Позже ребенок начинает использовать также когниции и объяснения, чтобы как-то понять этот мир и тем самым получить возможность его контролировать. Внутренний мир фантазий, воображаемые путешествия или даже полный отказ через «black-out», затмение или туман в голове также служат в качестве стратегий преодоления. Все эти симптомы клиент может описывать как проблемы, если они не подвластны его воле.
Они могут с большой силой проявиться на сессии во время беседы или расстановки, если мы приближаемся к критическим внутренним областям клиента, и он реагирует в рамках старой модели. Эти симптомы являются важными указаниями на структуризацию клиента и тот период, когда ему нужно было внутренне определять себя по отношению к миру. На физическом уровне Лоуэн (1981) описывает эти модели как мышечную броню, а Фрейд (1910) какраннедетские фиксации.
Для моделирования хода терапии встает вопрос: что произойдет, что почувствует и испытает клиент, если не уйдет в давно знакомые стратегии преодоления?
Модели, перенятые из системы: чувства, действия, мысли
Если исходить из того, что мы, как резонатор колебания, воспринимаем опыт и знание, которые существуют и хранятся вокруг нас, то наши восприятия приобретают иное значение. Берт Хеллингер как одну из базовых динамик описывает перенятие опыта, состояний и задач из предыдущих поколений. Ребенок перенимает симптоматику или проявляет симптомы, которые имеют некий смысл в рамках существующей в семейной системе динамики. Перенятие не ограничивается одними чувствами, оно охватывает также модели поведения, импульсы и мысли.
Как определить, что клиент перенял что-то из системы?
Так же как вторичные чувства, перенятые чувства тоже не соответствуют ситуации. Они возникают без внешнего пускового стимула и так же, как вторичные чувства, ослабляют человека, поскольку они не принадлежат ему самому. Эти чувства можно понять в рамках детской лояльности. Берт Хеллингер описал эту динамику фразой «Я делаю это для тебя». В этом смысле перенятые чувства берут начало в контексте переживаний другого человека. Они идут из семейной системы и испытываются детьми или внуками, если их не испытывали или не могли испытывать родители или бабушки и дедушки. Так, клиентка может страдать спонтанно возникающей депрессией. Как потом показывает анамнез, у ее матери рано умер брат и ребенок делит с матерью ее скорбь.
Перенятые чувства и действия воспринимаются и описываются как чуждые «я». Прежде всего это означает, что на глубинном, зачастую неосознаваемом уровне у клиента есть некое представление о его «правильном» «я», которому противоречат его конкретные действия, мысли или чувства. Если клиент чувствует себя словно «не в своей тарелке», получается, что он занимает две позиции: одну, которая относится к его собственному описанию «я», и другую, где он находится рядом со своим опытом «я». Возникает вопрос, кому соответствует эта другая позиция: кто этот другой?
Или, если клиент жалуется, что делает такие вещи, которых на самом деле делать не хочет, то это выглядит так, будто здесь действуют две силы, причем с одной из них клиент себя идентифицирует, а другую отрицает. На вопрос, кто же через него действует и где такое поведение имеет смысл, в семейной системе обычно находится человек и ситуация, где это уместно. Так клиент может найти «адрес» и «хозяина» перенятых чувств и при помощи специального ритуала их вернуть.
Напрашивается предположение, что нарушения, которые в клинической психологии называются эндогенными, соответствуют вторичным или перенятым чувствам и движениям и потому возникают без внешнего повода, а главное, не поддаются никакому лечению, если оно не учитывает исходную ситуацию. Перенятые чувства вызывают замешательство, поскольку в контексте собственной жизни они не имеют для клиента никакого смысла. Как только мы находим объяснение, клиент может по-другому их понять и интегрировать. Возможно, он и впредь будет испытывать это чувство, но, если он знает, что эта депрессия относится к его матери или что эта агрессия на самом деле является непрочувствованным чувством отца, он сможет рассматривать себя как инструмент, при помощи которого симптом проявляется, и уже не будет себя с ним идентифицировать и от этого страдать.
Часто бывает так, что адекватные ситуации чувства не могли быть прочувствованы в момент вызвавших их событий, поскольку этому не было места или не позволяло окружение. Или речь идет о серьезных травмирующих событиях, с которыми невозможно справиться без соответствующей поддержки, например ритуализованного лечения, духовной помощи или психотерапии, и они, как несвободные ядра, связывают энергию. В этом случае для клиента тоже большое облегчение услышать, что, в отличие от времени и места, само по себе испытываемое им чувство правильно.
Пример
Г-жа Штерн — красивая, яркая женщина 25 лет, практикующая буддистка, жила в гражданском браке с мужчиной и воспитывала его детей-подростков. Он был очень агрессивен, бил ее и плохо с ней обращался. Она пришла на терапию в связи со страхом за свою жизнь и будущее и в связи с отчаянием по поводу безнадежной ситуации в личной жизни. Она сказала, что не знает, существует ли для нее завтра и будет ли она вообще когда-нибудь в состоянии иметь счастливые отношения и собственных детей. В профессии она была успешна, однако постоянно боялась потерять работу, хотя была там на хорошем счету. Она сомневалась, удастся ли ей целой и невредимой пережить завтрашний день.
Мне было удивительно слышать такие вещи из уст молодой, красивой, одаренной женщины. Поскольку ее собственная жизнь не давала оснований для подобных опасений, что она сама тоже осознавала, я расценила ее слова как старую модель. Когда мы исследовали историю ее семьи, она рассказала про своего деда, который в некой союзной стране подготовил политическую ситуацию для прихода к власти национал-социалистов. Клиентка сообщила мало деталей, но рассказала, что в результате его деятельности в этой стране были созданы концентрационные лагеря, в которых погибло бессчетное множество людей. После войны он был осужден и публично казнен. Ее чувства соответствовали тому, что испытывали находившиеся в концлагере люди: ужас и неуверенность, переживут ли они следующий день, страх за длительность своих отношений и за собственное будущее. Создавалось ощущение, что, подвергая себя несправедливости и побоям со стороны своего партнера, она приносила покаяние за жертвы деда. Ее религиозная практика тоже оказалась попыткой как-то компенсировать несправедливость и злодеяния.
Когда я вела ее в воображении по расстановке, ее мать стояла рядом со своим отцом, дедом клиентки, и была абсолютно к нему лояльна. В своем внутреннем образе я увидела длинную череду стоящих рядом с ним людей. Я описала клиентке эту картину: «Что произойдет, если вы поставите рядом с дедом всех тех, кого не хватает, кто пострадал от его действий?» Сначала г-жа Штерн замерла, было видно, что она в шоке, она плакала, не могла дышать. Затем она сказала: «Это так». Мы еще какое-то время говорили с ней про образы и процессы. Наконец, она совершенно успокоилась и почувствовала прилив сил. Она приходила ко мне еще два раза, потом она переехала в другой город. Долгое время я ничего о ней не слышала. Где-то через полтора года я узнала, что она вышла замуж за другого человека и устроилась на хорошую работу.
Противоположные движения
Как подчеркивают Иван Бузормени-Надь (Boszormenyi-Nagy u. Spark 1981) и БертХеллингер, ребенок в глубокой лояльности связан со своей родительской системой. Появление и реализация собственных желаний приводит к внутренним конфликтам, как только это начинает противоречить существующим в его семейной системе правилам или выходить за их рамки. Особенно в том случае, если ребенка не поддерживают в развитии его самостоятельности, но при этом он берет на себя в системе задачу восстановить отсутствующее равновесие, то свои собственные желания он воспринимает как прегрешение по отношению к своей семье (см., например, Hellinger 1994).
Клиенты часто жалуются на противоречие двух этих сил, а именно желания принадлежности и лояльности к системе и стремления к личному развитию и собственной правде. Оказавшись в плену этого конфликта, клиент чувствует себя неспособным идти своим собственным путем, он чувствует, что не может сделать выбор, и нередко становится заложником необходимости контролировать последствия своего не-выбора.
В процессе расстановки, произнося найденные Хеллингером фразы, клиент может интегрировать оба стремления. Например, он может сказать матери или отцу: «Пожалуйста, смотри на меня приветливо, если я поступлю иначе, чем ты» или: «Если бы я знал, что это поможет, я сделал бы для тебя все». Или, как в случае клиентки, которая говорит своей матери, которая сама никогда не осуществляла своих желаний и теперь пытается удержать дочь при себе: «Если я сейчас от тебя отойду и наконец-то позволю себе эту дистанцию, я сделаю это для тебя, чтобы то, что ты начала, получило хорошее продолжение».
