Не отрывая глаз от Деборы, Гэри пересек комнату, сел в огромное кресло с откидной спинкой и жестом предложил нам сделать то же самое. Но Дебора не села. Она металась взад и вперед по линолеумному полу, обкусывая красный лак со своих ногтей, и без умолку бессвязно рассказывала об убийстве, о котором слышала в новостях, и об уличном движении в Атланте. Гэри внимательно и невозмутимо следил глазами за ее перемещениями из одного конца комнаты в другой.
«Сестрица! — вымолвил он, наконец, — сядь, пожалуйста».
Дебора добежала до кресла-качалки недалеко от Гэри, бросилась в него и принялась бешено раскачиваться, совершая движения вперед-назад верхней частью тела и стуча ногой, будто пытаясь опрокинуть кресло.
«Не поверишь, что мы узнали! — заявила она. — Они делали в клетки моей матери разные инъекции — ну, яды и все такое, — чтобы проверить, смертельны ли они для человека».
«Дейл, сделай что-нибудь для себя», — посоветовал Гэри.
«Ага, пытаюсь, — ответила она. — Ты знаешь, что они вкалывали ее клетки убийцам в тюрьме»?
«Я хотел сказать расслабься, — уточнил Гэри, — сделай что-нибудь, чтобы расслабиться».
«Ничего не могу поделать, — сказала Дебора, отмахиваясь от него. — Все время переживаю».
«Как говорится в Библии, — шепотом произнес Гэри, — нагим человек приходит в этот мир и нагим уходит. Порой мы слишком много беспокоимся о вещах. Мы волнуемся, когда не о чем волноваться».
Тут, будто очнувшись, Дебора согласно кивнула и сказала: «И делая так, мы разрушаем собственное тело».
«Ты не очень хорошо выглядишь сейчас, сестрица. Отдохни немного, — сказал Гэри. — Когда я сажусь в свою машину и еду, мне никуда не нужно идти, все крутится и без меня. Просто есть время, чтобы расслабиться, пока под тобой дорога. Каждому нужно что-то похожее».
«Если у меня когда-нибудь будут деньги, — заявила Дебора, — я куплю автофургон, на котором смогу ездить туда-сюда, и я не буду приезжать дважды в одно и то же место. Когда ты в движении, никто тебя не донимает».
Она встала и вновь принялась расхаживать.
«Я по-настоящему расслабляюсь, только когда еду сюда, — сказала она. — Только на этот раз я ехала и все время думала о том, что случилось с моей сестрой и матерью».
Как только Дебора произнесла слова «сестра» и «мать», ее лицо покраснело, и она принялась паниковать. «Ты знаешь, что они запускали клетки моей матери в космос и взрывали их атомными бомбами? Они даже сделали это… как его… э-э-э… клонирование!.. Точно, они ее клонировали».
Мы с Гэри нервно переглянулись, и оба одновременно заговорили, пытаясь вернуть ее оттуда, где она блуждала.
«Нет никаких клонов, — заявила я. — Помнишь?»
«Тебе не нужно пугаться, — сказал Гэри. — В слове Божьем сказано, что если мы почитаем отца своего и мать свою, то Господь продлит наши дни на земле, и ты выполняешь это, ты почитаешь свою мать». Он улыбнулся и закрыл глаза. «Мне нравится один отрывок из книги Псалмов, — произнес он, обращаясь к Деборе. — В нем говорится, что, даже если ваши отец и мать заболели, Господь позаботится о вас. Даже если вы потеряете всех, как ты потеряла мать и сестру, любовь Господа не оставит тебя».
Но Дебора не слышала его.
«Не поверишь. Представляешь, они смешали ее с мышами, чтобы сделать человекомышь! Говорят, она и не человек уже больше! — она издала громкий, безумный смешок, бросилась к окну и воскликнула: — Святые угодники! Дождь идет, что ли?»
«Дождь очень нужен», — шепотом заметил Гэри, качаясь взад-вперед в кресле.
Дебора схватилась за синюю вязку для ключей из тесьмы, которая все время была у нее на шее. На ней красовалась надпись «WWJD». «Что это? Радиостанция? Никогда не слыхала о „WWJD“», — заявила она и принялась стаскивать ее с шеи.
«Брось, сестрица, это означает „Как бы поступил Иисус?“, — ответил Гэри. — И ты это знаешь».
Дебора перестала возиться с ключами и рухнула обратно на стул. «Поверишь ли, они даже заразили ее вирусом СПИДа и вкалывали ее обезьянам!» — уставившись в пол, она яростно раскачивалась, а ее грудь с каждым вздохом быстро вздымалась и опускалась.
Гэри сидел, спокойно покачиваясь в кресле, и наблюдал за каждым движением Деборы — будто доктор, изучающий пациента. «Не изводи себя тем, чего не можешь изменить, — прошептал он Деборе, пока она терла пятна под глазами. — Оно того не стоит… Тебе следует предоставить Господу разобраться с этим». Он закрыл глаза и забормотал: «Что Дебора делает для Деборы?»
Она не ответила, и тогда он посмотрел на меня и сказал: «Я только что беседовал с Богом — он пытается заставить меня сказать что-то, пытается заставить действовать». Дебора прозвала Гэри Апостолом за его обыкновение во время разговора вступать в общение с Господом. Все это началось лет двадцать назад, когда ему было около тридцати. Он увлекался выпивкой и женщинами, а потом вдруг несколько сердечных приступов и шунтирование — и в нем проснулся проповедник.
«Я пытался удержать Его от вмешательства, поскольку мы собрались компанией, — пояснил Гэри, одарив меня застенчивой улыбкой, — но иногда Он просто не позволяет мне Его сдерживать».
Карие глаза Гэри смотрели отрешенно и рассеянно. Он медленно встал с кресла, широко развел руки и приблизился к Деборе, которая с трудом встала на ноги, подошла к нему, нетвердо ступая, и обняла его за талию. Как только она коснулась его, он вцепился в нее, будто наэлектризованный. Его руки сомкнулись, запястья сжали голову Деборы с обеих сторон, а ладони охватили челюсть, пальцы легли от затылка до переносицы. Затем он начал раскачиваться. Он прижал лицо Деборы к своей груди, а ее плечи содрогались в безмолвных рыданиях, а из глаз Гэри катились слезы.
Так они раскачивались взад-вперед; Гэри обратил лицо к небу и начал петь незабываемо красивым баритоном:
«Добро пожаловать сюда… Добро пожаловать в этот разбитый сосуд». Его пение, поначалу тихое, становилось с каждым словом все громче, пока не заполнило собой весь дом и не разлилось по табачным полям. «Ты хочешь жить в молитвах своего народа, я подымаю руку и возношу свое сердце и эту молитву во славу тебе, Господи».
«Добро пожаловать в этот разбитый сосуд, Господи», — прошептал он, сжимая в ладонях голову Деборы. Он принялся молиться, то открывая, то закрывая глаза, и пот струился по его лицу.
«Ты говорил, Господи, что ВЕРУЮЩИЙ возложит руки на страждущего, и тот ИСЦЕЛИТСЯ!» Голос его нарастал и затихал — от шепота до крика и обратно. «ПОНИМАЮ, Господи, что СЕГОДНЯ есть некоторые вещи, КОТОРЫЕ НЕ ПО СИЛАМ врачам!»
«Аминь, Господи», — приглушенно пробормотала Дебора, прижимаясь лицом к груди Гэри.
«Сегодня мы благодарим тебя, — прошептал Гэри, — ибо нам нужна помощь с этими КЛЕТКАМИ, Господи… нам нужна помощь, чтобы ты снял БРЕМЯ этих клеток с этой женщины! Сними это бремя, Господи, забери его, оно нам не НУЖНО!»
Дебора начала конвульсивно вздрагивать в руках Гэри, рыдая и шепча: «Благодарю Тебя, Господи… Благодарю Тебя, Господи». Гэри крепко зажмурил глаза и закричал вместе с ней: «БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, ГОСПОДИ! БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ ЗА СЕГОДНЯ!» Вместе их голоса становились все громче, пока Гэри не остановился; пот с его лица капал прямо на Дебору, и тут она воскликнула: «Благодарю Тебя, Иисус!», дав волю многочисленным «аллилуйя» и «слава Богу». Гэри раскачивался взад и вперед и вновь затянул песню глубоким старообразным голосом, который как будто исходил от прежних поколений, работавших на его табачных полях до него: «Знаю, что Господь благ, да-ааа… Знаю, что Господь благ».
«Воистину благ», — прошептала Дебора.
«Он кладет пищу на мой стол…» — Гэри понизил голос до гудения, в то время как Дебора произнесла: «Господи, укажи мне путь, которым идти. Укажи, куда ты хочешь, чтобы я пришла с этими клетками, Господи, пожалуйста. Я сделаю все, что ты хочешь, Господи, только помоги мне с этой НОШЕЙ. Я не могу делать это одна. Я думала, что смогу. Но я не могу ВЗЯТЬ ее, Господи».
«М-ммммм-мммм», — гудел Гэри.
«Благодарю Тебя, Господи, за то, что дал мне информацию о матери и сестре, но, пожалуйста, ПОМОГИ МНЕ, ибо я знаю, что сама не снесу эту ношу. Сними с меня эти КЛЕТКИ, Господи, сними эту НОШУ Сними ее и ОСТАВЬ здесь! Я больше не в силах выносить это, Господи. Ты хотел забрать ее раньше, а я не соглашалась, но сейчас ты можешь ее забрать, Господи. Ты можешь ЗАБРАТЬ ЕЕ! Аллилуйя, аминь».
Тут Гэри посмотрел прямо на меня — первый раз с тех пор, как встал с кресла.
Я глядела на происходящее, сидя в высоком кресле в нескольких футах от него, обалдевшая, боясь пошевелиться или зашуметь, и судорожно делала пометки в блокноте. При иных обстоятельствах я бы решила, что все это сумасшествие. Однако происходящее в этот момент между Гэри и Деборой было более далеким от помешательства, нежели все, что я видела в этот день. Глядя на них, я могла лишь думать: «Боже мой… это я довела ее до этого».
