Реакция властей была мгновенной. Жандармы не только взяли под стражу Ковалевского, но и в присутствии самых важных городских чиновников служащие местного околотка повели его к указанной им во время допросов реке, чтобы тот непосредственно и точно показал им, где конкретно лежат утаенные денежки. Он явно никак не ожидал такого развития событий. Не успел он заикнуться своему же соплеменнику о богатейшем кладе, который при благоприятных обстоятельствах обогатил бы их обоих несказанно, как тут же оказался под арестом. Что теперь делать, как доверять людям? Единственно, что Ковалевский мог предпринять при столь неблагоприятном положении дел, так это нарочно указать совершенно не на то заветное место, а на иное, наверняка довольно далеко отстоящее от истинного тайника. Возможно, что на первом же допросе он поведал жандармам, что сокровища действительно были спрятаны им вблизи от города, но озвучил при этом название совершенно иной речки, нежели на самом деле. При этом он руководствовался элементарным желанием любой ценой уберечь ценности от разграбления посторонними. Он спешно выбрал в качестве дублирующего ориентира одно знакомое местечко, мимо которого он часто проходил во время прогулок по городу.
Этому скоропалительному обману неожиданно помогло то обстоятельство, что уже началась суровая русская зима. Земля успела основательно промерзнуть, что радикально и объективно осложнило двум польским землекопам их многотрудную работу. Поковырявшись для вида часочек-другой вблизи какого-то городского моста, Ковалевский заявил наблюдавшим за ним чиновникам, что пробиться через мерзлую почву нет никакой возможности. Его поддержал и взмыленный от интенсивной работы кайлом Петрашкевич, который был явно уверен в том, что они копают в нужном месте. Ведь в предварительном разговоре с ним Ковалевский наверняка не сообщил тому точного места залегания клада, а дал лишь общее словесное описание заветного места.
Что было делать российским чиновникам? Разглашать тайну и подвергать опасности хищения государственные деньги им не хотелось, и поэтому они поставили на мосту через реку часового и стали с нетерпением ожидать весны. Почва должна была отогреться и позволить добраться до бочонков. Поляк, уже мысленно перебиравший сверкающие червонцы в своих карманах, не мог допустить и мысли о том, что золото захватят враги, с которыми он воевал всего несколько лет назад. Однако, понуждаемый перепуганным Петрашкевичем (который, надо думать, поручился за него перед губернским руководством), он написал покаянную бумагу, в которой клятвенно уверял, что это то самое место и есть, и как только придет весеннее тепло…
Злейший враг России — Ковалевский только для отвода глаз прикидывался покорной "овечкой" и готов был подписать какие угодно докладные и протоколы, лишь бы сбить с толку незваных компаньонов из департамента полиции. К тому же и писал-то не он, а приставленный к нему городским стряпчим писец. Мне даже кажется, что именно Ковалевский, притворно заботясь о сохранности клада, как бы между прочим посоветовал городскому приставу выставить на мосту часовых. А потом со злорадством смотрел, как те всю зиму ежатся на ледяном ветру, охраняя совершенно пустое место. Это нам только кажется, что два века назад люди были иные, простые, доверчивые и наивные. Нет, и тогда в людских сердцах бушевали настоящие шекспировские страсти, заставляя их совершать поистине головокружительные поступки и затевать совершенно невообразимые авантюры. Но давайте продолжим наше исследование и посмотрим, куда приведет нас архивное дело № 1637. Вот что написано в последней, официальной бумаге, окончательно ставящей все точки над "i" в данном непростом деле:
"Вашему Императорскому величеству имел я счастье докладывать по донесению Смоленского Гражданского Губернатора о сокрытых якобы французами у города Смоленска двух бочонков золотой монеты.
Он доносит ныне, что к открытию оной сделаны были поиски при назначенном от Министра Финансов Чиновнике, при Краснинском Предводителе Дворянства, уездном Судье и других Чиновниках, но обозначенных бочонков не найдено.
Объявивший о сем Польский Дворянин Ковалевский, решительно утверждавший о непременном отыскании сокрытых сумм, потерял в том надежду и в новом взятом с него допросам показал, что из четырех человек, участвовавших в зарытии, двое при нем убиты, а остальные два взяты были вместе с ним в плен и где находятся, не знает".
А что еще мог сказать Ковалевский в свое оправдание? Разумеется, он теперь и подавно не мог сознаться в том, что заведомо указал неверное место доя поисков и раскопок. Он отчетливо понимал, что ему точно не сносить головы за столь наглый обман. И понятно, что во время последующих за неудачей допросов поляк стал валить вину на бывших соратников, которые вместе с ним зарывали тяжеленные бочонки. Сколько их было в действительности? Он утверждал, что два человека из этой бригады были якобы взяты в плен. Проверить же такое утверждение на тот момент было совершенно невозможно. Следовательно, можно уверенно утверждать, что Ковалевский до конца предпринимал все доступные ему способы защиты. С одной стороны, он продолжал утверждать, что золото было зарыто именно в указанном им месте, а с другой — прозрачно намекал на то, что его могли опередить возможные конкуренты.
Ни при каких условиях Ковалевский не мог сказать правду. Ведь эта правда была из разряда тех простых истин, за которые убивают. И где бы в последующее время ни оказался этот Польского царства дворянин, он наверняка не смог бы впоследствии осуществить свой коварный план, поскольку, засветившись на са-мом высоком уровне, весь остаток жизни был вынужден ощущать на своей спине недремлющее "око государево".
Жаль, что российские чиновники в то время были не столь сведущи в кладоискательском промысле, как об этом известно теперь мне. Уличить Ковалевского во лжи было совсем несложно и тогда. Достаточно было внимательно изучить предложенную им для раскопок площадку. Если там ранее покопались конкуренты, то неизбежно этот факт можно было установить по следам, которые обязательно оставляют все копатели без исключения. Но если земля была не тронута на всю глубину шурфа, то там явно никто и никогда не рылся. А это значит, что бочонки в данном месте никогда не закапывали.
— А что же золото? — наверняка спросите вы. — С ним-то что стало?
— Ничего с ним не стало, — отвечу я. — Скорее всего, оно так и лежит где-то в окрестностях города Красного, ничем не выдавая своего присутствия.
— Но при чем же здесь какая-то деревня Гребени? — продолжите вы свои вопросы. Почему поисковик П. из северной столицы вдруг решил, что искать данные бочонки следует именно в окрестностях именно этой деревни?
Давайте вернемся несколько ближе к началу разговора и осветим этот темный момент кладоискательской деятельности, до сего момента скрытый от широкой общественности. Собственно, П. посчитал прозвучавшее в одном из документов слово "Гребли" за название некоего населенного пункта, расположенного вблизи г. Красный.
Заметьте, эти строки пишет вовсе не сам Ковалевский (или с его слов — писарь Барадавкин). В его докладной записке нет ни слова о каких-то там "Греблях". Откуда же о данном населенном пункте узнал некий столичный чиновник, которому поступил доклад от смоленского губернатора? Вопрос, конечно, интересный. Представляется, что данное слово появилось уже после того, как представительная чиновничья комиссия из г. Красного осмотрела место будущих поисковых работ. Смотрите, в данном документе написано просто слово "Гребли", без указания на то, что это именно населенный пункт. А наш поисковик недолго думая сделал в общем-то резонный вывод о том, что упомянутые "Гребли" это именно деревня, которая расположена рядом с тем местом, где в 1812 г. были спрятаны бочонки. Убедив самого себя в этом мнении, "П" разыскал справочник по переписи 1865 г. и принялся выискивать в нем такую деревню Гребли, которая находилась бы вблизи Красного.
Деревня почти с таким названием отыскалась всего в 15 верстах западнее города Красного. Правда, данная деревенька называлась Гребени, но это мелкое несоответствие было им немедленно отвергнуто как несущественное. К тому же в описи говорилось о том, что в данной деревне есть мельница. Значит, там имелась плотина (насыпь), а уж мост через реку и само собой подразумевался! Достаточно было после такого открытия бросить взгляд на современную карту Смоленской области, и в голове нашего поисковика мгновенно сложилась стройная схема произошедших некогда событий. Вот как он пишет об этом в своем письме:
"В деле сообщается о д. (якобы деревне, но такого слова в документе нет) Гребли, это сейчас д. Гребени. У самой плотины, значит, была и мельница. В библиотеке (список населенных мест Смол, губ.) я нашел деревню, записана мельница. На карте также мельница. Если закопали у моста, то мельница и мост были разрушены, иначе какой смысл вообще закапывать? Фразу "но расширение и возвышение плотины… затруднило точно указать место…" следует понимать так. После войны разрушенный мост восстанавливали, делали новую насыпь. Думаю, что закопали в нескольких шагах от плотины, иначе ее изменение и расширение не повлияло бы на определение точного места, будь оно за 50 или за 100 м".
