Можно понять москвичей, их тревогу: ведь им первым выпадало испить горькую чашу от «перемен наверху». Именно Москве всегда приходилось начинать, ей доставался первый глоток — самый горький. К примеру, стрелецкие бунты были ещё памятны старикам. Как и раньше, у горожан возникало много вопросов.
Поздно вечером 18 января к Лефортовскому дворцу стали съезжаться члены Верховного Тайного Совета, сенаторы, члены Синода, генералитет.
Умирающего государя причастили. Он впал в беспамятство, началась предсмертная агония. «Запрягайте сани — я еду к сестре!» — воскликнул Петр II в бреду и испустил дух. Это случилось в первом часу ночи 19 января.
По поводу неожиданной смерти императора в день свадьбы старая Русь стала шептаться, что это не к добру. И ведь действительно, худо в Российском государстве скоро свершилось.
Романовы, вступив в 1613 году на русский престол, представляли собой молодой здоровый род. Однако уже в 40-х годах XVIII столетия, со смертью Петра II, внука Петра Великого, пресеклась мужская линия этой династии.
Поскольку сын царевича Алексея не оставил потомства и не нашел себе преемника, вопрос о престолонаследии вызвал большие осложнения.
Едва успели сановники и гости Первопрестольной несколько прийти в себя от неожиданной кончины отрока-царя, как восемь членов Верховного Тайного Совета — четверо князей Долгоруких, двое Голицыных, граф Головкин и барон Остерман — закрылись в одной из комнат Кремлевского дворца на совещание, чтобы решить главный вопрос — кому предложить императорскую корону.
На этом совещании в узком кругу говорили много и долго. В поисках кандидата на престол перебрали весь наличный царский дом, называя первую жену Петра, царицу-монахиню, его младшую дочь Елизавету, двухлетнего сына старшей дочери Анны — герцога Голштинского, дочерей царя Иоанна, и ни на ком не могли остановиться, ни у кого не могли найти бесспорного права на престол [22].
Кандидаты ценились не по законному основанию, а по политическим соображениям, по личным или фамильным сочувствиям.
Заявление князя Долгорукого, отца второй невесты Петра II, о праве его дочери на престол, будто бы завещанном ей покойным женихом, и чье-то предложение о царице-бабке были отклонены как «непристойные».
Тогда князь Голицын, возвысив голос, сказал, что поскольку прервалось мужское колено царского дома, то следует перейти к старшей женской линии, к дочерям старшего брата Петра Великого, царя Иоанна, тем более что дочери преобразователя не имеют права на трон как незаконные, родившиеся до бракосочетания Петра I с Екатериной [23].
У царя Иоанна Алексеевича осталось три дочери: Екатерина, Анна и Прасковья. Старшая из них, Екатерина, в 1716 году была выдана замуж за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда, человека с очень трудным характером. У них родилась дочь Елизавета-Екатерина-Христина. Прожив с мужем шесть лет, Екатерина вернулась вместе с дочерью к матери — в подмосковное село Измайлово. Что же касается младшей дочери царя Иоанна Прасковьи, то она сочеталась морганатическим браком с генералом Мамоновым.
Князь Д. Голицын предложил своим соратникам по власти кандидатуру герцогини Курляндской, заявив: «Анна Иоанновна свободна и одарена всеми способностями, нужными для трона». Все присутствующие с этим мнением согласились. Однако, «верховники» [24], желая сохранить свою власть, решили ограничить права Анны как самодержицы. Они исходили из того соображения, что избранница Совета, все время жившая в Митаве, не связана с придворными группировками и гвардией, что ради короны она охотно согласится на их условия. По словам С. М. Соловьева, князь Д. Голицын придумал «лекарство от болезни власти — ее ограничение».
Между тем в другом зале императорского дворца сенаторы, духовенство и высшие генералы терпеливо дожидались, на чем порешит Верховный Тайный Совет.
После заседания члены Совета вышли в большой зал дворца и объявили свое решение. Феофан Прокопович, виднейший идеолог эпохи преобразований, стал возражать против выбора «верховников», ссылаясь на завещание Екатерины I о Елизавете и Анне, но князь Д. Голицын ему коротко ответил: «Мы не хотим незаконнорожденных». Других протестов не было.
Утром 19 января 1730 года в Кремле Верховный Тайный Совет официально объявил сенаторам, духовникам, генералам и прочим чинам о вручении российского престола герцогине Курляндской Анне Иоанновне. Все от имени отечества изъявили полное согласие. О своём намерении ограничить власть Анны «верховники» собранию не сказали.
В тот же день восемь членов Совета составили пункты, сохранявшие реальную власть за «верховниками», и совершенно секретно от всех отправили в Митаву [25]. В акте Совета говорилось, что Анна Иоанновна лишается права вступать в брак, иметь или назначать преемника, начинать войну и заключать мир с другими державами без согласия «верховников». В документе содержались и другие ограничения ее власти. В нем также подчеркивалось, что в случае нарушения этих условий императрица лишается российской короны. Акт «верховников» Анна Иоанновна подписала словами: «По сем обещаю без всякого изъятия содержать. Анна».
Избрание герцогини Анны российской императрицей вскоре стало известно всей Москве и вызвало всеобщий интерес. Случайное обстоятельство придало этому событию общерусское значение. Как уже отмечалось, на тот самый день, 19 января, в канун которого умер император, была назначена его свадьба с княжной Долгорукой. Вместе с полками в Первопрестольную в ожидании придворных празднеств наехало множество провинциального дворянства. Собравшись на свадьбу и попав на похороны, дворяне оказались в водовороте политической борьбы.
Сначала замысел «верховников» был встречен в обществе глухим ропотом. Об этом мы узнаем из записей новгородского архиепископа Феофана Прокоповича, современника описываемых событий. «…Куда не прийдешь, только горестные нарекания на осьмиличных оных затейников [26], — отмечал наблюдательный автор, противник „верховников“, — всех их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытое лакомство и властолюбие». А вот еще один достоверный источник — секретарь французского посольства Маньян. «Здесь, — писал он из Москвы в Париж, — на улицах и в домах только и слышны речи об английской конституции и о правах английского парламента». Прусский посол Мардефельд сообщал своему королю, что вообще все русские желают свободы, только не могут договориться между собою насчет меры и степени ограничения абсолютизма. Западные послы писали в свои столицы о том, что общество в лице дворян боится могущества нескольких временщиков, возмущается заменой власти одного лица произволом «верховников». По выражению историка и публициста екатерининского времени князя М. М. Щербатова, «верховники» из себя «вместо одного толпу государей сочинили».
Брожение достигло крайней степени, когда на торжественном заседании Верховного Тайного Совета Сенату, Синоду, генералитету, президентам коллегий и другим чинам прочитали подписанные Анной Кондиции (условия). Коварство «верховников», шитое белыми нитками, было понято всеми. Но выбор Совета одобрили единогласно.
Между тем достигла своего апогея политическая драма князя Д. Голицына, который был в числе сторонников ограничения власти императрицы. Раздор в правительственных кругах и настроение гвардии ободрили противников ограничения. Возникла «другая кампания», по выражению Феофана, столь же сделанного состава, как и прежние: в нее вошли родственники императрицы и их друзья, обиженные сановники. В частности, на сторону Анны Иоанновны стали Черкасский, Вольский, Левенвольд, Ягужинский, которые враждовали с Долгорукими и Голицыными. Тут же ожил и Остерман: все время сидел дома больной, совсем было собрался умирать, но теперь стал вдохновителем новой оппозиции. Колоколом оппозиции являлся Феофан Прокопович: он измучился, звоня по всей Москве о тиранстве, претерпеваемом государыней от «верховников».
10 февраля 1730 года Анна Иоанновна прибыла в подмосковное село Всесвятское и остановилась там, так как умершего императора еще не похоронили и приготовления к торжественному въезду императрицы не были завершены.
Императрица сразу же почувствовала благожелательное отношение к себе, твердую почву, хорошо подготовленную активной агитацией ее сторонников, и прежде всего Феофана Прокоповича и Остермана. Это позволило ей вопреки Кондициям объявить себя подполковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов, которых она при этом угостила водкой, что было принято с величайшим восторгом.
11 февраля совершилось погребение Петра II в Архангельском соборе, а в воскресенье 15 февраля состоялся торжественный въезд Анны Иоанновны в Первопрестольную [27].
