в чем умаленный вид совсем ослаб или слабеет (воля, ответственность, знание себя, умение полагать себе цели).
Средства к этому — те, которым учит история: изоляция путем внушения интересов самосохранения, обратных тем, что являются нормой сегодня; внедрение новых ценностей; отстояние, дистанция как пафос; свободная совесть во всем, что сегодня является самым пренебрегаемым и подзапретным.
Выправление европейского человека — это грандиозный процесс, который не остановить: но его следует еще более ускорить.
Тем самым задана необходимость дистанции, иерархии рангов, разверзания пропасти, а вовсе не необходимость этот процесс замедлять.
Коль скоро этот выправленный человек будет выведен, потребуется оправдание для его существования: оное заключается в служении новому, суверенному человеческому виду, который на этом новом типе человека будет основываться и лишь через него сумеет возвыситься до своей миссии.
Это не только раса господ, задача которой исчерпывалась бы тем, что она правит; но раса со своей собственной жизненной сферой, с преизбытком силы для красоты, отваги, культуры, манер, возведенных в духовность; утверждающая раса, которая может позволить себе любую, самую большую роскошь…, достаточно сильная, чтобы не нуждаться в императиве добродетели, достаточно богатая, чтобы не нуждаться в бережливости и мелочном педантизме, раса по ту сторону добра и зла; теплица для причудливых и изысканных растений.
399. Наши психологи, чей взгляд непроизвольно прикован к одним только симптомам декаданса, то и дело возбуждают в нас недоверие против духа. Мы видим только ослабляющие, изнеживающие, болезнетворные воздействия духа: но вот придут новые варвары — циники, испытатели, покорители — соединение духовного превосходства с добрым нравом и избытком сил
400. Я указываю на нечто новое: разумеется, для такого демократического существа наличествует опасность варварства, но ее усматривают только в глубях. Но есть и другой род варваров, они нисходят с высей: это род победительных, господствующих натур, что ищут материал, который они бы могли оформить. Прометей был таким варваром.
401. Основная мысль: не усматривать задачу высших видов в руководстве низшими (как это, к примеру, делает Конт), а видеть в низших базис, на котором высшие живут во имя своей собственной задачи, — на которой они только и могут зиждиться.
Условия, при которых сильный и благородный вид способен сохраниться (в смысле духовного взрастания), обратны тем, при которых существуют «индустриальные массы», все эти мелкие лавочники la Спенсер.
Все, что сильнейшим и плодотворнейшим натурам дозволено для осуществления их экзистенции, — праздность, авантюры, безверие, даже распутство, — все это, будь оно дозволено натурам заурядным, с неизбежностью погубило бы их — и действительно губит. Здесь как раз уместны трудолюбие, правило, умеренность, твердые «убеждения» — короче, стадные добродетели: с ними этот заурядный род человеков обретает совершенство.
402. К типам господства. «Пастырь» в противоположность «господину» (первый есть средство для сохранения стада, второй — цель, ради которой стадо существует.)
403. (Периодический перевес социальных ценностных эмоций понятен и полезен: здесь перед нами сооружение подосновы, на которой наконец-то сможет осуществиться более сильный род.) Масштаб силы: уметь жить при обратных ценностях и вечно желать их возвращения. Государство и общество как базис: всемирно-экономическая точка зрения, воспитание как взращивание.
404. Познание, которого «свободным умам» недостает: та самая дисциплина, которая сильные натуры только укрепляет и окрыляет на великие начинания, натуры посредственные же ломает и гнет: сомнение, — la larguer de coer [104], — эксперимент, — независимость.
405. Кузница. Какими должны быть люди, которые способны все оценивать иначе? — Люди, обладающие всеми свойствами современной души, но достаточно сильные, чтобы в полном здравии их преобразовать. Их средство для этой задачи.
406. Сильный человек, владеющий собой в своих инстинктах сильного здоровья, переваривает свои дела точно так же, как он переваривает свои трапезы; даже с тяжелой пищей он управится сам — но в главном его ведет непогрешимый и строгий инстинкт, который не позволит ему сделать что-то, что ему претит, равно как и не даст съесть что-то невкусное.
407. Если бы нам дано было предусмотреть условия, благоприятные для возникновения существ высочайшей пробы! Это неимоверно, тысячекратно сложно, и вероятность ошибки очень велика: вот почему подобное стремление нисколько не вдохновляет. — Скепсис. — Против него мы можем: усугубить мужество, проницательность, суровость, независимость, чувство безответственности, повысить точность весов и надеяться, что счастливые случайности придут нам на помощь.
408. Прежде чем думать о действовании, надо проделать бесконечную работу. В главной задаче, однако, нашей лучшей и наиболее предпочтительной деятельностью будет, очевидно, толковое, с умом, использование сложившегося положения. Ибо реальное создание таких условий, какие прежде создавал только случай, предполагает поистине железных людей, какие еще не жили на свете. Значит, сперва утвердить и осуществить личный идеал!
Кто познал человеческую природу, возникновение высших проявлений ее, тот содрогнется перед человеком и будет бежать всякого действования: результат унаследованной системы ценностей!!
Природа человека зла — в этом мое утешение, ибо оно есть порука силы.
409. Типичные самопроявления. Или: восемь основных вопросов
1. Хочет ли человек быть многообразней или проще.
2. Хочет ли человек быть счастливым — или быть равнодушным к счастью и несчастью.
3. Хочет ли человек быть довольным собой — или требовательнее к себе и беспощаднее.
4. Хочет ли человек быть мягче, уступчивей, человечнее — или «бесчеловечнее».
5. Хочет ли он быть умнее — или безогляднее.
6. Хочет ли он достигнуть цели — или от всяких целей уклониться (как это делает, к примеру, философ, чующий во всякой цели предел, угол, тюрьму, глупость…).
7. Хочет ли, чтобы его уважали — или боялись? Или презирали!
8. Хочет ли быть тираном — или соблазнителем — или пастырем — или стадным животным?
410. Людям, до которых мне хоть сколько-нибудь есть дело, я желаю пройти через страдания, покинутость, болезнь, насилие, унижения — я желаю, чтобы им не остались неизвестны глубокое презрение к себе, муки неверия в себя, горечь и пустота преодоленного; я им нисколько не сочувствую, потому что желаю им единственного, что на сегодня способно доказать, имеет человек цену или не имеет: в силах ли он выстоять…
411. Счастье и самодовольство «лазарони» или «блаженство» у «прекрасных душ» или чахоточная любовь гернгутеровских пиетистов ничего не доказывают относительно иерархии рангов среди людей. Будучи великим воспитателем, следовало бы всю эту расу «блаженных» со всею беспощадностью, кнутом загонять в несчастье. Опасность умаления, расслабленности тут как тут; — против спинозистского или эпикурейского счастья и против всякого расслабленного безделья в созерцательных состояниях. Если же добродетель есть средство к такому счастью, значит, надо обуздать и добродетель.
412. Я вообще не представляю, каким образом человек способен наверстать недостаток своевременной и хорошей школы. Такой человек себя не знает; он идет по жизни, не научившись ходить; младенческая дряблость мускулов все еще
