ЖИЗНЬ ВОЛШЕБНИКА
Роман
И Ангел, и Тень с надеждой смотрят вслед
каждому, шагнувшему в этот мир…
Автор
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Предисловие
Никто с абсолютной уверенностью не знает, есть ли Бог. А если есть, то кто именно: Яхве,
Христос, Будда, Магомет, Сварог? Если есть сразу все, то как они делят верующих между собой? А
может быть, Бог как Великий Наблюдатель – один, да каждому отзывается по-своему? Во всяком
случае, если сложить всю энергию вер, то Бог должен существовать уже от одной этой энергии. Но
слей в одно всю ярость и скепсис неверия, то станет ясно, что Бог просто невозможен. Так или
иначе, но очевидной истины тут нет. Даже тут, в самом главном… Страшно подумать, из каких
ложных, но грандиозных сказок состоят жизнь и история Человечества! Правды в ней нет!
Но если наш мир без Бога, то кто же или что управляет им? Одни утверждают, что объективные
законы, неподвластные людям, другие свидетельствуют, что мир изменяется под влиянием
древнего масонского заговора, что, мол, если сконцентрировать все финансы в одних руках, то
такие руки могут управлять и самой этой объективностью, то есть мир просто подвластен
избранным.
А как во всей этой неопределённости жить: по законам разума или по законам эмоций? Искать
ли истину, если её до сих пор ещё не нашли? Получать наслаждение от всех жизненных
проявлений или, напротив, видеть его в отказе от всяческих радостей?
Неизвестность – вот главный материал, из которого мы строим свои судьбы. Жизнь каждого из
нас создаётся как раз из того, что выплывает из неизвестности в самом её процессе. Если бы всё
знать наперёд… Но – увы, увы – мы держим в руках лишь ниточки своей жизни, которые ведут нас
через массу самых различных событий: где-то идут войны с фонтанами взрывов и свистом пуль, в
космосе висят космические станции, запущенные людьми, и летающие тарелки, созданные то ли
инопланетянами, то ли нашим воображением. На Земле одновременно рождаются тысячи человек,
и тысячи умирают. В одно и то же время несутся куда-то сотни самолётов, а по сетке железных
дорог в разных направлениях грохочут тысячи поездов. Миллионы судеб катятся сейчас в одном
направлении, и миллионы – в другом. Вообрази, что ты едешь не в этом поезде, а в поезде,
прогремевшем навстречу, и должен будешь признать, что тогда многое в твоей жизни должно быть
иным. Возможно, навстречу тебе пронёсся совсем другой вариант твоей судьбы.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Эпоха в три дня
…Когда смотришь днём в окно, то видишь, как стремительно летит твой скорый поезд, а когда
ночью лежишь на полке, то кажется, что он месит и месит эту нескончаемую дорогу на одном
месте. И только в те моменты, когда навстречу с гудком, мощно раздирающим монотонный
перестук, проносится встречный поезд, представляется, что твой вагон на какое-то мгновение
рывком устремляется вперёд. Открываешь потом глаза, намаявшись долгим сном на вагонной
полке, и будто приходишь из какого-то ощутимого небытия. Да сколько же лежать?! Пора встать и
потянуться, распрямляя поток обновлённой жизни в звонких костях.
Пора уже пересаживаться на другой поезд, уже на сибирскую ветку-линию.
Двое уволенных в запас солдат-пограничников, лишь сутки назад покинувших свою заставу-
оазис, затерянную в бесконечных песках, сонно сходят на небольшой узловой станции. Уже здесь
они отличаются от других дембелей такой чернотой лиц, которую и загаром не назовёшь.
Справившись в кассе о билетах, они занимают удобную позицию на скамейке перед вокзалом и,
2
пряча друг от друга один и тот же интерес, наблюдают за женщинами и девчонками. В отличие от
их маленькой планеты-заставы, женщин в этом мире, оказывается, столько же, сколько и мужчин и
даже, пожалуй, чуть больше. И это очевидное открытие не может не вдохновлять.
Благостно состояние «гражданки» и внезапной, непривычной свободы. Их скамейка стоит в
тени прибитого к штакетнику большого красного плаката – кажется, с какими-то призывами к
Первому мая. К деревянным столбикам приколочены легко трепещущиеся маленькие красные, но
уже чуть выцветшие флажки. Всё это праздничное оформление почему-то здесь ещё не убрано,
хотя уже и с Девятого мая прошло не менее недели. Откуда-то из здания станции «Песняры» поют
свою «Вологду-гду». Ботинки, на которые не хватает тени плаката, по-военному пахнут кожей,
гуталином и, как будто, всё ещё пограничной заставой. Если смотреть только на ботинки, то
кажется, что и застава тоже здесь. А вот и нет – ботинки вместе с ногами, вдетыми в них, небрежно
брошены уже на другом асфальте – на асфальте станции и дороги домой.
Потом, даже чуть перегрузившись столь горячими наблюдениями, солдаты размооренно
дремлют чутким, не до конца отключающим от этой праздничной жизни сном и встряхиваются, как
по команде, когда с другого конца их скамейки слышат щебет двух девчонок – не то школьниц, не
то пэтэушниц. Дембеля пытаются поболтать с ними отчего-то внезапно одеревеневшими, будто не
своими языками, и даже облегчённо вздыхают, когда минут через десять острые на язык
пэтэушницы, подхватив сумки, убегают на местную электричку. На первый раз хватит и этого.
Теперь они сидят, удивляясь тупости своих мозгов, как будто предназначенных пока лишь для
разговоров с теми, у кого на плечах погоны.
О женщинах в армии мечталось много. Женщина представлялась там главной, генеральной
линией жизни. Сколько разных фантазий перемалывалось во сне и наяву! Гражданская жизнь,
если честно, в основном-то и манила этой, казалось, бесконечной перспективой. Это ж
представить только – сколько разных женщин на свете! Они чёрненькие и беленькие, русые и
рыжие, полные и худенькие, маленькие и высокие, с разным цветом глаз, с разными ногами. Ну, в
общем, тут всего не перечислишь, уж не говоря о том, что все они ещё и разных национальностей.
У них разные голоса, походки, жесты… Но стоп, стоп, пожалуй, об этом лучше не думать сейчас!
Тем более, что мощное притяжение женщины видится Роману Мерцалову унизительным, как нечто
подавляющее, делающее безвольным. Да и совестно это, в конце концов. Ведь близость – это
наслаждение только для мужчины. Не зря же он тратит столько энергии, чтобы это удовольствие
получить. Обладая женщиной, мужчина просто унижает её. Обладание – это всегда насилие,
независимо от того, как оно достигнуто: силой, лаской или нежностью (в сущности, обманным
оружием того же насилия). Этого насилия нет разве что на фоне любви. Но любовь! Любовь – это
нечто из области космического…
Как же
