Воздействие внешнего объекта, как писал С. Л. Рубинштейн (1957), опосредуется обусловленной им деятельностью субъекта, а выражением так понятой закономерной обусловленности образа является его характеристика как субъективного. Именно в силу опосредования через внутренние условия, сформированные в зависимости от предшествующих внешних воздействий, и становится возможным введение в образ внешнего мира (проецирование) определенных элементов «Я», установок, тенденций личности. Иными словами, процесс актуализации ассоциаций, представлений не оторван от строения и особенностей личности, а связан с «внутренними условиями».
Проекция, обусловленная активностью восприятия, – не механический процесс наложения субъективного на внешний объект, не проекция в собственном значении слова, а фактор, принимающий непосредственное участие в формировании образов действительности. Использование неоднозначной стимуляции при отсутствии строго определенной мотивации деятельности (основной принцип проективного подхода) позволяет изучать влияние несенсорных, личностных факторов. При уменьшении влияния структуры стимула процесс восприятия разворачивается как сложная аналитико-синтетическая деятельность. Выделение существенных признаков, их сопоставление и создание в итоге этого гипотезы – вся эта сложная деятельность, направленная на разрешение задачи – снятие неопределенности, пронизана личностным смыслом.
Стремление к разрешению неопределенности – это общая и фундаментальная характеристика психического функционирования. Увеличение неопределенности (в известных пределах) побуждает субъекта к активизации деятельности, актуализации прошлого опыта. С преодолением неопределенности мы сталкиваемся практически в любых видах жизнедеятельности. Направленность на снятие неопределенности характеризует поведение субъекта как на биологическом, так и на психологическом и социальном уровнях. Снятие неопределенности может происходить как целенаправленный процесс, порой на первый план могут выдвигаться эмоциональные реакции. Конкретные и многообразные формы реагирования зависимы от личностных особенностей субъекта. Из всех возможных решений о выходе из той или иной ситуации мы выбираем то, которое есть в нашем опыте, закреплено через действие или переживание, и, таким образом, проецируем присущий нам и никому более способ подхода и разрешения ситуации.
Теперь о допускаемой многими авторами проективных методик гипотезе, согласно которой устойчивые личностные свойства находят свое отражение в продуктах воображения, фантазии и эти же свойства будут определять реальное поведение. Сразу укажем на то, что с помощью проективной техники мы проникаем в мир воображаемого поведения. Поэтому нет ничего удивительного в том, что дерзкие и безрассудные поступки, совершаемые в нем, вполне сочетаются с осторожностью и уравновешенностью в реальных жизненных ситуациях. Даже при достаточно однозначных ситуациях, используемых, например, в тесте для измерения мотива достижения Макклелланда, не может идти речи о полном соответствии результатов обследования и реального поведения. Снижая уровень неопределенности в предлагаемых испытуемому стимулах (как это и было реализовано в тестах Макклелланда и некоторых других), мы постепенно придем к максимально определенным (насколько это возможно вообще) по своему значению стимулам-ситуациям. Но и в этом случае мы не сможем сказать, что в рассказах испытуемого наблюдаем аналог реального поведения. Однако вполне можем утверждать, что имеем дело не с проективными стимулами, а некоторым их подобием.
Как известно, рассогласованность между установками и поведением начала волновать социальных психологов еще в 1950-е гг.
Необходим учет ситуационных факторов, которые в ходе диагностического обследования заданы, во-первых, спецификой его процедуры, а во-вторых, особенностями используемого стимульного материала. Так, в случае тематической проекции обследуемый имеет дело с хотя и неопределенными, но содержательно узнаваемыми стимулами-ситуациями (здесь мы сознательно абстрагируемся от последствий действия мотива экспертизы, возникающего в любой психодиагностической ситуации), в которых и проявляются присущие ему личностные особенности. Однако из этого вовсе не следует вывод о том, что поведение обследуемого в реальных ситуациях окажется точно таким же, как в тех, которые конструируются им на основе представленных исследователем стимулов.
В ответах на задания проективных методик обнаруживаются личностные свойства, проявление которых обусловлено особенностями стимулов-ситуаций. Отсюда следует мысль, которая уже была высказана на страницах этой книги (см. гл. 2): диагностика личностных особенностей будет предсказывать реальное поведение только тогда, когда она основывается на учете жизненных ситуаций, актуализирующих проявление не только тех или иных свойств личности, но и конкретную форму проявления каждого из них.
Сказанное позволяет нам сделать вывод о том, что
проективные методики следует рассматривать как приемы опосредованного изучения личности, основывающиеся на построении специфической, пластичной (слабоструктурной) стимульной ситуации, стремление к разрешению которой способствует актуализации в восприятии соответствующих ситуации тенденций, установок, отношений и других личностных особенностей.
Завершая обзор основных работ, задачей которых является теоретическое обоснование проективного подхода, отметим, что сегодня особую актуальность приобретает изучение многообразных форм репрезентации личностного в условиях снятия неопределенности, придания смысла слабоструктурированным стимулам. Уникальный материал, получаемый исследователем при работе с проективными методиками, многослоен и позволяет, что невозможно при работе с традиционными психометрическими тестами, выбрать разные уровни анализа, от так называемого объективного, ограничивающегося, скажем, указанием на количество увиденных деталей изображения, до не всегда поддающихся объективации гипотез, связанных с неосознаваемыми и непризнаваемыми индивидом побуждениями. Кое-что о диагностике последних мы узнаем из следующего раздела, который не следует рассматривать в отрыве от того, что уже известно о теоретическом обосновании проективных методик.
6.4. Бессознательное и проективные методики
В этом разделе мы остановимся на наиболее, пожалуй, дискуссионной проблеме, проблеме, горячо обсуждаемой на протяжении всей истории проективной техники: отношение проективных методик к бессознательному психическому.
Можно ли проникнуть в бессознательное психическое, используя проективные методики? Занимаясь поиском ответа на этот вопрос, вспомним для начала классическое определение проекции, заглянув, например, в «Энциклопедию психоанализа»: «Проекция – это защитный механизм, используемый бессознательной сферой „Я“, посредством которого внутренние импульсы и чувства, неприемлемые в целом для личности, приписываются внешнему объекту и тогда проникают в сознание, как измененное восприятие внешнего мира».
Механически перенося разработанное в психоанализе понимание проекции на сущность процесса, реализующегося в проективных методиках, можно считать их одним из способов проникновения в бессознательное. Такой перенос психоаналитического истолкования проекции на проективные методики лежит у истоков прочно укоренившегося в умах многих психологов мнения о том, что одна из важнейших особенностей проективного подхода – его направленность на обнаружение бессознательных особенностей, черт личности. Это мнение определяло отношение к проективному подходу в советской психологии, всячески избегавшей изучения неосознаваемых форм психической активности по причине «идеологической несостоятельности» фрейдовского учения. Критика проективных методик чаще всего скользила по поверхности, наивно ассоциируя их с психоанализом. Дальнейшие, более широкие трактовки явления проекции и сопутствующие им исследования зачастую оставались незамеченными и фактически не влияли на сложившиеся представления.
Сказанное относится не только к работам советских психологов. За рубежом и сегодня, даже в трудах известных психологов, проективные методики рассматриваются как направленные на изучение бессознательного. Этому в немалой степени способствовало и то, что многие клиницисты на Западе, обучавшиеся работе с проективными методиками в1940-е и 1950-е гг., были воспитаны в традиции поклонения психоанализу и широко использовали его для интерпретации результатов своих исследований. В действительности же, как пишет Дж. Экснер (Ехner, 1986), лишь единичные проективные методики разрабатывались в опоре на психоанализ.
