МАРГАРЕТ
(24 года, 5,5 футов, 187 фунтов [98])
Во внешности Маргарет была выражена амбивалентность, непроизвольно излучаемая многими женщинами с ожирением. Ее тело, скрытое платьем-балахоном, было неуклюжим, не скоординированным; ее подвижные руки красивой формы становились наиболее выразительными тогда, когда она говорила. Ее коже позавидовала бы любая женщина; в ее глазах плескались смех и слезы. Из одной ноздри она выдыхала огненного дракона, а из другой — Пречистую Мать. Она рассказывала обо всем так быстро, как только могла, с оттенком драматизма и лести. В одно мгновение она могла превратиться из шекспировской служанки в потенциально красивую женщину. Хотя ей было 24, выглядела она на 17. Она рискованно балансировала на туго натянутом канате между многочисленными уживавшимися в ней противоположностями: радость/горе, духовность/сексуальность, Бог/дьявол, способность/неполноценность, эстетическая чувственность/грубая чувственность.
Она выросла в семье, в которой было 8 детей, и была средней из дочерей. В детстве она познала нужду, потому что ее отец, «честный рабочий», был запойным пьяницей. Ее мать, решив сделать все возможное для своих детей, вела домашнее хозяйство и своими коварными замечаниями настроила дочь против отца. Маргарет выросла в убеждении, что ее мать — настоящая леди, всегда безукоризненно выглядящая, держащая в чистоте дом, «изумительная христианская душа». Только позже она поняла, что «мать притворялась, что любит, но на самом деле она не любила. Она делала вид, что добрая, но в ее реакциях не было непосредственности». И у ее матери, и у ее бабки после рождения некоторых детей возникали нервные расстройства, и этот факт пугал Маргарет. Вся не прожитая жизнь ее матери была сфокусирована на ней, потому что она была таким хорошим ребенком, такой красивой, такой умной. Мать дала ей наилучшее из возможного образование в католической школе, управляемой строгими монахинями, и надеялась, что она найдет хорошую работу и удачно выйдет замуж.
Маргарет решила пройти анализ, потому что не могла сидеть на диете. В ее семье не было случаев ожирения, и ее братья и сестры не были толстыми. Сама она была худым, чувствительным ребенком. Менструации начались у нее в 17 лет, и в это же время она начала объедаться тайком. После того как она набрала 30 фунтов [99], она села на диету и у нее прекратились месячные. «Я не знаю, то ли я не могла есть, то ли не ела. Меня тошнило при мысли о сексе». После лечения в больнице месячные вернулись — вместе с весом. «Я постоянно думала о еде. Я ничего не могла поделать с собой, хотя я и чувствовала себя виноватой, когда вообще хоть что-то ела. После того, как я растолстела, я большую часть времени оставалась в постели, кроме тех моментов, когда выползала за едой». В конце концов она покинула дом, но столкнулась с огромными трудностями в поисках достаточно хорошей для себя работы. «Мне было так страшно, что я ела каждый раз, когда дела шли плохо. Они всегда шли плохо. Я не могла выносить мужчин. Как только я чувствовала, что нравлюсь им, я начинала испытывать к ним неприязнь».
Очевидно, что некоторые обстоятельства являются общими и для ожирения, и для анорексии; ранняя идентификация с матерью, нереалистичные надежды родителя, возлагаемые на девочку, ее инфантильное отношение к сексуальности, нарушение пищевого поведения, совпадающее с началом менструаций. Ее инфантильное воображение, неспособное видеть разницу между своими проекциями и внешней реальностью, питается самообманом.
После трех недель анализа Маргарет начала сбрасывать вес. Она рассказала о двух повторяющихся фантазиях: она бы убила себя, если бы еще потолстела; она боялась, что может стать шлюхой. «И поделом бы мне было, — говорила она. — Я знаю, почему я хочу быть худой». Комплекс святая/шлюха был связан и с сексуальным, и с пищевым комплексами. Она хотела быть как Дева Мария (как надеялась ее мать), но на пути в церковь ее часто подстерегали несколько плиток шоколада. Обычно она не могла устоять перед таким пиршеством. Ее внутренний диалог проходил примерно в такой форме:
Дева Маргарет: Я хочу быть наполнена красотой, светом, любовью. Любовь — ЧУШЬ! Я ненавижу мужчин. Если я буду толстой, они не притронутся ко мне. Я ненавижу священников тоже. Они мужчины в юбках. Не хочу Мессу.
Свинка Магги: Я уж точно не хочу. Эти молоденькие священники — все лицемеры. Я хочу шоколад. Я хочу быть любимой. Я их всех ненавижу. Мне нужен сахар, чтобы уснуть, убежать от всей этой невозможной неразберихи.
Ее крохотному Эго с трудом удавалось балансировать между «безмерной радостью от присутствия Бога» и убийственной депрессией, когда Бог проклинал ее. Ее вера стала помехой, а не ориентиром для ее увядающего Эго. Пытаясь компенсировать растущее чувство неполноценности, когда материал бессознательного затоплял ее, она принималась торговаться с Богом, чтобы тот помог ей. Если она не теряла в весе, то она отказывалась преклонять колено перед таким жестоким тираном. Ей никогда не приходило в голову, что ей следовало подчиняться законам природы. Когда бессознательное становилось враждебным, она приходила на сессии с белым и ничего не выражающим лицом. «Я не здесь, — говорила она, — это Оно». Единственным для нее реальным утешением была ее любовь к Деве, но даже она омрачалась мыслями о строгих монахинях, «у которых, наверное, были отрезаны волосы и грудь».
Когда она сбросила несколько фунтов, она так обрадовалась, что пошла покупать себе одежду. Она вообразила, что стала стройной, и попыталась влезть в 14 размер, когда на самом деле носила 18. Ее мысленный образ тела был совершенно оторван от реальности. Когда она не могла втиснуться в платье, она впадала в ярость и покупала еду для «пирушки». Под «пирушкой» подразумевалось, что она возвращается в одиночестве домой, запирает двери, не отвечает на телефонные звонки и ест с вечера пятницы до утра понедельника, жадно поглощая различные хлопья, коричневый сахар, сливки и дешевую выпечку, «потому что это было необходимо»:
Меня нет, когда я ем. Я ем, как животное, не разбирая, что именно. Сначала я получаю удовольствие от пищи. Затем начинает подступать Темнота. Я чувствую Темноту везде вокруг меня. Потом мне становится страшно, и настоящая Темнота оказывается прямо за моей спиной. Это Смерть. Я понимаю, что борюсь за свою жизнь. Мне все равно, выживу ли я. Что-то иное завладевает мной. Я не могу думать. Я не могу чувствовать. Я не могу молиться. Если бы только я могла стать свободной.
Она выныривала из этого ада в понедельник утром и продолжала ходить на работу до пятницы, компульсивно поедая пищу по ночам.
Работая с такой девушкой, как Маргарет, аналитик должен быть готов нести на себе проекцию ее самости, потому что сама девушка не связана с собственным внутренним ядром. Она старается найти свои собственные ценности, свои собственные чувства, будучи уверенной в любви аналитика. Она испытывает жажду любви, которой она никогда не знала, любви, которая может принять ее «во всей ее испорченности». Но она также испытывает жажду жизни, которой она никогда не знала, и эта жажда может проявиться в чрезмерном чувстве собственничества и ревности. Мария-Луиза фон Франц так говорит об этом качестве, детально рассматривая символизм волка:
В сновидениях современных женщин волк часто представляет анимус, или ту чуждую, поглощающую установку, которая может быть у женщин, охваченных анимусом… волк олицетворяет собой это чуждое, беспорядочное желание проглотить всех и вся… что заметно при многих неврозах, где основной проблемой является то, что человек остается инфантильным из-за несчастливого детства… На самом деле не они этого хотят, а оно этого хочет. Их «оно» никогда не удовлетворено, поэтому волк также создает у таких людей постоянную обиду и недовольство… Волка называют lykos — свет. Жадность, когда с ней справились или направили на верную цель, и есть то самое [100].
Эта запертая в клетку архаическая энергия открывается в одном из сновидений Маргарет о животных:
В клетке находятся четыре льва — лев, львица и два львенка. Я боялась, но рядом со мной была моя старшая сестра, и я чувствовала себя в безопасности. Я не хотела показывать свой страх. Один из львов подошел потрогать меня, и я крикнула ей, чтобы она не подпускала его. Она засмеялась и сказала, что они вполне безобидны.
Львы — это животные власти и страсти, но теневая сестра способна признать власть неопасной, потому что в жизни она способна любить без жажды власти. Потенциал находится в такой любви и в двух львятах, так как лев также является символом духовной силы.