиком этих изделий.
О Хохломе впервые мы узнаем из документов времен Ивана Грозного и находим это село на карте Российского государства, составленной сыном Бориса Годунова Федором. Своим названием село Семеновское будто бы обязано беглому стрельцу Семену, основавшему его в середине XVII века.
Хохломская роспись — большое искусство, целый технологический процесс. В старину секреты подготовки посуды, окраски и последующего закрепления узора часто передавались от отца к сыну, от сына — к внуку: конкуренция грозила голодом целым семьям.
Обычно ложки сначала белили, натирая сухими квасцами, смешанными с отрубями, или мелом с пшеничной мукой, и покрывали затем олифой с добавлением сурика или смесью мучного клейстера, белил, сурика, умбры (минеральной коричневой краски) и льняного масла. Обработав таким образом, их сушили на лотках под печью, расписывали, проходились несколько раз олифой и, наконец, помещали на 10–12 часов в жарко истопленную печь. Лишь после этого ложки начинали сиять поистине золотым блеском.
У ложкарей издавна выработались два типа узоров: «травка» и «кудрина». Первый узор, точнее, их система самый древний. Почти всю поверхность изделия покрывает изогнутая веточка с чередующимися большими и маленькими узкими завитками — листочками. Делаются завитки тонкой кисточкой одним уверенным мазком, и это придает узору особое изящество. Иногда к листочкам безвестный художник присоединял яркие ягодки и листья пошире. «Кудрина» обычно представляет собой крупные и мелкие золотые узоры на темном (красном киноварном — или черном) фоне. Они действительно вьются словно кудри, украшая не только ложки, но и любую деревянную посуду. И каждый узор — неповторим, он — плод фантазии и мастерства хохломских умельцев. Впрочем, только ли хохломских? Сейчас роспись «под Хохлому» можно видеть на изделиях, созданных в самых разных уголках нашей страны: на Кольском полуострове и в Карелии, в Подмосковье и под Новосибирском. Появляются и новые узоры, изменяется, модернизируется технология окраски, но традиции старинной росписи по-прежнему живут в этом нестареющем национальном промысле.
Теперь на минутку представьте себе, что вы путешествуете по средней России не в нашем двадцатом, а, положим, в шестнадцатом веке. Прогонная дорога выводит вас к селу, затерявшемуся в бескрайних лесах. И первым на взгорке открывается взгляду высокий сруб церкви, несущий гранистый восьмерик и барабан, увенчанный блестящей на солнце луковкой. Блеск этот иной, чем величественное сияние позолоты московских кремлевских соборов, он серебристый, так и хочется сказать — живой. Подойдя ближе, понимаешь, что луковица словно покрыта плотно прилегающей чешуей. Чешуйки эти, носившие название лемехов, на самом деле не такие уж мелкие, часто по краю узорчатые, обычно делали из осины. Со временем они темнели, приобретали цвет благородного серебра. Осиновой щепой нередко крыли и деревенские избы.
