Когда опасность со стороны Калужского вора временно миновала, Жолкевский продолжил развивать свои дипломатические успехи. Было подготовлено большое и представительное посольство к королю, во главе которого встали князь В. В. Голицын и Филарет Романов. Случайно или нарочно из столицы были удалены два наиболее активных политических деятеля. Попал в состав посольства и еще один видный участник событий — Захарий Ляпунов.
Другим важнейшим событием осени 1610 г. стало вступление в Москву армии Жолкевского. По договору о призвании королевича на московский престол, польско-литовское воинство вступило в Москву. Согласно подсчетам польского историка Т. Бохуна, общая численность солдат гусарских и панцирных хоругвей, пехотинцев иноземного строя и гайдуков вместе с их прислугой, челядью, членами семей, купцами и прочими сопровождающими могла достигать почти 20 тысяч человек. Примерно столько же было и лошадей, как верховых, так и обозных.
Первоначально армию Жолкевского планировалось расположить в Новодевичьем монастыре и подмосковных слободах, но затем, объясняя это необходимостью подготовки к походу на Калугу, поляков все же ввели в город. В Кремле разместились полки Жолкевского и Александра Госевского, а также 800 пехотинцев иноземного строя и 400 гайдуков, полки других военачальников стояли в Китай-городе, Белом городе и Новодевичьем монастыре, так чтобы, по словам Жолкевского, «дабы одни другим на помощь в случае чего прийти могли». Против вступления армии Жолкевского в Москву резко выступал патриарх Гермоген, но бояре, опасаясь восстания москвичей, среди которых были и те, кто склонялся на сторону «вора», решили обезопасить себя иноземными саблями.
Обеспечение огромной массы ратников в Москве, а также соблюдение мирного порядка в отношениях между иноземным войском и москвичами стали первой заботой гетмана и членов боярского правительства. Поначалу Жолкевский строго следил за тем, чтобы солдаты «не заводили ссор с москвитянами». Совместно с боярами гетман создал военный трибунал, который должен был разбирать конфликты между войском и москвичами. Проблема снабжения была решена следующим образом: каждому полку был выделен определенный район в Замосковных уездах, откуда ему должно было поступать продовольствие. Эта система очень напоминала тушинские «кормления», также происходившие из польской практики обеспечения воинства, и ни к чему хорошему не привела. Офицеры и солдаты под предлогом обеспечения начали банально грабить подведомственные им районы, и тогда командование гарнизона переложило заботу о воинстве на московскую казну. Было решено установить квартальное жалованье в размере 30 злотых на одного солдата. Это решение способствовало восстановлению порядка, но стало причиной разорения царской казны и сокровищницы. Именно в это время погибли многие реликвии московских государей — тронные шапки, скипетры и другие произведения ювелирного искусства, — которые пошли на обеспечение польско-литовского гарнизона в Москве.
Как можно видеть, уже в первые дни после вступления «армии королевича Владислава» в Москву обозначилось множество проблем, связанных с ее обеспечением и поддержанием порядка. В дальнейшем ситуация только ухудшалась. Присутствие польско-литовского гарнизона в Кремле стало важным козырем в руках короля Сигизмунда III, стремившегося к укреплению личной власти над Россией. После провала переговоров о воцарении Владислава поляки и литовцы установили в Москве свою власть, опираясь на право силы. По словам С. Ф. Платонова, «не бояре стали владеть делами в Москве, а то войско, из которого они думали сделать себе опору и орудие. В Москву водворилась военная диктатура польских вождей, под тисками которой бояре, по их словам, „в то время все живы не были“. Это был естественный исход из того политического хаоса, в каком находилась тогда Москва».
Кризис в отношениях между Семибоярщиной и польской стороной проявился сразу же с началом переговоров с Сигизмундом III. Король в это время осаждал Смоленск, где успешно оборонялся боярин и воевода Михаил Борисович Шеин. Послы прибыли в королевский стал под Смоленском выяснилось, что Сигизмунд III не собирается соблюдать условия русско-польского договора и идти навстречу российской стороне. Вопреки требованию русских послов он не снял осады со Смоленска и отказался отпустить сына в Москву. Напротив, Сигизмунд III высказал намерение разгромить Лжедмитрия II в Калуге, успокоить Российское государство, а затем просить сейм согласиться на отъезд Владислава в Москву. Король также требовал сдачи Смоленска и принесения смолянами присяги лично ему. Требование крещения королевича в православие польские вельможи встретили со смехом, отвечая, что Владислав уже крещен и другого крещения ему не требуется. Переговоры зашли в тупик, и даже участие в них Жолкевского, являвшегося сторонником первоначальных условий, не помогло. Позицию Речи Посполитой четко выразил на подканцлер коронный Ф. Крыйский. Выступая на сейме 1611 г., он заявлял: «Государя у этого народа нет, он не является свободным, воспитан под властью тиранов». Так о чем же вести переговоры? «Если о Московском государстве и столице, то они уже у нас в руках, если о государе, то должны того принять, кого им дадут, и терпеть то, что прикажет победитель». Для многих в Речи Посполитой казалось, что настал наконец-то шанс сквитаться с «Москвой» за все прошлые обиды.
Король намеревался сам занять московский престол и создать русско-польскую унию. Пользуясь слабостью России, Сигизмунд III и его окружение полагали возможным захватить Российское государство, замаскировав это актом призвания короля на русский престол. По-видимому, в планах Сигизмунда III и его окружения была и католическая экспансия. Можно предположить, что в случае провозглашения Сигизмунда III московским государем Россию ожидала бы печальная судьба Украины, которая всю первую половину XVII в. подвергалась политическому, экономическому и религиозному гнету со стороны польских панов. В конце концов это вызвало восстание под руководством Богдана Хмельницкого, сопровождавшееся кровавыми расправами казаков над ненавистным им папством.
В то время как руководители московского посольства под Смоленском — Филарет Романов и князь В. В. Голицын — твердо отстаивали российские интересы, в самой Москве сложилась группа бояр и служилых людей, готовых идти навстречу требованиям короля. Ее главой был боярин М. Г. Салтыков, бывший тушинец. В числе ярых сторонников короля были и другие видные деятели Тушинского лагеря — боярин князь В. М. Мосальский, окольничий М. Л. Молчанов, окольничий князь Ф. Ф. Мещерский, окольничий Т. В. Грязной, окольничий князь Ю. Д. Хворостинин, окольничий И. Н. Ржевский (в Тушине он был боярином), И. М. и И. Н. Салтыковы, дьяки Ф. И. Андронов, И. Т. Грамотин, Л. И. Власьев, С. Соловецкий, В. Юдин, О. Витовтов. В числе сторонников короля были и те, кто верно служил Шуйскому, например, видные бояре и воеводы, представители знатнейших фамилий — Ф. И. Шереметев и князь И. С. Куракин. Симпатизировал «польской партии» и глава Боярской думы князь Ф. И. Мстиславский. Но, как и другие члены Семибоярщины, он был отстранен от управления, которое перешло в руки командующего гарнизоном Александра Госевского и его русских союзников. Госевский заседал на бывшем дворе Бориса Годунова, где принимал дьяков и решал дела. Особым влиянием при Госевском пользовался Федор Иванович Андронов[35], бывший «торговый детина». Выходец из низов («отец его в Погорелом городище лаптями торговал»), он стал членом Гостиной сотни при Борисе Годунове. Даже М. Г. Салтыков жаловался, что Госевский во всем Андронову «потакает, а меня безчестит и дел делати не дает». Со временем московские бояре и дьяки во всем подчинились Госевскому. По его воле они писали Филарету и Голицыну, чтобы не упорствовали в первоначальных договоренностях, а смоленскому воеводе Шеину, чтобы «во всем отдался на волю и ласку короля». Однако те отказывались признавать боярские наказы без подписи патриарха и одобрения всех «чинов».
Госевский от имени короля вел широкую раздачу земель своим сторонникам. При помощи Андронова и других изменников поляки грабили государственную казну и притесняли москвичей. Для содержания польского гарнизона на жителей столицы были возложены различные реквизиции и поборы. Иноземцы вели себя в Москве, как в захваченном городе, — нападали на жителей и силой отбирали у них все, что им нравилось. Вопиющий случай произошел вскоре после вступления армии Жолкевского в Москву — один из пьяных поляков выстрелил из ружья в икону Богоматери, висевшую над воротами. Гетман, пытавшийся избежать конфликтов с населением, выдал виновного, который был сожжен на костре. Но в дальнейшем столкновения между польско-литовским гарнизоном и москвичами продолжились.
