123
У нас есть все основания говорить о комплексе кастрации у женщин. Дети как женского, так и мужского пола создают теорию, что женщина также вначале имела пенис, который затем был утрачен в результате кастрации. Приобретенное в конце концов убеждение, что женщина не обладает пенисом, нередко оставляет после себя у индивида мужского пола стойкое пренебрежительное отношение к противоположному полу.
Некоторые люди могут припомнить, что, качаясь на качелях, непосредственно ощущали как сексуальное удовольствие столкновение движущегося воздуха с гениталиями.
Анализ случаев невротического расстройства ходьбы и страха пространства устраняет сомнение в сексуальной природе удовольствия, получаемого от движения. Как известно, современное культурное воспитание в большом объеме использует спорт для отвлечения молодежи от сексуальной деятельности; правильнее было бы сказать, что оно заменяет сексуальное удовольствие удовольствием от движения и оттесняет сексуальную деятельность к одному из ее аутоэротических компонентов.
Неизбежное следствие из предыдущих рассуждений заключается в том, что каждому индивиду необходимо приписать оральную, анальную, уретральную и т. д. эротику и что констатация соответствующих им душевных комплексов не означает суждения о ненормальности или неврозе. Различия, отделяющие нормальное от ненормального, могут состоять только в относительной силе отдельных компонентов сексуального влечения и в их использовании в процессе развития.
«Предварительное удовольствие», полученное благодаря техническим приемам остроты, используется для того, чтобы высвободить большее удовольствие вследствие устранения внутренних торможений.
Весьма поучительно, что немецкий язык учитывает упомянутую в тексте роль подготовительного сексуального возбуждения, которое одновременно дает некоторое удовлетворение и создает некоторое количество сексуального напряжения, употреблением слова «Lust» [удовольствие]. «Lust» имеет двоякий смысл и обозначает как ощущение сексуального напряжения (Ich habe Lust = я хотел бы, я ощущаю стремление), так и удовлетворение.
Весь абзац до этого места в настоящей форме датирован 1920 годом. В первом издании (1905), а также в двух следующих вместо него имелся следующий пассаж: «Истина заключается в том, что о сущности сексуального возбуждения – с тех пор как мы понимаем, что переоценивали половые железы в этом значении – мы не способны дать никаких сведений, причем прежде всего не потому, что не знаем, с каким органом или с какими органами связаны характеристики пола. После того как удивительные открытия познакомили нас с важной ролью половой железы для сексуальности, мы можем предположить, что знание существенных факторов половых свойств пока еще от нас скрыто. У кого есть потребность восполнить этот огромный пробел в нашем знании с помощью предварительного предположения, тот, опираясь на действенные вещества, которые были выявлены в щитовидной железе, придет к примерно следующему представлению: в результате соответствующего раздражения эрогенных зон, в точности как при других обстоятельствах, когда возникает сексуальное возбуждение, разлагается общераспространенное в организме вещество, продукты распада которого создают раздражитель, специфический для репродуктивных органов или для с ними связанного спинального центра, как мы знаем о таком превращении токсического раздражения в особое раздражение органа с помощью других введенных ядовитых веществ, которые для тела являются чуждыми. Обсуждать (даже только гипотетически) смешения чисто токсических и физиологических раздражений, которые получаются при этих сексуальных процессах – задача несвоевременная. Впрочем, я не настаиваю на этой особой гипотезе и готов тотчас от нее отказаться в пользу другой, если только сохранится ее главное свойство – акцент на сексуальном химизме». Примечательно, сколь незначительны оказались изменения, которые пришлось сделать Фрейду в своей гипотезе после открытия половых гормонов – открытия, которое он фактически предвосхитил, причем не в 1905, а по меньшей мере в 1896 году, как это следует из двух его писем Флиссу от 1 марта и 2 апреля 1896 года. – Прим. перев.
Необходимо отдавать себе отчет в том, что понятия «мужской» и «женский», содержание которых обычному человеку кажется столь недвусмысленным, в науке относятся к самым запутанным, и их следует разделять по меньшей мере по трем направлениям. Слова «мужской» и «женский» употребляют то в смысле активности и пассивности, то в биологическом, а затем и в социологическом смысле. Первое из трех этих значений является важным, и оно используется большей частью в психоанализе. Именно в этом значении выше в тексте либидо обозначается как мужское, ибо влечение всегда активно, даже тогда, когда оно поставило перед собой пассивную цель. Второе, биологическое значение мужского и женского допускает самое ясное определение. Мужское и женское характеризуется здесь наличием семенных клеток либо яйцеклеток и обусловленных ими функций. Активность и ее побочные проявления, более сильное развитие мускулатуры, агрессия, бо́льшая интенсивность либидо, как правило, сочетаются с биологической мужественностью, но не связаны с ней непременно, ибо имеются виды животных, у которых этими свойствами наделены, скорее, женские особи. Третье, социологическое, значение получает свое содержание благодаря наблюдению над действительно существующими мужскими и женскими индивидами. Эти наблюдения у людей показывают, что ни в психологическом, ни в биологическом смысле чистой мужественности или женственности не встречается. Напротив, каждый отдельный человек обнаруживает смешение своих биологических половых признаков с биологическими чертами противоположного пола и соединение активности и пассивности, поскольку эти характерные психические особенности, с одной стороны, зависят от биологических, но с другой от них независимы.
Психоанализ показывает, что имеются два пути нахождения объекта: во-первых, описанный в тексте, который совершается с опорой на образцы раннего детства, и, во-вторых, нарциссический, который ищет собственное Я и заново находит его в другом человеке. Этот последний путь имеет особенно большое значение для патологических исходов, но к обсуждаемой здесь проблеме не относится.
Те, кому это мнение покажется «кощунственным», пусть прочтут почти совпадающую по смыслу трактовку отношений между матерью и ребенком у Хэвлока Эллиса («Половое чувство»).
Объяснением происхождения детской тревоги я обязан одному трехлетнему мальчику; однажды я услышал, как он просил, находясь в темной комнате: «Тетя, поговори со мной; я боюсь, потому что очень темно». Тетя ему ответила: «Что тебе с того? Ведь ты меня не видишь». «Ну и что, – ответил ребенок, – когда кто-нибудь говорит, становится светло». То есть он боялся не из-за темноты, а потому что ему недоставало любимого человека, и мог обещать успокоиться, как только получит доказательство его присутствия. То, что невротическая тревога происходит из либидо, представляет собой продукт его превращения, относится, следовательно, к нему, как уксус к вину, является одним из самых значительных результатов психоаналитического исследования.
Ср. с этим сказанное о выборе объекта у ребенка: «нежное течение».
Ограничение инцеста принадлежит, вероятно, к историческим завоеваниям человечества и, подобно другим моральным табу, зафиксировано у многих индивидов органическим унаследованием. (Ср. мое сочинение «Тотем и табу», 1912–1913.) И все же психоаналитическое исследование показывает, с какой силой отдельный человек в период своего развития борется с искушениями инцеста и как часто он предается им в фантазиях и даже в реальности.
Фантазии пубертатного времени присоединяются к оставленному в детстве инфантильному сексуальному исследованию и, пожалуй, отчасти относятся к латентному периоду. Они могут оставаться полностью или по большей части бессознательными, и поэтому зачастую не поддаются точной датировке. Они имеют большое значение для возникновения разнообразных симптомов, прямо-таки представляя собой их предварительные ступени, то есть создавая формы, в которых находят свое удовлетворение вытесненные компоненты либидо. Таковы и источники ночных фантазий, которые осознаются в виде сновидений. Сновидение – это часто не что иное, как оживление таких фантазий под влиянием и в связи с дневным раздражителем, оставшимся из жизни в бодрствовании («дневные остатки»). Среди сексуальных фантазий пубертатного времени выделяются несколько, которые отличаются всеобщей распространенностью и значительной независимостью от переживаний отдельного человека. Таковы фантазии о подглядывании за половым сношением родителей, о соблазнении в раннем детстве любимыми людьми, об угрозе кастрации, фантазии о материнской утробе, содержание которых – пребывание и даже переживания в утробе матери, и так называемый «семейный роман», в котором подрастающий юноша реагирует на различие своего отношения к родителям сейчас и в детстве. Близкую связь этих фантазий с мифом для последнего примера показал О. Ранк в своем сочинении «Миф о рождении героя», 1909.
