это была ее первая госпитализация. Состояние изменилось резко и неожиданно, со стороны могло показаться, будто ничего не предвещало такого поворота событий. Лишь родственники знали, что причиной психического расстройства стала новость о скоропостижной смерти матери больной. Эта ситуация стала не первопричиной, ни в коем случае, но триггером, провоцирующим фактором. Пациентка вдруг почувствовала, что у нее в голове ведется борьба добра и зла (антагонистический бред [27]). Критики не было [28], поведение соответствовало переживаниям. В отделении женщина по большей части была тихой, иногда полностью уходила в себя, ни на что не реагировала. Изредка возникали вспышки психомоторного возбуждения, во время которых пациентка начинала кричать, что она дьявол и пришла «навести порядок».
Вечером одна из санитарок пожалела женщину и выпустила ее из надзорной палаты в коридор. Все-таки в коридоре не так душно и гораздо тише. Санитарка повелась на безобидную внешность больной и нарушила правило. Я, в виду отсутствия опыта, пошла у них на поводу и промолчала.
Время близилось к ночи. На улице стемнело. Перед отбоем, как всегда, пересчитывая пациенток, я недосчиталась одной. Я обратила внимание на балконную дверь: она была как-то неестественно прикрыта. Подбежав, я увидела, что она и вовсе не заперта. Как это вышло, санитарки мне объяснить не смогли.
Для справки, наше отделение размещалось на втором этаже, высота до земли около 4–5 метров, непосредственно под балконом находились каменные ступени.
Естественно, о происшествии я оповестила и заведующую, и приемный покой, и мужа больной. Пациентка сбежала, спрыгнув со второго этажа. До этого момента я никогда не слышала, чтобы наша заведующая хоть раз повышала голос: она максимально уравновешенный, сдержанный и воспитанный человек. В тот вечер я услышала все. Это подсудное дело, и, если с пациенткой что-то случится, дежурившей смене грозит не только увольнение, но и уголовная ответственность.
Несколько часов я провела в неведении. Сделать было ничего нельзя. Полиция, охрана, родные – все искали нашу беглянку. Да что там говорить, ее муж поставил на уши полгорода! Оставалось смиренно ждать. Как сказала заведующая: «Молись, чтобы с ней все было в порядке». Время тянулось безбожно долго, ожидание было похоже на пытку. Я бродила по больничным коридорам взад-вперед, не в силах усидеть на месте. Так прошел час, второй, третий…
Наконец раздался звонок:
– Я нашел ее, – звонил муж пациентки. – Сейчас заедем в больницу, чтобы исключить травмы у жены, и приедем.
Верите или нет, но в этот момент у меня земля ушла из-под ног. Я осела на пол и заплакала.
Вернули нам пациентку уже к утру. Невредимую.
Несмотря на то что женщина вела себя спокойно, она пребывала в психозе. При внешнем благополучии, она ничего не осознавала и не помнила, а произошедшее для нее было похоже на сон. Раньше мне не приходилось с таким сталкиваться. Утром, когда я говорила с ней о происшествии, она мне не поверила:
– Что вы, я не могла прыгнуть со второго этажа! Там же ступеньки каменные, разбиться можно.
Не передать словами, что мне пришлось пережить в ту ночь. Этот урок запомнился мне на всю жизнь. Никогда не нарушай правила отделения и не позволяй нарушать другим. Как бы ни было жаль пациента, никогда ему не доверяй.
А дальше был COVID-19. По всему миру гремели новости о новом опасном вирусе, погибали люди, медиков перенаправляли в специальные инфекционные отделения для борьбы с эпидемией, которая очень скоро достигла масштабов пандемии. Начиналось заболевание как банальное ОРЗ, но опасность крылась в его непредсказуемости: у одних коронавирус протекал относительно легко или даже бессимптомно, а у других в течение нескольких дней развивалась декомпенсация [29] – им, к сожалению, помочь было нельзя.
Не осталось тех, кто бы не слышал о новой коронавирусной инфекции. Наша больница не была исключением. Правда, на тот момент мы еще не успели лично столкнуться с этим заболеванием.
Был выходной день. Я всегда любила работать в выходные: начальства нет, выписок нет, врачи не приходят – тишь да гладь, можно не торопясь выполнять привычную работу.
Тишину нарушил звонок старшей медсестры: она попросила сопроводить пациентку из нашего отделения на МСКТ [30] органов грудной полости. Пациентка страдала ВИЧ-инфекцией и почти неделю выдавала температурные «свечки» [31], кашляла, жаловалась на слабость – в общем, мы решили перестраховаться и исключить пневмонию.
Мы собрались к назначенному времени и спустились к служебной машине вместе с пациенткой. Женщина она была вспыльчивая, но я уже умела с такими договариваться. Не провоцировать, обращаться доброжелательно, но твердо, держать ситуацию под контролем во что бы то ни стало или, по крайней мере, делать вид. По дороге я старалась беседовать на отвлеченные темы, а на вопрос «куда вы меня везете?» спокойно отвечала, мол, обследоваться надо, вы же кашляете, и желательно знать почему. Пациентку такой ответ вполне устраивал, и она успокаивалась. Доехали мы без происшествий, и я сопроводила ее в медицинский центр на обследование. Встретили нас приветливо, мне показали, где можно расположиться, а женщину забрали, сказав, что дальше сопровождение не требуется и они справятся сами.
Примерно через час ко мне выбежала медсестра.
– У вас защита есть? – Она была явно взволнована.
– Нет, только маска.
– Так. Вот вам вторая, надевайте поверх первой, и две пары перчаток. Больше нам помочь нечем, у самих с защитой туго. Держите результаты, сейчас выведем больную.
Я взглянула на заключение: «Двусторонняя полисегментарная вирусная пневмония, КТ-картина высокой вероятности COVID-19 («матовое стекло» [32]), поражение КТ2 [33]».
Сев в машину, я позвонила заведующей:
– Извините за беспокойство, я по поводу пациентки, которую сопровождала на КТ. Здесь «матовое стекло», поражение КТ2. Я знаю, что любая вирусная пневмония дает такую картину, а учитывая, что у больной ВИЧ-инфекция, может, это и не ковид. Но в больницу возвращаться нельзя. Что делать?
– Поняла. Поезжайте в сторону больницы, я уточню, как нам дальше действовать.
Мне вывели пациентку и усадили в «служебку». Увидев, что меня нарядили в защиту, женщина запаниковала. Я старалась ее успокоить, говоря, что да, у нее пневмония, но это не смертельно, и хорошо, что мы теперь знаем, как ее лечить. Эти аргументы оказались не очень убедительными, но пациентка хотя бы перестала метаться по машине.
Сказать по правде, самообладания не доставало нам всем. Водитель непрерывно бубнил, что не подписывался возить «ковидных», пациентка была напугана страшным диагнозом (стены психиатрической больницы не в состоянии оградить наших пациентов от новостей), а я с тревогой размышляла о
