Когда Яффа начала анализ, она, как и подавляющее большинство людей, не могла отличить личное от архетипического. Она была одержима комплексом. Поступки, совершаемые под воздействием комплекса, могли вызвать либо акты насилия, либо полную отстраненность, вместе с тем незаметно стирая ее идентичность. Психоз проявляется в идентификации с архетипом. Пока существует сопротивление, которое можно назвать болью или болезнью, человек способен сохранять способность отличать одно от другого. Именно боль защищает его от психоза.
Несколько месяцев мы с Яффой обсуждали возможность глубинного понимания сновидений, ибо теневые образы имели столь разные смыслы, что, казалось, проявилось все содержание бессознательного. При этом пациентка научилась видеть различия и стала лучше осознавать обстановку, в которой находилась в детском возрасте. Мы вместе работали над сновидением в направлении, указанном Самостью, совершенно не зависевшем от наших осознанных намерений. Мы писали вместе: вели диалог, я писала, Яффа исправляла, уточняла, я переписывала, у нес возникали следующие инсайты. Происходящий с ней процесс, который не рассматривается в этой главе, резко продвинулся далеко вперед. Мы сохраняли должную предосторожность, не рассказывая о ее таинстве. Никогда не следует прикасаться к тому, что в любом храме называется святая святых.
Яффа была ребенком, помещенным родителями в вершину треугольника, представлявшую собой поле бессознательного сражения между родителями. Двигаясь наподобие двух клешней, противоположные установки родителей встречались, сталкивались между собой и вступали в борьбу, загоняя в тупик наполненную яростью психику дочери. Они боролись, не осознавая, в чем состоит эта борьба, подводя Яффу к осознанию, что они оставляли ее в одиночестве, исходя из самых добрых намерений. Когда Яффа стала осознавать, во что она превратилась и кем становится, то,, что она увидела, ей совершенно не понравилось.
Когда мы видим себя в неприглядном свете, редко задаем вопрос, кто еще может видеть нас такими. Сказать, что в данном случае эго учится противостоять ид или находят свое проявление сосредоточенные в супер-эго коллективные ценности, - значит просто уйти от вопроса. Личность, сформированная движением родительских клешней, неаутен-тична. Девочка имела радикальное искажение своего истинного «я». Это был измученный, израненный в сражениях ребенок, который совершал свои первые шаги, цепляясь за аутентичную жизнь. Но Яффе было суждено выжить. Жизнь определялась для нее двумя обстоятельствами: 1) отходом отложных представлений о своем «я», которые бессознательно накладывались на нее в процессе родительской борьбы, и 2) идентификацией с истинным «я», перед которым стояла почти невозможная задача. Ее решение было длительным, болезненным процессом, который, тем не менее, вселял в нее бодрость.
Если ложное представление о своем «я» выдавало себя через боль и вызываемые ею страдания, ее истинное «я», по крайней мере сначала, фактически было совершенно недоступно, так как его сущность скрывалась за уловками и хитросплетениями ложного «я». Яффа не могла изначально знать, что ее истинное «я» ощущает ее ложное «я» как боль. Истинное «я» боролось за освобождение ложного «я». Именно эта борьба вызывала болезненные ощущения. Некоторые женщины ощущают ее как омертвение при влиянии компенсаторных фантазий, которые никогда не становятся реальными, подобно стеклянному зверинцу Лауры в одноименной пьесе Теннесси Уильямса.
Ключевым обстоятельством для успешного анализа стало утверждение боли в качестве голоса аутентичного «я». Страдания в процессе анализа не имеют с мазохизмом ничего общего. Удовольствие, получаемое от боли, - это признание существования внутреннего аутентичного голоса, похожего на вопль ребенка, случайно упавшего в колодец. Все жители деревни днем и ночью делают все возможное, чтобы спасти девочку. Они ощущают прилив бодрости и подъем настроения, как только слышат ее плач. Если они смогут ее достать до того, как плач прекратится, девочка будет спасена. Ее плач стал направлять их, давая им надежду. На ранних этапах анализа приходится работать только с этим плачем. Мы должны следовать по пути, который указывает боль. Когда избавление уже близко, плач становится гораздо громче. Теперь этот плач меньше вызван страхом, а больше - надеждой. Он означает: «Я здесь, я жива».
У Яффы не было необходимости плакать. Ей не нужно было испытывать боль. Она приспособилась. Ее приспособление не слишком отличалось от приспособления к родителям. Приняв его, она тем самым переложила на последующие поколения страдания, которые называла голосом своего аутентичного «я». Под влиянием родительской психодинамики Яффа стала предрасположенной к появлению системы ложного «я». Эта система создала прекрасную ловушку, и эта великолепная ловушка, состоявшая в частичном онемении и неполном осознании, смогла стать удобным, благодушным и в какой-то степени обновленным буржуазным домом. У мусульман существует изречение: «Ребенок - тайна с момента рождения». Аутентичное «я» девочки отвергало этот соблазнительный дом, ощущая в нем ужасную боль, которая становилась нестерпимой. Яффе следовало из него уйти, так как она знала точно: остаться - значит умереть. Бессознательная борьба с родителями привела ее в плен, и, поскольку тех это вполне устраивало, она должна была оставаться в плену в качестве трофея после их развода.
Присущая беде неизбежность - тайна, доступная далеко не каждому. Когда беда стучится к нам в дверь, лишь очень немногие из нас могут отреагировать на нее творчески: сделать выбор в пользу беды, чтобы тем самым разрушить ее неизбежность'.
История, изложенная ниже, - это история Яффы об отвержении беды через отказ от ее неизбежности. Присутствующее в этом процессе божество Юнг назвал Самостью, считая ее по своей сути сходной с образом Бога - живущим в душе божественным провидением. Бог непознаваем по своей сути, и мы можем познать лишь плоды его творческого влияния на нас, как внешнего, так и внутреннего. Вместе с тем эти внутренние плоды находятся под его влиянием в силу самой их природы, обусловленной процессом творения. Таким образом, существует синхронная связь между внутренним и внешним. Поскольку эта связь акаузальна (не является причинно-следственной), она непознаваема, хотя квантовая физика и принцип неопределенности могут подвести нас несколько ближе к пониманию происходящего.
Однако Яффа не желает слушать никаких объяснений. Единственное, на что она уповала, - это на веру, которая, в моем понимании, является даром, и этим даром наделен далеко не каждый. Не имеющие се не рискнут попытаться совершить то, что совершила она. Мне встречались люди, не способные принять жизнь как дар. Яффа считала свою жизнь драгоценной и шла по ней, обладая огромной энергией воображения. И хотя эта энергия, особенно в сновидениях, постоянно вызывала у нее ощущения невероятного ужаса, ей удавалось найти в этом ужасе немалую долю бодрости, узнавая свой аутентичный голос и дух. Она знала, что обретала свое избавление в аутентичном «я».
«Маленькая папочкина принцесса» была любимицей своего отца. Облагодетельствованная его любовью, она, вероятно, в то же время была околдована ею. Ей было уготовано место на троне в силу того положения, которое она занимала в родословной своего отца, недосягаемом для многих других принцесс. Ее трон был изваян изо льда, не имеющего ничего общего с заботливым теплом Матери-Земли.
В реальной жизни поведение «папиной дочки» определялось ее желанием попробовать обойтись без папы; при этом отношение к матери было совершенно иное. Отец всегда был лелеющими ее папой и мамой, вместе взятыми. Почему этого никогда не случалось с се братом? Решив пойти на анализ, она почти всегда настойчиво искала аналитика-мужчину, так как уважала мужчин больше женщин, и в присутствии мужчины становилась более активной энергетически. Она могла случайно увидеть во сне мать, скрывающуюся в потайной комнате, но ее собственная земная энергия была настолько далеко от сознания, что редко находила в снах свое проявление.
Более того, ее попытки освобождения из отцовского замка были столь настойчивы и столь искусны, что вся ее энергия концентрировалась на ожидаемом принце-освободителе. Слишком часто аналитик становился этим принцем, чей замок навевал на нее не менее дурное предчувствие, чем королевский. Иногда, не принимая специальных мер предосторожности, аналитик мог использовать свои зачарованные владения по причинам, по его мнению, лично к нему не относящимся. Случайные сны могли ей сказать, в чем ее основная беда, а значит, ей необходимо спуститься вниз и вычистить болотную грязь.
Оставаясь последовательной, ей следовало выбрать женщину-аналитика, на которой бы копстеллировался материнский комплекс. Затем ей следовало обратиться к более глубокой проблеме: отсутствию основы ее женской идентичности, кроме потоков извержения лавы. Отсутствовала любящая мать, вынашивающая девять месяцев ребенка в теплой темной утробе. Эта мать могла ее переубедить или обрадоваться ее появлению в жизни. Вместо этого ее чрево было наполнено страхом и ужасом, порожденным извержением Везувия; ее рождение было борьбой, ее земное существование - сомнительным даром.