Чувства прекрасного и истинного как признаки высокой скорости обработки информации позволяют объяснить тенденцию воспринимать знакомое как правильное, а также то, почему глубоко интегрировавшиеся схемы мышления чаще ощущаются верными в сравнении с альтернативными возможностями, почему мы привязываемся к брендам и почему новая информация и идеи в меньшей степени ощущаются как правильные, чем те старые идеи, к которым мы уже привыкли [80]. Психологическая связь между чувством знакомости, привычкой и эстетическим предпочтением – это более высокая скорость, с которой хорошо настроенная нейронная цепь обрабатывает предварительно многократно обдуманные идеи в сравнении с временными затратами, необходимыми для усвоения и обработки совершенно новой идеи. Похоже, отношение между скоростью обработки информации, опытом и чувством истинности может быть суммировано в клише «проверенный временем».
Второй результат исследования – время до исчезновения ощущения правильного – также весьма примечателен. Информация, предъявляемая в течение 150 миллисекунд, гораздо реже запускала чувство правильности, чем информация, предъявляемая в течение 50 миллисекунд. Говоря бытовым языком, сознательное восприятие занимает несколько сотен миллисекунд. Непроизвольные ментальные ощущения возникают гораздо быстрее. Вы ощущаете надвигающуюся опасность до того, как сознательно воспринимаете потерявший управление грузовик, готовый врезаться в вашу машину. Имя кажется знакомым еще до того, как вы полностью его восприняли. С учетом этого времени запаздывания первое, мгновенное интуитивное впечатление имеет встроенное преимущество над более медленным заключением, полученным в результате сознательного размышления.
Если именно быстрые решения с наибольшей вероятностью спасают жизнь в ситуациях реальной опасности, а немедленное действие полностью основывается на чувстве, что вы принимаете правильное решение, ассоциативная связь между скоростью и правильностью должна иметь настоящую эволюционную ценность. К несчастью, это эволюционное преимущество наиболее эффективно при решении простых проблем, например, если вы хотите увернуться от приближающегося копья, но гораздо меньше подходит для разбора сложных современных задач, таких как проблемы изменения климата или опасности ядерных вооружений. Неудивительно, что те, кто формирует общественное настроение, избегают сложности и нюансов и ограничивают презентации своих идей броскими фразами – этот подход согласуется с наблюдением Ребера, что чем короче презентация информации, тем вероятнее, что она покажется правильной. Создатели общественного мнения – имеют ли они макиавеллианские намерения или охвачены неожиданной нейрофизиологической мудростью – научены тому, что нюансы и подробности являются врагами чувства безусловного прозрения.
Рискуя затереть до дыр метафору «мозг как компьютер», можно сказать, что большинство из нас втайне подозревает, что интеллект прежде всего связан со скоростью обработки информации. Сообразительность означает, что вы быстрее схватываете материал, легче воспринимаете новые идеи, тотчас же их понимаете и т. д. Но если исследование Ребера верны, то интеллект – это обоюдоострый меч. Если нам недостает базовых когнитивных навыков, мы, как и представители нижнего квартиля в исследовании Даннинга – Крюгера, с большей вероятностью переоцениваем свои логические способности. И даже если мы очень умны и обладаем сверхбыстрым мозгом, чем быстрее мы достигаем потенциального ответа на проблему, тем вероятнее, что мы переоценим его качество. Напрашивающийся вывод ошеломляет: даже умнейшие из нас имеют тот же встроенный механизм, способствующий переоценке своих мыслительных способностей и ценности своих мыслей.
Допустим, вы признанный физик, посвятивший всю свою жизнь раскрытию тайн космоса. Вы сделали важнейшие открытия в своей научной области и теперь стремитесь, несмотря на одолевающие вас фундаментальные физические проблемы, привести свой труд к некоему окончательному виду. Может ли красота и элегантность выпестованной вами «теории всего» воздействовать на ваше суждение в отношении логичности и истинности изложенных в ней идей? Чтобы увидеть взаимоотношения между непроизвольными ментальными ощущениями и убеждением в непогрешимости собственной логики и рационального мышления, посмотрим на заявления одного из выдающихся мыслителей нашего времени, Стивена Хокинга. В недавно изданной книге «Великий замысел» [81] Хокинг делает весьма примечательное заявление: «Поскольку существует такой закон, как гравитация, Вселенная может и будет создавать себя из ничего. Спонтанное созидание – это аргумент в пользу того, что существует скорее Нечто, чем Ничто, в силу чего существует Вселенная, в силу чего существуем мы» [82].
Задумайтесь, почему вы должны принимать представление о появлении «чего-то из ничего» как разумное предположение, а не как проблему семантики или, что еще хуже, полную бессмыслицу, современный эквивалент алхимических теорий? На первый взгляд нет смысла говорить о спонтанном созидании, начинающемся из ничего, не отменив базовых законов физики [83]. Но на мгновение отложите в сторону представление о том, что «существует» Ничто (включая квантовое определение ничто), и просто подумайте, как такой вопрос может возникнуть в мозгу. Для начала попробуйте представить себе Большой Взрыв. По всей видимости, у вас в воображении появится плотный шар материи, выделяющийся на фоне другого цвета. Наша зрительная кора – средство наблюдения разума за миром – проецирует форму объекта, создавая края и границы на контрастном фоне. Без фона мы не можем получить образа фигуры.
У большинства из нас возникнет ощущение серого или темного фона, но невозможно создать образ абсолютной пустоты. Все психические образы имеют некоторую форму, поэтому мы не можем увидеть цвет в отсутствии какой-либо формы. Лучшее, чего нам удается достичь, – ощущение пустого пространства, которое само по себе является формой без содержания. Любая отправная точка для визуальной концептуализации момента рождения нашей Вселенной сталкивается с физическими ограничениями в виде потребности нашего мысленного взора в фоне, на котором может быть визуализирована фигура.
Чтобы увидеть, насколько всепроникающей может быть эта проблема визуализации Ничто, подумайте о простой задаче на вычитание. Если у вас есть 4 яблока и 4 яблока у вас забрали, то у вас нет яблок, но у вас по-прежнему есть пустое пространство, где когда-то были яблоки. Если наше мысленное зрение визуализирует объект, а потом мы этот объект убираем, у нас остается пространство, служившее визуальной подставкой (фоном), на котором мы видели объект. То же относится к вычислениям. Представьте себе равенство 4–4 = и пустое место для ответа. Поскольку это не имело смысла, мы создали понятие ноля. Ноль – это не ничто. Вакуум – это не ничто, это пустое пространство, лишенное всякой материи. На экспериментальном уровне мы всегда будем оставлять некое представление о Ничто в рамках пространства и времени.
Мне вопрос о том, как Нечто возникает из Ничто, кажется философским и интеллектуальным тупиком. Неудовлетворительный результат 2500 лет попыток найти на него ответ должен служить предостережением о том, что вопрос либо неразрешим, либо имеет некий внутренний логический изъян и является проблемой семантики [84] или фундаментальным парадоксом, возникающим из того способа создания зрительной корой картины мира, видимой «мысленным взором». (Возможно, существуют люди с экстраординарной силой воображения, которые способны мыслить исключительно на абстрактном уровне, но для подавляющего большинства из нас картина мира требует неких образов – отсюда и термин «картина мира».)
Конечно, я не могу проверить эту гипотезу каким-либо осмысленным способом – я ограничен чувственным характером собственных мысленных образов, и это не позволяет мне рассмотреть альтернативные точки зрения. В то же время мой мозг будет подталкивать меня к тому, чтобы я продолжал задавать вопросы, поскольку он смонтирован с ориентацией на поиск и разрешение неоднозначности зрительных образов [85]. Я подозреваю, что эта биологическая потребность объяснить неизбежный фон на мысленной картине является главным фактором, поддерживающим кажущуюся самой актуальной философскую/теологическую проблему, которая стоит перед современным человеком.
Посмотрим, что произойдет, если мы попробуем отступить от этой биологически генерируемой системы мысленных образов с ее разделением на фигуру и фон. Чтобы избежать вопроса, что лежит за пределами Вселенной, Хокинг предположил, что у Вселенной нет границ. Чтобы сделать это, он попросил бы нас принять иной взгляд на Вселенную. Его визуальная метафора: у Вселенной есть форма, по которой, подобно Земле, можно двигаться непрерывно, не наталкиваясь на стены, обрывы и ущелья. Если по ней можно передвигаться бесконечно, то она фактически не имеет границ. Хотя этот мысленный образ, судя по всему, удовлетворял Хокинга, я не могу понять, как отсутствие границ на «поверхности» Вселенной может что-либо говорить о том, что находится за ее пределами или что существовало до ее появления.
